Люди ПЕРЕХОДного периода - Григорий Ряжский

А может, всё будет и не так, а совсем в другом порядке, или даже её не будет совсем, нашей музыки, но мне хочется, чтобы было именно так, а не иначе, и я знаю, что Герка тоже этого захочет, потому что знает, что мне это будет приятно, а настаивать на своём я так и не научилась, даже став любимой женой любимого человека.

Не стану далее утомлять вас описанием того, как мы с Геркой вламывали вплоть до самой весны, с каждым часом приближаясь к тому заветному дню, когда откроемся и первый посетитель уже сможет пройти внутрь, бросив удивлённый взгляд на странное слово над головой — «Шиншилла», такое же загадочное, как и сам этот милый, никем не виданный в нашей местности пушистый зверёк.

А открытие подпало под 8 марта, хотя оба мы, что сама я, что Гера мой, день этот как женский совсем не признаём, считаем его надуманным и издевательским. Однако решили, что так оно будет правильней, больше шансов собрать толпу, тем более что практически всё им выпадет на халяву, кроме крепких напитков. Герка подогнал многочисленных журналистов, использовав старые связи по рекламному агентству, я обзвонила интерьерные журналы, наобещав достойный материал для репортажа. Да и на самом деле, без всяких прикрас, то, как всё у нас получилось, радовало невероятно. Из того, что задумала, получилось почти всё, разве что не удалось пока ещё полностью укомплектовать состав персонала. Прежде всего это касалось поваров, найти или переманить которых оказалось делом весьма затруднительным. Денег, каких им хотелось, обещать мы пока не могли, сами ещё не имели представления, насколько рентабельно пойдёт наше дело, да и, честно говоря, последние средства ушли на закупку продуктов для начала работы и на этот презентационный разгул. Оттого в начальный период становления «Шиншиллы» моему мужу приходилось работать даже не за двоих. Однако он успевал везде: сам был шефом, сам — поваром, если надо, чистил овощи, выносил мусор, параллельно сочиняя меню на завтра. Я, как могла, всякий раз пыталась оградить его от ненужных дел, но, призна́юсь, порой он смотрел на меня так, что просто заставлял сжиматься в комок от жалости и любви к нему одновременно. А ещё нам пришлось продать его любимый малоезженный «Ниссан», чтобы не показать нашего окончательного семейного обнищания, и все дни до открытия Герка передвигался по городу на метро, но не брезгуя при этом прокатиться и на раздолбанной гастарбайтерской тачиле.

А прошло всё просто замечательно. Верней сказать, прошло бы, если бы не случилась одна большая неприятность. А она случилась, и именно с неё всё дальнейшее и началось. Всё это ужасное и не объяснимое ни для кого. И в тот же самый роковой день мой ласковый Парашют перебрался с моей половины на Геркину, после чего уже начал откровенно сторониться меня при всяком удобном и неудобном случае.

События те развернулись столь стремительно, что поначалу моя слабая голова просто не успевала переваривать факты, последовавшие сразу вслед за этим. А они были таковы. Герка весь этот чумовой вечер 8 марта провёл наверху, ни разу не спустившись на кухню: ему нужно было обойти гостей, с каждым выпить, сказать слова, выдать бонус на будущее и заручиться, по меньшей мере, обнадёживающим ответным кивком. Я же моталась туда-сюда, из полуподвала в зал, хотя и прекрасно понимала — несмотря на то что все дальнейшие заботы, не связанные с кухней, завтра же лягут исключительно на меня, сегодня присутствие Германа гораздо нужней наверху, чем внизу.

Только около полуночи, уже совершенно измотанная, я наконец заметила в зале её, ту самую жгучую тётку, которая сидела по левую сторону от меня в гостях у Рыбы. Очередные многокаратники в ушах её снова присутствовали, но были уже не прозрачными, а обладали насыщенным васильковым оттенком, скорее всего, свойственным дорогущим сапфирам. Они имели почти шарообразную форму и, словно недостижимая звезда, отловленная домашним телескопом, испускали мягкий бархатистый блеск. Она заметила мой взгляд, и в этот момент я вспомнила её имя — Венера. Кажется, Милосова, работает у того самого Гамлета, заведуя его «Низом». Конкурентка, в общем.

Она приблизилась и чокнулась своим фужером о мой, изобразив широченную улыбку всем лицом.

— Красиво, — вежливо улыбнулась я в ответ гостье, указав глазами на её уши. — Великолепно на вас смотрятся.

— Кашмирские сапфиры, — явно удовлетворённая моей оценкой, согласилась она, — из Гималаев вывезены, там давно уже высокогорные шахты закрыты, так что теперь это редкость, спасибо, что отметили. А вообще, этот камень дарует тайную власть человека над другими людьми. Ещё он укрепляет в человеке дух, но это относится к сильным людям, к тому же только к тем, кто помогает другим, — и ухмыльнулась как-то нехорошо, — а тем, кто работает только на себя, сапфир ничего не дает. — И уставилась мне глаза в глаза: — Елена, кажется?

— Елена, — кивнула я, — Веневцева. Недавно была Грановской, если помните, — и указала фужером в ту сторону зала, где Герман разговаривал с людьми. Венера, проследив за моим движением, сделала удивлённое лицо:

— Оп-па, сюрприз! То есть хотите сказать, вы и Герман теперь супруги?

— Именно так, — подтвердила я, обведя рукой пространство, — и это первый наш с ним совместный ребёнок.

— Приятно слышать, — покачала головой Венера, то ли разделяя мою невольную гордость за сделанное нами, то ли просто из дежурной вежливости. — А можно мне всё тут осмотреть, так сказать, в целях насладиться вашим дизайнерским искусством? — и кивнула в сторону уходящей в полуподвал лестницы. — Туда, например, в виде исключения? — И двинулась, не дождавшись моего согласия. Мне оставалось лишь сопроводить её, что и пришлось сделать вынужденным порядком.

Внизу оказались лишь двое из персонала, остальные едва успевали крутиться наверху. Венера хмыкнула и коротко бросила им, не поднимая голоса, но так, что они тут же, отложив дела, вопросительно уставились на меня:

— Вышли отсюда, быстренько, оба!

— В каком смысле? — искренне не поняла я и посмотрела на эту странную Милосову. — Зачем вышли, куда вышли?

— Послушай, милочка, — отозвалась она, после чего протянула руку, взялась толстыми пальцами за мой подбородок, слегка его прищемила и потянула на себя. — Пусть твои люди выйдут на пять минут, мне больше не понадобится, успею сказать, чего тебе надо услышать.

Мало чего соображая, я невольно сделала шаг по направлению к ней. Отчего-то в горле у меня в этот момент всё сразу сжалось и ссохлось, и слова, какие, наверное, требовалось произнести в ответ на это откровенное бесчинство, так и не пробрались наружу. Я смогла лишь выдавить из себя:

— Выйдите, пожалуйста, я вас потом позову.

Она вела себя явно как хозяйка положения, я же, находясь у себя дома, снова оставалась робкой и виноватой дурой, какой я была всегда, даже общаясь с собственной матерью.

Оба выскочили за дверь, и мы остались с ней один на один.

— Думаешь, соскочила, сучка? — с ухмылкой, не предвещавшей ничего хорошего, спросила она и, надавив на мой всё ещё прихваченный двумя пальцами подбородок, начала оттеснять меня к стене, туда, где находился кухонный вытяжной шкаф. Я попыталась приоткрыть рот, чтобы выдавить пару любых начальных звуков, но пальцы её даже этого не позволили мне сделать, ещё крепче расплющив мой подбородок. Я даже вскрикнула от резкой боли. — Думаешь, раз ты сумела нашего человека перехватить, в постель свою засунуть, заставить его квартиру продать и всё такое, чтобы развести на эту вашу богадельню, то на этом всё кончилось? Так, что ли, считаешь? Типа облапошила повара, а заодно и нас с Гамлетом? Я уж не говорю о Рыбе, подруге нашей общей. Ей, между прочим, такое тоже навряд ли понравится. Мы не привыкли к такому кидняку, моя хорошая, когда говорят одно, обещают хер знает чего на райских крыльях всяких и сушёных лягушках, понимаешь, а на деле выходит вон чего. Нет, милочка, ничего для тебя не закончилось, а только всё начинается!