Бандитский террор - Борис Седов

Сергей схватил Эйлу за руку.

Девушка другой рукой пыталась высвободиться – но хватка у Сергея была серьезная – не всякий мужик из эдакого захвата мог выйти. После нескольких попыток Эйла признала свое поражение. Она расслабила руку.

– Вот и хорошо, – сказал Сергей. – Здесь говорят только правду. Следующий аргумент – пуля. Знаешь, что такое – девять грамм свинца? Так я это могу тебе обеспечить…

Эйла, что самое смешное, не испугалась. Она потерла запястье.

– Ну и хватка у вас. Вы зря так жестоко наступаете. Я на вашей стороне.

– Так бы и сказали с самого начала.

– Так кто ж вас, русских, знает. Я думала, для вас главное – деньги…

– А для тебя? – спросил Сергей.

– А для меня главное – найти подонков, которые убили Олафа. Мне кажется, что эти люди не нужны ни вашей стране, ни нашей.

Тут вмешалась Алена.

– Знаешь, Эйла, не стоит думать о русских так плохо. Мы, конечно, все любим деньги. А кто их не любит? Но иногда имеются и более интересные вещи. Ладно, давай выпьем и продолжим наш разговор.

Эйла выпила – и выпила серьезно. Хлобыстнуть залпом стакан коньяку – это, согласитесь, не абы что. А Эйла проделала этот трюк раза три. Казак аж утомился посылать официанта за новыми бутылками. Опьянела она, впрочем, не слишком. Конечно, язык у нее несколько заплетался, но Сергей понимал толк в таких делах – девушка находилась как раз в том состоянии, когда говорят правду.

– Слушайте, я поняла – вы нормальные ребята. Я привезла материалы, которые Олаф думал вставить в свой фильм. Посмотрим?

– Ну что ж, поехали.

Вот это да! Первое, что увидел Сергей в компьютере, куда Эйла запихнула диск – это тайгу, посреди которой стоял трелевщик. Ту самую тайгу – ничем не отличающуюся от карельской. Казак бы ответил – снимали однажды в его районе. Те же самые стройные сосны, тот же небогатый лиственный подлесок, те же выступающие тут и там валуны. А фильм продолжался. К трелевщику подбежали трое парней в масках и сунули в двигатель взрывчатку. Секунда – и рвануло. Над двигателем взметнулся язык пламени, а люди в камуфляже и масках отступили к опушке. В общем, на экране происходило то, что случилось несколько дней назад. Алена нажала на мышь и остановила просмотр.

– Это что? – спросил Казак.

– Кино, которое вы видите, снимали где-то в Канаде, – пояснила Эйла. – Это учебный фильм для зеленых экстремистов. Среди статистов – американцы и канадцы самые крутые. Они и в самом деле осуществляют диверсии. А остальные… Ну ладно, давайте смотреть дальше.

Следующий фильм был черно-белым. Картинка оказалась смазанной, кадр прыгал туда-сюда.

– Это я снимала скрытой камерой, – пояснила Эйла, – на это сборище посторонних не пускали. Олафа слишком хорошо знали. Мне пришлось внедриться в их компанию…

Камера фиксировала некое небольшое помещение, нечто вроде актового зала райклуба. Снимали откуда-то из средних рядов. Впереди виднелись затылки – одни длинноволосые, другие – бритые под ноль. Камера поехала в сторону – и оказалось, что обладатели этих затылков в основном молодые люди. Впрочем, наличествовали и девушки. Многие из них тоже предпочитали не иметь волос на голове. Форма одежды у большинства присутствующих была милитаризированная. Выглядело сборище несколько смешно. Сразу было понятно: ребята никогда не служили в армии – камуфа, которая, как, наверное, они думали, придает им мужественности, наоборот делала их жалкими. Потому что висела на них как на вешалке. А!.. Вот камера захватила товарища посерьезнее, солидного и хорошо одетого. А вот еще один… Они не лезли на первый план, они из укромных уголков наблюдали за происходящим.

– Ну, прямо съезд лимоновцев, – бросила Алена.

Камера снова двинулась в сторону, где сидели главные участники этого шабаша. За президиумом висели флаги – в черно-белом варианте один состоял из двух полос – черного и серого. На другом – на сером фоне черная звезда.

– Какой цвет в натуре? – спросил Сергей Эйлу.

– Зеленый. Цвет их флагов – черно-зеленый. А на втором – на зеленом фоне черная звезда.

– Экологические анархисты, – опознала Алена. – Слыхали о таких. Они полагают, что ради создания гармоничного общества всеобщей свободы надо разнести в клочки нашу цивилизацию. И прежде всего – всякие там заводы, атомные станции и все остальное, что не дает дышать свободному человеку.

– А этот свободный человек будет вдыхать чистый воздух в пещере, затачивая свой каменный топор? – зло спросил Сергей.

Да уж, слыхали мы про вашу свободу, подумал он про себя. Насмотрелся. Когда бывшие закадычные друзья, дружившие чуть ли не с первого класса, заколотив большие бабки, вдруг начинают мочить друг друга. Мало им, что ли? Но ведь мочат! А потом кто остался в живых тупо глядят на выжженную землю и ряд роскошных надгробий на кладбище. Вот на этой аллее друзья лежат, вот на этой враги. Но ведь и враги были когда-то друзьями! Как пришел Ишмуратов в Карелию? Да никого не осталось из тех, кто был до него! Остался Кондрат – но вот он-то как раз сообразил, что хватит, довоевались.

Размышляя таким образом, Сергей несколько отвлекся. Когда он снова вернулся к реальности и глянул на экран, там снова сменилась картинка. Все место в кадре занимал парень высокого роста, с выдающейся вперед челюстью, похожий на молодого Маяковского. Только вот несколько обрюзгший, с животиком, которого великий революционный поэт приобрести не успел. Потому как вовремя пальнул себе в висок. Впрочем, это Казак снова отвлекся. А тип на экране, видимо, знал о своем сходстве с Маяковским – потому что кулаком он потрясал так же, как поэт на многочисленных фотографиях.

– Что он говорит? – спросил Сергей, не понимавший немецкую речь, на которой изъяснялся косивший под Маяковского тип.

– Он говорит, что в свете глобализации наша задача…

Тем временем камера снова двинулась в сторону.

– Стоп! – закричал вдруг Сергей несвоим голосом. Алена тут же остановила фильм.

– Назад! Давай назад по кадрам!

Алена стала отматывать запись в обратном порядке.

– Вот! Стоп! Иметь мой лысый черепок – кого мы видим! Товарищ Жуков собственной персоной!

Так оно и было. На сцене, в президиуме, сидел журналист Жуков. Сидел с таким видом, будто ему там самое место. Эдакий большой человек, покровительственно смотрящий на происходящую вокруг суету.

– А… вы его знаете? – спросила Эйла.

– Да уж приходилось встречаться… Теперь его ищем. Кто это? – спросил Казак деловым тоном, отогнав воспоминания.

– Темный. Нехороший человек. Большинство тех, кого вы видите в кадре, они романтики. Или даже скорее – богема. Людям нравится ощущать себя не такими, как все. Вот они и выпендриваются, выдвигая радикальные идеи.

– Тусовщики, – подала голос Алена. Эйла с трудом повторила это слово.