Волхв-самозванец - Алексей Зубко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Псих повернул голову и уставился на меня невидящими глазами.
– Что?
– Ты неправильно себя ведешь. Женщины любят иначе.
– Как? – заинтересовался «радушный» хозяин.
– Их нужно приручать понемногу, ненавязчиво. Говорить хорошие слова, дарить цветы, разные сладости.
– Я говорил. – Человек в плаще сделал шаг ко мне. – Я подарил ей свой ключик.
– Какой?
– Золотой.
– А она?
– О Мальвина... Она сперва была моей. Это было чудесно. Она привязывала меня к кровати и любила долго и горячо. Кнут в ее руках жалил безжалостно. Она была такой страстной...
– И что же случилось?
– Ты спрашиваешь, что случилось? А вот что! – Он сорвал с себя маску. – Древоточец. Он пожирает меня изнутри.
Представшее предо мной лицо и в самом деле способно было привести в ужас кого угодно. Грубо вырезанное из цельного куска дерева, оно было покрыто червоточинами, а на месте носа зиял провал, из которого при каждом вздохе поднималось облачко трухи.
– Буратино? – догадался я.
– Кто?
– Ты.
– Меня зовут Пиноккио.
– Как ты сюда попал?
– Она оказалась тварью. За моей спиной сговорилась с этим невинным страдальцем – Арлекино. Он-то и научил ее, как извести меня. Да только забыли, что я не тону... Они там развлекаются, командуют моим цирком, а я здесь, в этой глуши рассыпаюсь заживо.
– Тебе можно помочь.
– Как?
– Обработать этиловым спиртом, проморить. Покрыть лаком, и будешь как новенький. Отпусти нас, и мы тебе поможем.
– Нет. Ты умрешь. А Мальвина... Я буду ее любить, как их всех, там, в лесу... пламенно, страстно. Сегодня ее.
Разговор закончился ничем, если не считать того, что я узнал имя маньяка. Буратино свихнувшийся. Вот это номер! Как-то все запутано... Только толку от этого будет мало, если я не смогу остановить его. И сам погибну понапрасну, Кэт подведу, Аленушку из плена Кощеева не спасу и лесных дев от напасти не избавлю.
В прыжке схватив Пиноккио за рукав плаща, я рванул его к себе. Он попытался оттолкнуть меня, но мне удалось сбить его с ног и подмять под себя.
– Ненавижу! – Взвизгнув, он ударил меня по ребрам. Я накинул цепь, которой был прикован, ему на шею и что было мочи потянул.
Раздался треск, но Буратино сдаваться не собирался. Он лягался, как взбесившийся жеребец, извивался и сыпал проклятиями.
Я шепнул Троим-из-Тени: «Помогайте» и приналег на цепь.
Трухлявое дерево поддалось – шея человека, бывшего некогда поленом, рассыпалась в прах.
Он последний раз дернулся и затих.
– Кэт, не волнуйся, уже все в порядке. Кто-нибудь обязательно придет и освободит нас.
Я оттолкнул деревянное тело и обессиленно растянулся на полу.
В углу застрекотал сверчок. Он выводил замысловатые рулады, видимо радуясь избавлению от постоянной угрозы получить чем-нибудь тяжелым по голове.
Ожидание начало угнетать, но тут осторожно приоткрылась дверь и в комнату проник волк.
Не успел я испугаться, как он крутанул сальто и принял человеческое обличье.
– Сейчас освобожу, – сказал он, первым делом вытащив кляп изо рта Катарины.
– Как ты узнал, что нам нужна помощь?
– А вот он сообщил. – Волк встал в углу на колени и что-то взял в руку.
Поднеся кулак к моему лицу, он раскрыл его, и я увидел сверчка. Обычного, черненького сверчка.
– Спасибо, – поблагодарил я его.
Публичная казнь проводится не для наказания виновного, а в назидание тем, кого еще не признали таковыми.
Томас Торквемада
Вдоль дороги нет ни одного дерева, ветви которого не имели бы рукотворных украшений. Покачиваясь на ветру, гниют висельники, над ними кружат стервятники, согнанные появлением нашего отряда.
Ураган недовольно трясет головой и сердито пофыркивает, его беспокоит сладковатый запах смерти. Я поглаживаю его гриву, пытаясь успокоить, а у самого желудок подступил к горлу и просится наружу. Да и весь мой отряд выглядит не очень бодро. Бойцы устали не столько от монотонного движения, сколько от вида окружающей обстановки.
Волкодлаки все как один приняли человеческое обличье, и, чтобы заставить их идти в разведку, приходится прибегать к уговорам. Чародеи чего-то наколдовали, окружив себя резким ароматом чеснока, который единственный смог отогнать вонь разлагающейся плоти. Перевертыш обернулся львом, пояснив, что так его меньше раздражает окружающее.
Я обернул лицо куском ткани, но толку от этого чуть.
Вернулся посланный вперед разведчик и доложил, что в нашем направлении движется вражеский отряд. Я сделал знак остановиться. Отряд послушно прекратил движение.
– Сколько их? – спросил я.
– Много. Целый отряд закованных в железо мечников. И с десяток лучников. Все на конях.
– Понятно. Они далеко?
– Уже близко. Скоро...
Договорить он не успел. До моего слуха донесся топот копыт, и тут же показался вражеский отряд.
Они в недоумении остановили коней, решая, что делать дальше.
Мне не оставалось ничего иного, кроме как крикнуть:
– К бою!
Промедление смерти подобно. Если сразу же не прорваться к лучникам, то, завязши в отряде мечников, мы ляжем под прицельным огнем в течение одного мига.
Чародеи направили на замерших всадников магические посохи. Воздух содрогнулся, и по противнику ударили одна за другой две огненные вспышки. Особого вреда они не причинили, но изрядно напугали коней. Нескольким из них удалось сбросить своих седоков и ускакать в лес. Навстречу своей смерти. Там под каждым кустом ловушка.
Тем временем вперед рванули волкодлаки, сорвав одежду, на ходу переворачиваясь через голову и продолжая атаку в волчьем обличье. Они еще больше пугают лошадей и начинают вырезать лучников, которые оказываются на земле, не успев сделать ни одного выстрела. С мечниками этот номер не проходит. Они закованы в броню, и добраться до них не так просто.
Сверкает сталь, ржут лошади, рычат волки, кричат люди. Кровь льется рекой.
Лев врывается в гущу схватки, запрыгивает на круп лошади, отчего та садится на зад, и отрывает всаднику голову одним мощным ударом, смяв стальной шлем, словно он сделан из фольги.
Один из мечников, потерявший коня в самом начале сражения, выскакивает из схватки, чтобы не попасть под ноги беснующихся от страха коней, и попадает под спаренный залп моих чародеев. Его охватывает пламя, и он, дико крича, бросается в придорожные кусты, но натыкается на болтающийся на суку труп и падает на землю. Где, катаясь, заживо сгорает.