Танцы в нечётных дворах - Элен Витанова

Найдя нужный кабинет, Эльза прислонилась к стене рядом с дверью. Она ни за что не заставила бы себя сесть рядом с двумя парнями, от которых за версту разило перегаром и немытым телом. Отодвинувшись, насколько позволяло тесное соседство с шестью людьми, явно собиравшимися войти в этот же триста двенадцатый кабинет, Эльза обратила внимание на сидевшую напротив женщину. Она была пожилой и явно из деревни. Сколько ей лет, сказать было сложно — может быть, шестьдесят: лицо в морщинах, изуродованные тяжелой работой руки, седина в тусклых, торчащих из-под серого платка волосах… Женщина была одета в вязаную кофту, длинную юбку и поношенные туфли. Это был бы обычный типаж пожилой сельчанки, если бы цвета ее одежды и обуви не сочетались так идеально. Это сбивало с толку. Женщина пошевелилась, и из-за воротника коричневой кофты неожиданно показался восхитительный кулон: круглый прозрачный красный камень на плоской золотой цепочке. Откуда у нее это? Словно почувствовав взгляд Эльзы, женщина потянулась обеими руками к шее, расстегнула украшение, зажала его в кулаке и отвернулась, глядя вглубь коридора. Оттуда шел Вадим Сергеевич с каким-то мужчиной, тоже седым, но гораздо более представительным, о чем говорили очень дорогие туфли и прекрасная новая кожаная папка в руках. Не папка, а произведение искусства — Эльза очень любила красивые кожаные вещи. Вадим Сергеевич что-то сказал коллеге — а это, похоже, действительно был адвокат — тот посмотрел на сверкнувшие на запястье золотые часы и подошел к сидевшей напротив сельчанке. Невзрачный по сравнению с ним Вадим Сергеевич, в свою очередь, попытался неловко протиснуться к Эльзе.

— Сегодня здесь много людей, но, будем надеяться, наше дело рассмотрят вторым.

— Почему вторым?

— Первым рассмотрят другое, я только что узнал.

На языке у Эльзы вертелся вопрос, но адвокат приложил палец к губам. Скользнув взглядом вниз, в просвет между разделявшими их людьми, Эльза вдруг увидела руку сельчанки — грубую, натруженную руку, которая быстро опустила в карман адвоката цепочку с кулоном, так поразившим Эльзу. Потом эта же рука вцепилась в безупречный пиджак адвоката, и женщина запричитала на весь коридор: «Спаси его, спаси его, ты! Спаси его!». Люди расступились, стараясь отойти подальше, отводя глаза, боясь заразиться горем, которое будто хлынуло в коридор вместе с криком.

Адвокат наклонился к женщине, сказал что-то на ухо, грубо отцепил ее руки от своего пиджака и вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Старушка, а теперь это была именно старушка, ссутулившись, осталась всхлипывать на скамейке. Эльза привстала, чтобы подойти к ней, но Вадим Сергеевич легонько потянул ее за блузку сзади, призывая сесть на место. Потом наклонился и прошептал на ухо: «Если захочешь, подойдешь к ней после заседания, она еще будет здесь. Сейчас не надо».

Эльза послушалась, но происшедшее не давало ей покоя, даже когда они зашли в кабинет. Все расселись по стульям в душном помещении, куда воздух поступал через маленькую форточку, открытую где-то высоко, в самом дальнем от Эльзы углу. Она вынула из сумки бутылку с водой и сделала глоток. Вторым глотком чуть не поперхнулась: в этот момент в комнату ввели человека, который все еще считался ее мужем. Спереди и сзади него шли конвоиры, а сам Стас был небрит, одет в когда-то подаренный свекровью спортивный костюм, и по виду — о, ужас! — совершенно не отличался от двух других парней, шедших в противоположный угол комнаты под этим же конвоем. Там их посадили на стулья, а конвоиры встали вокруг. У каждого из них был пистолет. Интересно, в случае побега они начнут палить прямо в зале?

Эльза поежилась. То, что Стас теперь был под охраной этих крепких парней, было очень хорошо — он больше не внушал ей страха. Однако сосредоточиться все равно не получалось. Вадим Сергеевич засуетился: объявили рассмотрение ее дела. Встал, передал судье бумаги, которые ночью взял у Стефана, что-то долго непонятно говорил. Эльза чувствовала себя участницей спектакля с неизвестным сценарием. Несколько действующих лиц, множество глаз, жадно рассматривающих ее и Стаса из зала. Эльза поняла: они смотрят драму. Только не театральную, а жизненную. От нее ждут слез, переживаний, им не нравится, что она молча сидит, сложив руки и уставившись в потрескавшуюся стену позади судьи.

Драма? А есть ли драма? Эльза, так остро чувствовавшая переживания героев на сцене, оказавшись героиней сама, пребывала в полнейшем недоумении. И правда, она же должна что-то чувствовать! Например, разве можно было предположить, что она разведется со Стасом, да еще при таких из ряда вон выходящих обстоятельствах? Резкая перемена в жизни обычно влечет за собой боль и страх, и в кульминации герой должен все это испытывать. Эльза твердо знала — должен! Но не испытывала.

Наоборот, совершенно не могла вспомнить, как именно жила со Стасом столько лет, и чем он ей нравился. Удивиться тому, что не имела никакого представления о том, кто он, чем занимается, кого любит, чего хочет. Пожалеть, что жила своей жизнью, закрывая на все остальное глаза. Порадоваться, что удачно выпуталась, ну или по крайней мере должна выпутаться с помощью Вадима Сергеевича. Но — нет, она ничем не порадует зрителей. Не сегодня.

— Эльза, сейчас тебя будут спрашивать, слушай, — зашипел на нее адвокат. Она думала о сидевшей в коридоре женщине. Может, она вернула адвокату своего сына украшение, которое сын когда-то украл и теперь сидит за это в тюрьме? Надо будет спросить у Вадима Сергеевича, он же знает этого адвоката. Или им, как врачам, нельзя разглашать тайну подзащитных?

Вопросы судьи оказались несложными, да и задал он их всего два — хочет ли она развестись и согласна ли с требованиями адвоката о разделе имущества. Эльза оба раза ответила утвердительно и села на место. Роль была сыграна. Простая оказалась роль.

Когда все закончилось, Стаса вывели, и начали рассматривать другое дело. Вадим Сергеевич кивнул ей на дверь, предлагая выйти.

— Ну как, Лизанька, ты довольна?

Это обращение говорило скорее о том, что доволен он.

— Да, спасибо вам.

— Решение я заберу сам, иди домой и выспись. А завтра приходи ко мне в контору, часам к четырем.

Эльза обняла Вадима Сергеевича и расцеловала в обе щеки, думая совершенно о другом.

— Вадим Сергеевич, только один вопрос… Расскажите мне про ту женщину, которая сидела напротив, у которой сына судят. За что его взяли?

Вадим Сергеевич посмотрел на нее, снял очки и протер их.

— Не сына, а внука. Его обвиняют в убийстве.

— С ограблением?

— Нет, только в убийстве, в убийстве жены. А почему ты решила, что это ограбление?

— У нее на шее была золотая цепочка с очень красивым кулоном, дорогим, как будто не ее кулон, знаете… Когда вы с этим адвокатом появились в коридоре, она ее сняла, а потом положила в карман адвокату и начала плакать.

Вадим Сергеевич помрачнел.

— Наверное, у нее нет денег на услуги адвоката, поэтому отдала цепочку.

— А сколько стоят услуги этого адвоката?