Наследник Темного Властелина - Галина Львовна Романова

— Это вы их вызвали, милорд, — прошептал за моей спиной Тильс, бережно придерживая меня за шиворот, чтобы я не вывалился.

— Что будем делать? — это спросил Айдор.

— Как — что? Атаковать!

Сказано это было негромко, но в толпе мой голос услышали. Воздух содрогнулся от слитного рева, и толпа пришла в движение.

Но мгновением раньше командиры противника отдали такой же приказ фаланге, и та двинулась на мою армию.

Они сшиблись буквально перед воротами, так что мы всей толпой ринулись в надвратную башню, чтобы смотреть представление из ложи. В надвратной башне имелся небольшой балкончик, предназначенный именно для того, чтобы Темный Властелин обращался к своим войскам с напутственной речью. Здесь мы и расположились, наблюдая, как сошлись два войска.

С первого взгляда было ясно, что что-то пошло не так. Ибо, разбежавшись, фаланга неприятеля вдруг затормозила. В передних рядах произошло какое-то движение, после чего в ней возникла неразбериха. Скакавшая на нас конница вдруг тоже свернула и атаковала фалангу с двух сторон. А с тыла на нее уже налетели колесницы, круша всех направо и налево.

Онемев, подавшись вперед, мы смотрели, как вражеская армия уничтожает сама себя. Забыв про замок, воины рубились друг с другом с остервенением одержимых. Они не разделились на две половины — тут все были против всех. И часто двое убивали третьего плечом к плечу только для того, чтобы расчистить себе место для поединка. Визжали кони, ибо в пылу боя доставалось и им. И все это — в пыли, которая и была моей армией, рассыпавшейся в прах, едва живые кинулись убивать живых.

Сообразив, что натворил, я шарахнулся прочь, но сзади меня подперли плечами.

— Смотрите, — прошептал Тильс, — это дело ваших рук, Властелин!

— Но я не хочу, — прошептал я, с ужасом понимая, что сам не верю своим словам, — не хочу ЭТОГО!

«И это говорит тот, чей отец однажды чуть было не победил эльфов и не стал Повелителем Мира!» — сказал мне внутренний голос. Да, если бы в последнюю битву у стен Алмазных Башен не вышла принцесса Танита, ставшая моей матерью, и если бы они не взглянули друг другу в глаза, история этого мира пошла бы по-другому. А моей истории просто-напросто бы не было.

Битва прекратилась через час. Живых не осталось, за исключением нескольких раненых, которые стонали, наполовину заваленные трупами, да десятка уцелевших коней, потерянно хромавших вокруг. Откуда-то взялись стервятники и расхаживали по еще теплым телам.

На меня боялись смотреть. Я понимал, что каждый сейчас взвешивает, что дороже — стоять рядом со мной и смотреть, как я вхожу во вкус и начинаю уничтожать мир на самом деле, или выйти против меня и попытаться остановить.

— Я тебе потом из них новую армию наделаю, — сказал я Верту, чтобы нарушить тягостное молчание. — Только подожду до новолуния. Еще шесть дней осталось!

Бывший лучник покивал и посторонился, отводя глаза. Я направился к ступеням, ожидая удара между лопаток. Все трое стояли за моей спиной, все трое были вооружены. Один удар и…

Ничего не произошло. Хотя, уже спускаясь, я почувствовал какое-то движение. Кто-то все-таки решился атаковать меня, но его удержали. Кто? Я не стал оборачиваться, чтобы взглянуть ему в лицо. Придет время — узнаю.

Мне нужно было отвлечься, подумать о чем-нибудь постороннем. И я отправился искать прадедушку.

Старикан был в той комнате, где я накануне заметил свет. Удобно устроившись у бюро, он увлеченно что-то писал в толстой книге. Когда я вошел, он как раз приостановился, задумчиво жуя кончик пера.

— Хорошо, что зашел, — не оборачиваясь, бросил он мне. — Как правильно пишется: АстрАкизму или ОстрОкизму?

— А тебе зачем?

— Я решил переписать свое завещание, — объяснил пенсионер. — И сразу сочиняю в двух экземплярах. Послушай: «А ежели кто оное завещание отыщет и настоящее недействительным объявит, того гнать в три шеи и подвергнуть публичному…» Так как? Астракизм или острокизм?

— Напиши «бойкоту»! — предложил я.

— Да ну тебя! — обиделся старикан. — Я к нему с серьезным вопросом, а он… Впрочем, от тебя никогда не было никакого толку! Вот чего ты мне недавно обещал?

— Да отыщу я тебе твое завещание, отыщу! — отмахнулся я. — Даже это дописывать не придется!

— Нет, у него точно с головой не все в порядке, — вздохнул прадедушка. — С завещанием уже все решили! Что ты мне обещал насчет своей памяти? Подсказываю — вечер встречи выпускников…

— Ах да! Но это когда было! Но я и с этим разберусь — дай только срок!

— Срок тебе уже дали, — проворчал пенсионер, опять принимаясь строчить что-то в книге. — И такой большой, что я помереть успею прежде, чем пройдет половина!

— Свежо предание, — проворчал я себе под нос. — Ты всех нас переживешь, старый пень!

— Я все слышу, — не прекращая литературной деятельности, ответил старикан. — Кстати, сгоняй, распорядись насчет ужина! Я пожилой, мне нельзя нарушать режим питания. И проследи, чтобы паштет был с румяной корочкой!

На меня повелительно наставили перо, и я поплелся к двери.

— Дедушка, — я остановился на пороге, — я сегодня целую армию уничтожил…

— Знаю, — проворчал пенсионер. — Видел в окошко. Долго ты возился — это действие можно ускорить раза в четыре. Что с трупами будешь делать? Могу подсказать.

— А что я с ними сделаю? Только на переработку — там ни одного целого!

— Ерунда, — с апломбом старого некроманта отмахнулся старикан. — Я тебе формулу надиктую — прочтешь, и они сами соберутся. А если кто чего-нибудь перепутает, так еще лучше — будут одним своим видом внушать страх, а на боеспособности не скажется. Так что бросай все дела и садись записывай!

Он щелкнул пальцами, и подбежавший стул мгновенно ударил меня под коленки, а дверь захлопнулась перед самым носом. В воздухе зависли обрывок пергамента и дедово перо.

— Пиши, — распорядился тот.

— А как же ужин? — попытался увильнуть я от урока. — Паштет с румяной корочкой и все такое?..

— Потом! — отрезал прадедушка. — Пиши!.. Так, а что пиши? Не помнишь?

Я внутренне застонал. Похоже, скоро я отсюда не выберусь.

Когда я в сопровождении прадедушки спустился в большой зал, уже давным-давно миновал полдень, и обед успел остыть. Мои союзники топтались в сторонке, приветствуя меня далеко не дружелюбными взглядами. Интересно, в чем причина их плохого настроения? В том, что все давно остыло, или в горах трупов за стеной?

Обед начался в молчании. Единственный, кто был оживлен и весел, так это прадедушка. Устроившись между Тильсом и Айдором, он вертелся во все стороны, болтал, толкая соседей локтями, и то и дело предлагал тосты «за нового Властелина». Его соседи уворачивались от него, как только могли. И когда Тильс в очередной раз уклонился от попытки старикана расцеловать его от полноты чувств, я заметил у него на скуле свежий синяк. Интересно, он его получил, пытаясь добраться до моей спины или защищая ее?