Ох уж эти Шелли - Юлия Андреева

Меж тем погода начала портиться, Трелони умолял Шелли повременить с выходом в море.

— Куда вы, сумасшедшие?! — пытались образумить их моряки в порту.

Возможно, Уильямс и послушался бы предостережения, но в это время из порта вышли сразу три рыбацкие шхуны. Неудивительно, что, увидев это, команда "Ариэля" больше уже не мешкала и яхта отчалила от берега.

На борту "Ариэля" находились Шелли, Уильямс и мальчик-юнга, сама яхта крохотная, случись поломка или крушение, окажись Уильямс ранен, помощи ждать неоткуда. Поэтому Тре лони на "Боливаре" решил следовать за ними, но неожиданно яхту Байрона не выпустили из порта, так как карантинный досмотр еще не был завершен и бумаги не были подписаны.

Восьмого июля, около двух часов, "Ариэль" отчалил. Причем, наблюдавшие с берега Трелони и Робертс видели, что подняты все паруса и подгоняемая попутным ветром яхта идет слишком близко к берегу. Если бы "Боливар" шел рядом, Трелони мог прокричать им в рупор, и те исправили бы ошибку. Теперь опытные моряки были вынуждены наблюдать за событиями в свои подзорные трубы, не имея возможности повлиять на события.

Через час после отплытия яхты небо полностью заволокло тучами, и начался ливень и самый настоящий ураган. За это время яхта еще не успела бы добраться до места, следовательно, она находилась в море и теперь боролась с бурей.

Когда шторм закончился, на поверхности воды не было видно ни "Ариэля", ни даже обломков от него. К вечеру в порт вернулась первая рыбацкая шхуна, вышедшая одновременно с "Ариэлем" и так же попавшая в шторм. Капитан утверждал, что видел борющийся с волнами "Ариэль", и предложил взять команду на борт, но те отказались, должно быть, не желая бросать яхту.

— Черт с вами, оставайтесь на своей посудине, только, бога ради, спустите паруса! — закричал в рупор капитан, перекрикивая рев бури.

Должно быть, его услышали, один из находящихся на борту мужчин действительно начал опускать паруса, но в этот момент их накрыло волной, и капитан шхуны больше не интересовался их судьбой. Последнее, что он увидел, была фигура огромного человека, который вдруг возник словно ниоткуда посреди палубы.

На второй день все терялись в догадках, куда подевался "Ариэль" и его команда, в благоприятный исход уже никто не верил. Трелони на "Боливаре" отправился на поиски пропавшей яхты, одновременно группа верховых следовала вдоль берега, изучая любой выброшенный морем мусор и пытаясь догадаться, не был ли тот с "Ариэля". Местные газеты опубликовали объявление о поиске яхты. Любой, предоставивший достоверные сведения о судне и его пассажирах, мог рассчитывать на солидное вознаграждение.

Но никто не стремился хотя бы объявить о том, что видел "Ариэль", создавалось впечатление, что стихия просто проглотила судно, забрав и людей, и все их вещи до последней пуговицы в водяную бездну, где они теперь и прибывают.

В это время Мэри и Джейн продолжали ждать своих мужей, они знали, что Перси собирался отчалить еще до шторма, но рассудили, что, поняв, что выходить в море опасно, мужчины подождут окончания бури и только после этого тронутся в обратный путь. Два дня они смотрели на море и надеялись увидеть парус, на третий день Мэри решила сама отправляться в Ливорно, но погода снова испортилась. Меж тем пришло письмо от Хента, в котором тот, обращаясь к Перси, умолял написать, как они добрались до места. С этого момента надежда покинула обеих женщин.

Дальнейшие события Мэри помнила точно в тумане, море выбросило тела двоих членов экипажа "Ариэля". Прибывший на место Трелони опознал Шелли и Уильямса. В карманах Перси находились томик Софокла и открытая и перегнутая пополам книжка Китса, которую он, должно быть, читал перед бурей.

Констебль зафиксировал смерть от утопления, и, по правилам итальянского карантина, тут же на берегу был разложен костер сначала для Уильяма, а на следующий день для Перси. Несчастного юнгу так и не нашли. Извещенные о произошедшем Байрон и Ли Хент успели на похороны друга.

"Ушел еще один человек, относительно которого общество в своей злобе и невежестве грубо заблуждалось, — писал Байрон поэту Томасу Муру. — Теперь, когда уже ничего не поделаешь, оно, быть может, воздаст ему должное". И в этом письме несколько выше: "Вы не можете себе представить необычайное впечатление, производимое погребальным костром на пустынном берегу на фоне гор и моря, и странный вид, который приобрело пламя костра от соли и ладана. Сердце Шелли каким-то чудом уцелело, и Трело-ни, обжигая руки, выхватил его из горсти еще горячего пепла и передал вдове поэта".

Сердце поэта — вот все, что осталось Мэри от бесконечно любимого ею человека, с которым ей даже не довелось проститься. Она просила похоронить его на протестантском кладбище рядом с могилой их сына Уильяма, но кладбище было закрыто для новых захоронений, и сердце Шелли предали земле только 21 января 1823 года. На могильной плите написали cor cordium ("сердце сердец"). С согласия Мэри под этой надписью выбили еще три строки из шекспировской "Бури", которые Шелли любил повторять:

Через неделю яхту обнаружили и даже сумели вытащить на берег, увиденное было необыкновенно и совершенно необъяснимо. Мачта оказалась вырвана из палубы, причем с частью досок. Вообще, во время бури мачты часто ломаются, как ломается дерево под напором сильного ветра, но вот такого, чтобы ветер взял и вырвал мачту, опытные моряки с трудом могут припомнить. Услышав об этом, Мэри упала в обморок.

Вскоре после смерти Шелли Мэри забрала сына и переехала в Геную к готовым принять ее как свою Хентам. Теперь она должна была собрать все свои силы и жить хотя бы ради сына. Кроме того, оставался архив Шелли, десятки обрывков и невнятных черновиков, разобрать который могла только она. Так как все это писалось буквально на ее глазах.

Про себя саму она могла сказать лишь следующее: "Под моей жизнью подведена черта". Всё кончено, мир уже никогда не станет прежним. Будь она одна, наверное, сложила бы руки и спокойно умерла, но ей нужно было жить хотя бы ради Перси Флоренса, которого теперь она была обязана содержать на собственные средства. Последнее оказалось весьма непросто, учитывая уже и то, что, несмотря на успех "Франкенштейна", Мэри практически не получала авторских отчислений, и их семья жила на то, что присылал им баронет Шелли — отец Перси.

Клэр переехала в Вену к своему брату, свекор не хотел знать Мэри, а Годвин гроша ломаного не выдал с того момента, как она покинула улицу Живодеров, а только и делал, что выжимал деньги из Перси.

Мэри трудилась вместе в Ли Хентом над его новым журналом "Либерал", это было последнее дело, заботящее Шелли в его земной жизни, из-за этого журнала он покинул виллу Коза Нову и в результате погиб. Но работала Мэри не только из-за светлой памяти мужа, а просто ей претила мысль жить в доме Хента из милости. Кроме того, пристроив новые рукописи Шелли в печать, она могла рассчитывать получить с них хоть какие-нибудь деньги. Средств, оставленных мужем, возможно, и хватило бы на переезд в Лондон, где в крайнем случае она могла поселиться у отца, но Мэри старалась по возможности отсрочить это решение, сейчас ей нужно было собраться с силами и взяться за новый роман, дабы жить с литературы.