О психоанализе - Карл Густав Юнг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти и другие признаки указывали на то, что пришло время для определенного сексуального просвещения. Девочка внимательно слушала, а потом серьезно спросила: «Значит, я действительно не могу иметь ребенка?» После этого вопроса ей объяснили понятие половой зрелости.
Девочка заметила, что прекрасно понимает, почему у нее еще не может быть ребенка, а потому отказывается от всякой мысли о нем. Но на этот раз она произвела нехорошее впечатление. Оказалось, что она солгала своему учителю. Она опоздала в школу и сказала, что утром куда-то ходила с отцом. В действительности же она просто не пожелала встать вовремя. Она солгала, потому что боялась потерять расположение учителя, если скажет правду. Это внезапное нравственное поражение требует объяснения. Согласно принципам психоанализа, внезапная и выраженная слабость может возникнуть только тогда, когда анализант не делает из анализа необходимых в данный момент выводов, но по-прежнему допускает другие возможности. В нашем случае это означает, что, хотя анализ, по-видимому, вывел либидо на поверхность, в результате чего появилась возможность личностного роста, приспособления по той или иной причине не произошло, и либидо соскользнуло на старый регрессивный путь.
Во время восьмой беседы оказалось, что это действительно так. Наша пациентка утаила важную подробность относительно своих представлений о сексе, которая противоречила объяснению половой зрелости, предложенному аналитиком. Она не упомянула о распространенном в школе слухе, что девочка одиннадцати лет родила ребенка от мальчика того же возраста. Этот слух оказался беспочвенным; это была фантазия, исполнение тайных желаний девочек этого возраста. Слухи часто зарождаются именно таким образом, как я показал в своей статье о психологии слухов. Они транслируют бессознательные фантазии и в этой своей функции соответствуют сновидениям и мифам. Упомянутый слух открывал еще одну возможность: ей не нужно было ждать, она могла родить ребенка уже в одиннадцать лет. Противоречие между слухом и объяснением аналитика вызвало сопротивление последнему, в результате чего оно немедленно подверглось обесцениванию. Вместе с ним утратила значение и вся остальная информация, временно породив сомнения и неуверенность. Затем либидо вернулось на прежний путь и стало регрессивным. Произошел рецидив.
Девятый сеанс внес некоторые важные дополнения в историю сексуальной проблемы. Сначала девочка пересказала знаменательный фрагмент одного сновидения: «Я была с другими детьми на поляне в лесу. Вокруг росли красивые, пушистые елки. Пошел дождь, загремел гром, и стало совсем темно. И вдруг я увидела в небе аиста».
Прежде чем приступить к анализу этого сновидения, я должен упомянуть о параллелях с некоторыми мифологическими представлениями. Для любого, кто знаком с работами Адальберта Куна и Штейнталя, на которые недавно обратил внимание Абрахам, любопытное сочетание грозы и аиста отнюдь не удивительно. С древности гроза олицетворяла акт оплодотворения земли; сожительство Отца-Неба и Матери-Земли, где молния берет на себя роль крылатого фаллоса. Аист в полете – это то же самое, крылатый фаллос, и его психосексуальное значение известно каждому ребенку. Однако психосексуальное значение грозы известно не всем, и уж точно оно не было известно нашей маленькой пациентке. В свете всей психологической констелляции, описанной выше, аисту, несомненно, должна быть дана психосексуальная интерпретация. Тот факт, что гроза связана с аистом и, как и он, имеет психосексуальное значение, поначалу трудно принять. Но если мы вспомним, что психоаналитическое исследование уже обнаружило огромное количество сугубо мифологических связей в бессознательных психических продуктах, мы можем заключить, что психосексуальная связь между двумя этими образами присутствует и в этом случае. Из опыта мы знаем, что те бессознательные слои, которые когда-то породили мифологические образования, все еще активны у современного человека и неизменно продуктивны. Только продуктивность их ограничена сновидениями и симптоматологией неврозов и психозов, ибо поправки, вносимые реальностью, в современном разуме настолько сильны, что препятствуют их проецированию на реальный мир.
Вернемся к анализу сновидения. Ассоциации, которые привели к сердцу этого образа, начались с дождя во время грозы. Девочка сказала: «Я думаю о воде… мой дядя утонул в воде… должно быть, ужасно застрять в воде вот так, в темноте… А почему малыш не тонет? Он пьет воду, которая находится в животе? Странно, когда я болела, мама посылала мою воду доктору. Я думала, он смешает ее с чем-нибудь вроде сиропа, из которого растут дети, и маме придется это выпить».
В этой цепочке ассоциаций мы с несомненной ясностью видим, что ребенок связывает психосексуальные идеи, особенно представления об оплодотворении, с дождем во время грозы.
Здесь мы снова обнаруживаем тот знаменательный параллелизм между мифологией и индивидуальными фантазиями наших дней. Этот ряд ассоциаций настолько богат символическими связями, что о них можно было бы написать целую диссертацию. Символизм утопления блестяще истолкован самим ребенком как фантазия о беременности – объяснение, которое давно приведено в психоаналитической литературе.
Десятый сеанс был посвящен спонтанному описанию ребенком инфантильных теорий об оплодотворении и рождении, которые теперь можно считать исчерпанными. Девочка всегда думала, что моча мужчины попадает в тело женщины и из нее вырастает эмбрион. Следовательно, ребенок с самого начала находится в воде, то есть в моче. Другая версия заключалась в том, что мочу пьют с сиропом, отчего ребенок зарождается в голове. Затем череп вскрывают, чтобы дать младенцу простор для роста, а после родов носят шляпу, чтобы это скрыть. Роды через голову девочка проиллюстрировала небольшим рисунком. Эта идея архаична и в высшей степени мифологична. Достаточно вспомнить рождение Афины Паллады, которая вышла из головы отца. Оплодотворяющее значение мочи тоже мифологично; прекрасные этому доказательства мы находим в «Ригведе», в частности в песнях Рудры.[67] Я также должен упомянуть о другом важном моменте, который подтвердила мать: однажды, задолго до анализа, девочка сообщила, что видела попрыгунчика, танцующего на голове ее младшего брата – фантазия, которая вполне могла стать источником этой теории рождения.
Рисунок имел удивительное сходство с некоторыми артефактами, найденными у батаков на Суматре. Они называются магическими жезлами и состоят из нескольких фигур, поставленных одна на другую. Объяснение, которое батаки дают своим жезлам и которое многими считается нелепым, замечательно согласуется с менталитетом ребенка, все еще находящегося в плену инфантильных уз. Батаки утверждают, что эти наложенные друг на друга фигуры – совершившие инцест члены семьи, которые были обвиты одной змеей и смертельно ужалены другой. Это объяснение параллельно предположениям нашей маленькой пациентки, ибо и ее сексуальные фантазии, как мы видели из первого сна, вращались вокруг отца. Здесь, как и у батаков,