Костяные часы - Дэвид Митчелл

– О господи! – стонет Найджел. – Я угодил в эпизод сериала «Маленький домик в прериях» и там увяз.

– Не волнуйся, я тебя вызволю, – говорит папа. – Пока Хьюго навещает бригадного генерала, съездишь со мной за елкой.

Найджел в ужасе смотрит на него:

– Но мы с Джаспером Фарли собирались сегодня на Тотнэм-Корт-роуд!

– Зачем? – Алекс подносит ко рту полную вилку. – Таскаться по магазинам и пускать слюни, любуясь аппаратурой и синтезаторами, которых вы не в состоянии приобрести?

Во дворе раздается грохот. Краем глаза я замечаю какой-то черный промельк. По плитам катится опрокинутый цветочный горшок, лопата падает, а черный промельк превращается в кошку с малиновкой в зубах. Птичьи крылья слабо трепещут.

– Ох, – вздрагивает мама. – Какой ужас! И что теперь делать? А мерзкая кошка страшно довольна собой…

– Естественный отбор в действии, – спокойно сообщает Алекс.

– Может, опустить жалюзи? – спрашивает Найджел.

– Природа сама во всем разберется, дорогая, – говорит папа.

Я встаю, выхожу в сад через заднюю дверь. Морозный воздух обжигает лицо. «Брысь!» – кричу я кошке. Черная хищница вспрыгивает на крышу сарая. Следит за мной. Помахивает хвостом. Изувеченная малиновка дрожит в пасти.

В небе гудит самолет.

Хрустит ветка. Я полон жизни.

– По мнению моего мужа, – изрекает сестра Первис, шествуя по моющейся ковровой дорожке к библиотеке дома для престарелых «Риверсайд», – все молодые люди в наши дни либо попрошайки на социалке, либо голубые, либо тупые бодрячки, как из фильма «Все в порядке, Джек». – Хвойный запах дезинфектанта щекочет ноздри. – Но пока в английских семьях растут такие прекрасные юноши, как вы, Хьюго, я лично убеждена, что в обозримом будущем полное варварство нам не грозит.

– Сестра Первис, от ваших похвал мое самомнение в дверь не проходит.

Мы сворачиваем за угол и натыкаемся на одну из обитательниц «Риверсайда». Вцепившись в поручень вдоль стены, она напряженно глядит в сад, будто что-то там забыла. С нижней губы на мятно-зеленый кардиган тянется нитка липкой слюны.

– Все на должном уровне, миссис Болито, – говорит медсестра, выхватывая из рукава чистую салфетку. – Мы ведь за этим следим, правда? – Она ловко удаляет слюнный сталактит и выбрасывает салфетку в мусорное ведро. – Миссис Болито, вы же помните Хьюго? Юного друга нашего бригадного генерала?

Миссис Болито поворачивает голову, и мне тут же вспоминаются глаза форели на тарелке.

– Рад видеть вас в добром здравии, миссис Болито, – говорю я.

– Поздоровайтесь с Хьюго, миссис Болито. Хьюго – наш гость.

Миссис Болито переводит взгляд с меня на сестру Первис и тоненько хнычет.

– В чем дело? По телевизору показывают «Пиф-паф, ой-ой-ой». Про летающую машину. Пойдемте-ка, миссис Болито, вместе и посмотрим.

Со стены за нами наблюдает лисья голова, едва заметно улыбаясь.

– Подождите меня здесь, я провожу Хьюго в библиотеку, – говорит сестра Первис миссис Болито. – А потом мы с вами вместе пойдем в гостиную.

Я желаю миссис Болито счастливого Рождества, но в ее случае на это рассчитывать бесполезно.

– У нее четверо сыновей, – говорит сестра Первис, – все живут в Лондоне, но никогда ее не навещают. Можно подумать, старость – это преступление, а не финишная черта, к которой мы все неизбежно придем.

Меня так и подмывает объяснить, что стратегия, выработанная нашей культурой для психологической адаптации к смерти, заключается в стремлении похоронить эту самую смерть под культом потребления и неясным обещанием сансары, а все «Риверсайды» мира служат лишь ширмой, способствующей подобному самообману; старики действительно виновны, ибо своим существованием доказывают, что наше сознательно близорукое отношение к смерти и есть самообман.

Нет, пожалуй, не стоит вносить излишние коррективы в мнение сестры Первис обо мне. У дверей библиотеки моя провожатая говорит sotto voce[21]:

– Разумеется, вы не обидитесь, если бригадный генерал вас не узнает.

– Ну что вы! Конечно нет. Он по-прежнему волнуется о марках?

– Да, время от времени. А, вот и Марианджела! Марианджела!

Марианджела с кипой аккуратно сложенного постельного белья подходит к нам:

– Юго! Сестра Первис говорила, что ты сегодня придешь. Как твой Нор-витч?

– Хьюго учится в Кембридже, Марианджела! – возмущенно поправляет ее сестра Первис. – В Кембридже, а не в Норидже. Это большая разница!

– Пардон, Юго. – Лукавые бразильские глаза Марианджелы пробуждают во мне не только надежды. – Я еще плохо знаю географию Англии.

– Марианджела, принесите, пожалуйста, в библиотеку кофе для Хьюго и бригадного генерала. Мне надо вернуться к миссис Болито.

– Конечно. Всегда рада вас видеть, сестра Первис.

– Не забудьте попрощаться перед уходом, – говорит миссис Первис и удаляется.

– И как под ее началом работается? – спрашиваю я Марианджелу.

– На нашем континенте привыкли к диктаторам.

– Она по ночам спит или подзаряжается от сети?

– Она не такой уж плохой босс, если с ней всегда соглашаться. На нее можно положиться. И она всегда говорит то, что думает.

Марианджела обидчива, но ее обиды никогда не переходят в агрессивную злобу.

– Не сердись, мой ангел, нам просто нужно было отдохнуть друг от друга.

– Восемь недель, Юго! Два письма, два звонка, два сообщения на моем автоответчике. Мне нужен контакт, а не отдохнуть друг от друга. – Похоже, сейчас она не столько обижена, сколько уязвлена. – Ты совсем не знаешь, что мне нужно.

«Скажи ей, что все кончено», – настаивает Хьюго Разумник, но Хьюго Распутник обожает женщин в форменной одежде.

– Ты права, я действительно этого не знаю. Ни о тебе, Марианджела, ни о любой другой женщине. Я даже не знаю, что нужно мне самому. До тебя у меня были две или три подружки – но ты… ты совсем другая. К концу прошлого лета мой внутренний взор словно бы переключился на телевизионный канал, где сутки напролет показывали только Марианджелу Пинто-Перейра. Я чуть с ума не сошел. Единственным способом как-то восстановить душевное равновесие была временная разлука с тобой. Часто я почти готов был позвонить… но… видишь ли, ангел мой, все это по неопытности, а не со зла. – Я открываю дверь в библиотеку. – Спасибо тебе за все. За великолепные воспоминания. Прости, что был недостаточно чуток. Прости, что причинил тебе боль.

Она придерживает дверь ногой. Вся такая обиженная, пылкая.

– Сестра Первис просит принести кофе тебе и бригадному генералу. Черный и одна ложка сахара?