3d, или Дела семейные - Салма Кальк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, я даже не стану жалеть о той кладовке, которая была тут всегда, — оценила Элоиза. — Понимаете, в детстве здесь было очень здорово прятаться и играть в персонажей старинных семейных легенд, — пояснила она для Себастьена.
— А сейчас здесь должно быть неплохо спать, — сообщила Линни. — Слушай, поговори с Анной? Она мне уже весь мозг вынесла! Ей, видите ли, не нравится ни платье, ни прическа, ничего, она хочет надеть драные джинсы и рубашку в клеточку. Сказала, Себастьяно-прости-закрой-уши, что выглядит, как облезлая дура, которую залакировали, чтобы дыр видно не было.
— Хорошо, я попробую, — рассмеялась Элоиза.
Они оставили ненужные сейчас вещи и спустились вниз.
* 70 *
Анна нашлась в гостиной с девочками Шатийон и Александром, старшим сыном Майка — этакая мрачная фарфоровая кукла, смеётся, но при этом глазами сверкает так, что близко подходить ни в коем случае не следует. Рассказывает какую-то историю, не выбирая особенно выражений.
— Анна, уши ведь вянут, — скривилась Линни.
— У меня — нет, — сообщила Анна.
— Тебе сколько раз было говорено о том, что нельзя ругаться в этом доме, нельзя ругаться в школе, нельзя ругаться на улице и в больнице у Доменики тоже нельзя? — Линни смотрела страдальчески.
Элоиза внутренне хихикала — ага, яблочко от яблоньки, как говорится.
— Да я вообще понимаю, когда можно, а когда нет, — Анна посмотрела на матушку, как на дурочку.
— А потом запинаешься об порог и сообщаешь об этом миру, — хмыкнула Линни.
— Ну с кем не бывает, — пожала плечами Анна. — Сама-то ничуть не лучше! Тебе, значит, можно, деду можно, а мне нет? Непоследовательно.
— Дед — взрослый мужчина.
— Ага, а «тыжедевочка». Нет, не прокатит. Ну и что теперь, раз меня угораздило родиться в нашей долбанной семье, в которой рождаются почти одни только девочки?
— Не «тыжедевочка», а «тыжедурочка». Ты правда думаешь, что мой язык мне очень облегчает жизнь? Ничего подобного. Мне случалось из-за него попадать в крайне кривые ситуации. Да и к девочкам любого возраста, что и говорить, требования строже, чем к аналогичным мальчикам. Не замечала?
— Да ну, ерунда. Мальчиков не берут учиться в Санта-Магдалена. Значит, они не потянут программу.
— Это ты с кузенами обсуди, что они там учат, в своих школах. А я тебя просто прошу — не ругайся сегодня, хорошо? Бабушка огорчается, когда слышит от тебя ненормативную лексику.
— Бабушка огорчается, когда слышит её хоть от кого.
— Строго говоря, я дома не выражаюсь. Ни у отца, ни у мамы, — покачала головой Линни. — И на сцене, не поверишь, тоже. И не хочу, чтобы ты во что-нибудь встряла из-за того, что не научилась придерживать язык. Аннушка, я серьёзно, — Линни обняла дочь и заглянула ей в глаза.
— Ладно, ради тебя и бабушки, — буркнула Анна, опуская взгляд.
Элоиза поняла, что пора вмешаться.
— Анна, можно тебя на минуту?
— Конечно, Эла, — она подошла и взглянула на неё. — Кстати, скажи — я очень плохо выгляжу, так?
— Почему это ты плохо выглядишь? — подняла бровь Элоиза.
— Да одели по-дурацки, меня не послушали, — фыркнула Анна. — Вот скажи, мне ведь не идет эта огромная юбка? И каблуки неудобные!
— Каблуки вообще неудобные, — заметила Элоиза. — Вот что, пойдём-ка к большому приличному зеркалу, и ты всё внятно расскажешь.
— Это куда? — не поняла Анна.
— В мою комнату, которая сегодня не моя.
— Но там ведь Марго? — удивилась Анна.
— Она не помешает.
Комната Элоизы находилась на третьем этаже, под самой крышей, однако она была размером с небольшую квартиру-студию. Там хватало места и для шкафов, и для стола, и для большого зеркала в полстены. И Марго обладала умением захламить любое пространство ничуть не в меньшей степени, чем сама Элоиза. Она в самом деле была там, там же были и её многочисленные вещи, даром, что приехала она на два дня.
— Девочки, вы ко мне? Или за мной? — Марго натягивала на ногу чулок. — Представляете, порвала. Обидно, это была очень изящная пара.
— А у меня даже без рисунка, — мрачно заметила Анна.
— А ты хотела с рисунком? — оживилась Марго. — Увы, мой размер тебе будет велик, а то я бы тебе дала. А у тебя есть, кому эти чулки показывать? — хмыкнула она.
— Нет, — фыркнула Анна.
— Вот и не переживай.
— А что тебе не нравится? — продолжала уточнять Элоиза.
— Да всё! Я хотела надеть брюки, они красивые, но бабушка сказала — а вот хрен, надо платье.
Полина, скорее всего, сказала иначе. В отличие от мужа, дочери и внучки, она не ругалась ни при каких обстоятельствах.
— Платье тоже симпатичное, — заметила Марго.
— Да я в нём, как кукла! Такое платье разве что дочке монсеньора, Джиневре этой чокнутой, подойдет!
— А что не так с дочкой монсеньора? — оживилась Марго.
— Да дура она невоспитанная, вот что, — буркнула Анна. — Спроси у Терции, она тоже с ней знакома.
— Давай вот что сделаем, — Элоиза оглядела племянницу с ног до головы и взялась за причёску, — вытащим пару прядей и добавим диадему. Хочешь диадему?
— А у тебя есть лишняя? — Анна заинтересованно на неё посмотрела.
— Была где-то, — пожала плечами Элоиза. — Если я правильно помню.
Она подошла к шкафу, долго копалась в ящике, а потом выудила оттуда шкатулку. Внутри оказалась небольшая жемчужная диадемка.
— Ну ничего себе! Скажи, а в твоём шкафу на улице Турнон тоже есть склад ненужных драгоценностей? — поинтересовалась Марго.
— Не помню, нужно проверить, — лениво отозвалась Элоиза, уже совмещающая диадему с прической Анны.
— Я ведь вернусь домой и проверю, — усмехнулась Марго. — Слушай, какая отличная диадема! Ни разу не видела, чтобы простейший предмет так менял всю концепцию, — она даже поднялась с кресла и обошла вокруг Анны. — Да, так определённо лучше. Не понимаю, что ты сделала, но эффект виден сразу!
— Просто я удачно вспомнила о старой вещи, да и только, — хмыкнула Элоиза. — Анна, так лучше?
— Эла, спасибо, — Анна с большим удивлением смотрела на себя в зеркало и не могла оторваться. — Круто! А всего-то…
— Я рада, что мне удалось решить вопрос. Теперь всё хорошо?
— Да, — Анна наконец-то оторвалась от зеркала и бросилась обниматься. — Ой, у тебя там что, ничего нет?
Конечно, и она, и Марго заинтересовались конструкцией, обе они тут же поспорили, свалится платье до ночи или нет, и уже можно было идти, наконец, к людям.
* 71 *