Опасный поцелуй - Джефф Эбботт

Все это срабатывало в том случае, если им действительно было известно, что Пит мог подать прошение об опекунстве и у него были какие-то шансы его получить. Но Джуниора едва ли можно будет представить как надежного свидетеля.

– Я обязательно постараюсь узнать, какое исправительное учреждение занималось этим болваном, – сказал Гуч. – Хочу спонсировать нашу образовательную систему.

Проходя мимо «порше» Джуниора, Уит заметил, что задний левый угол машины побывал в небольшой переделке: левый стоп-сигнал был разбит. Уит вспомнил о «порше», мимо которого он проезжал прошлой ночью, покидая пристань: у того тоже не горел один задний фонарь и из него доносилось бешено орущее низкопробное диско. А было это за несколько часов до того, как, по утверждению Энсона, они с Джуниором приехали в Порт-Лео.

Клинок устал.

На Порт-Лео опустилась глубокая ночь – его любимое время суток. Он стоял под сенью виргинских дубов и слушал шепот ветра, запутавшегося в ветвях, – звук, который в свое время ласкал каждую женщину в этом мире.

Он решил, что это был удачный день. Во-первых, он узнал, где находится Велвет, его игрушка, его крошка, ожидавшая своего часа. Во-вторых, план относительно Хезер Фаррел уже был запущен в действие. Теперь ему можно спокойно заснуть, чтобы увидеть во сне все те многочисленные удовольствия, которые он мог превратить в реальность в самые ближайшие дни.

Не каждому мужчине, подумал Клинок, дано быть таким удачливым и богатым. Отказавшись от сна, он направился 'к гаражу, чтобы подготовить лодку к выполнению задачи.

– Мам?

Фейс Хаббл проснулась, как от толчка. Она спала, и ей снился сон, что Порт-Лео остался далеко позади их яхты, стрелой уносившейся в глубь залива; с одной стороны от нее стоял Пит, с другой – Уит. Ее лицо было мокрым от прохладных брызг, которые летели, когда нос судна врезался в высокие волны. Мужчины обняли ее за плечи, приподняли над перилами, после чего она полетела в какой-то бесконечно глубокий каньон с блестевшей на дне водой. Она подняла глаза вверх: Пита и Уита уже не было, вместо них стояли Люсинда и Сэм, которые молча взирали на ее смерть.

Она подняла голову с подушки. По ее плечам, спине, между ног разливалось приятное тепло.

– Мам? – снова позвал Сэм. Красноватые тени синяками лежали у него под глазами. У парня был такой вид, будто он не спал целую неделю. – Ты в порядке?

Фейс улыбнулась. Она определенно была в порядке.

– Да, дорогой, все хорошо. – Она тихонько похлопала его по руке. – Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Велвет жевала кусок холодного поп-тарта – тоста с фруктовой начинкой, – снова пересчитывая деньги. Купюры были новые, тугие и вызывали странное ощущение: будто ее пальцы сжимали орудие мести. Когда она провела краем пачки по ребру прикроватной тумбочки, послышался характерный шелест. После вычета всех платежей по кредитам эта сумма выглядела недурственно. А поскольку ее кинокомпания в плане юридической поддержки оказалась несостоятельной («Прости, Велвет. Юристов в Техасе мы не знаем, а сами просто не можем в это втягиваться» – какие сволочи!), наличные деньги оказались более необходимы, чем когда-либо в ее жизни. Деньги от Фейс, чтобы нанести удар Фейс. Эта мысль уже сама по себе очень нравилась ей.

Она закончила с поп-тартом и внимательно изучила упаковку, чтобы проверить, запатентовано ли это название. Неплохое название для фильма – «Поп-тарты». Может перекликаться с поп-музыкой или со сладеньким угощением на завтрак. Черт! Запатентовано. Ну ладно. Она спрятала деньги – двадцать тысяч – на дно своего чемодана, завернув их в легкую ветровку.

Принимая душ, Велвет продолжала обдумывать свои дальнейшие действия. Пристрелить Фейс было явно плохой идеей, да и сама она не была уверена, что сможет нажать на курок. Но она зарядила пистолет и, когда Фейс постучала в двери, засунула его в сумочку. Просто так, на всякий случай.

На случай, если эта сумасшедшая сука попробует ее убить.

Но Фейс не собиралась ее убивать. Когда они встретились, эта дама сразу же заявила:

– Послушай, Велвет, мы обе знаем, что Пит застрелился. И все твои намеки и высказывания не что иное, как ухищрение во имя саморекламы.

– Ты хотела сказать, во имя справедливости.

– Нет. Только рекламы. Я тут навела кое-какие справки, моя дорогая. Пит уже пытался покончить с собой четыре года назад, когда наглотался таблеток. Я получила его карточку из больницы в Ван-Нуйсе. И я передам ее полиции и Уиту Мозли.

– Это еще ничего не значит.

– А знаешь, что мне еще удалось выяснить, моя дорогая? Твои последние пять фильмов провалились. Ты попыталась сделать что-то с претензией на искусство, вместо того чтобы просто показывать грязь, и теперь то, что ты делаешь, никому не нужно. Ты сейчас без гроша, Велвет.

– Убирайся отсюда к чертовой матери!

Фейс вовсе не взбесилась от этой грубости и лишь слегка улыбнулась ей с видом превосходства.

– Какой взвешенный подход! – с ехидством произнесла она. – А знаешь, я ведь могу помочь тебе. Бери-ка ты свои ноги в руки и езжай отсюда, пока тебе их не обломали. И мы обе – ты и я – будем просто счастливы.

Велвет промыла волосы от пены, выключила душ и потянулась за полотенцем. Сегодня она чувствовала себя лучше, чем вчера, когда при каждом вдохе у нее внутри все просто переворачивалось. Она вышла из кабинки, раздумывая над тем, смотрит ли Пит на нее сейчас и ненавидит ли он ее теперь.

Не нужно ненавидеть меня, Пит. Я обещаю, что им всем это так не пройдет. И Фейс Хаббл еще поплатится. Поплатится! Прежде чем обратиться в газеты в Далласе, Хьюстоне и Остине, она отмоет деньги, которые Хабблы перечисляют на ее счет. Затем она позаботится о том чтобы создать видимость респектабельности. Ждать, как она полагала, осталось уже недолго.

Велвет оделась и снова проверила свой пистолет на дне сумочки. Он как раз идеально помещался рядом с диктофоном. Голос Фейс на пленке – льстивый, молящий, предлагающий взятку за Молчание относительно все еще не получившей огласки карьеры Пита – был получше любой пули. Пуля приносила лишь мгновенное страдание.

Страдание… Она вспомнила о Сэме, о просьбе Фейс защитить его от боли, которую он не перенесет, если узнает о работе отца. Перед ее глазами встала картина: вот Пит с Сэмом сидят на корме яхты; отец пьет пиво из бутылки сын – колу; они ведут неловкий разговор и наконец останавливаются на бейсбольной теме. Пит болел за «Падрес» а Сэм – за «Рейнджере». Велвет стыдливо подслушивала, как они оживленно, со знанием дела высказывались по поводу обменов игроков и круговых пробежек и оба ругали «Янкис». В какой-то момент Сэм все-таки рассмеялся Горячие слезы наполнили ее глаза, и она подумала: «А сама ты, собственно, кто такая? Джун Кливер?[12]» Возможно, ей не следует никогда и никому рассказывать о Пите. Пусть Сэм думает, что его отец просто снимал кино для рекламы. Пит не хотел бы, чтобы Сэму было стыдно за него, чтобы на юношу свалился груз отцовских грехов. Может, ей взять эти деньги и бросить их Сэму со словами: «А вот это твоя мать хотела заплатить мне за мое молчание, малыш. Хочу, чтобы ты знал, кто живет рядом с тобой»?