Испанская легенда - Татьяна Полякова

– В это время Алекс уже жил с вами?

Я испуганно посмотрела на него и кивнула.

– Придется заняться историей гибели твоей семьи. И твоегобрата тоже.

– Возьмешь меня с собой? – не без робости спросила я.

– Куда? – усмехнулся он.

– Ты же понял.

– Вполне возможно, что на ближайшее время нам придется статьсиамскими близнецами.

Алексей продолжал хмуриться, я с вопросами приставать нерискнула, догадываясь: нет у него ответов на мои вопросы. Что-то его оченьбеспокоило, впрочем, поводов для беспокойства имелось сколько угодно, нопочему-то мне казалось, что связано это с разговором по телефону, который онвел на заправке.

Подъезжая к моему дому, Алексей притормозил, посмотрел наменя с сомнением и произнес:

– Не знаю, стоит тебе говорить или нет...

– О чем? – насторожилась я.

Он помолчал, глядя перед собой, повернулся ко мне и сказал:

– О твоем парне, который исчез в Питере. Он тебя не бросал.Он погиб. Попал под машину, 25 ноября, примерно в одиннадцать часов вечера, науглу Литейного и Некрасова.

Двадцать пятое ноября. Эту дату я хорошо запомнила. В тотвечер Юра ушел от меня, пообещав позвонить на следующий день. Больше мы с нимне виделись. Сначала я не находила себе места, а потом... потом начала егоненавидеть, не понимая, почему он так со мной поступил. Я проклинала его на вселады, а он был мертв.

Я вышла из машины и побрела к своему подъезду. В головебилась одна мысль: я носилась со своими страданиями, заставляя себя ненавидетьЮру, выращивала в себе эту ненависть изо дня в день, как растят цветы воранжереях, ухаживая и поливая, а его уже не было в живых. Он не бросил меня,не предал. Он погиб. Это я предала его, поспешив променять любовь на ненависть.Но разве я могла подумать... я позвонила, он не ответил. Почему, почему я нестала его искать? Боялась выглядеть обманутой дурой? Нажила себе комплекс неполноценности,а теперь узнала: он погиб через несколько минут после того, как ушел от меня,совсем рядом с моим домом. Изжитая с таким трудом боль вдруг вернулась, теперьона была помножена на чувство вины. Я должна была его разыскать... в концеконцов, почувствовать, что с ним случилось несчастье.

Вернувшись домой, я заперлась в своей комнате, уткнуласьносом в подушку в надежде вдоволь нареветься. Но слез не было. Впередипризрачно маячило еще несколько лет страданий, бесполезных, горьких, на сей разне из-за чужого предательства, а из-за моего собственного. Я ничего не могуисправить, ничего, но я могу попытаться не допускать прежних ошибок. Возможно,это была трусливая попытка заключить мировую со своей совестью. «Что было –смерти, будущее – мне», как сказал поэт.

Я подумала о Мартине, и надежду, что все в моей жизниизменится к лучшему, тут же сменило беспокойство. На часах восемь вечера, аМартин до сих пор не позвонил. Тревога нарастала, продержавшись еще час, янабрала его номер. Не расскажи мне Алексей о гибели Юры, вряд ли я решилась бына это. Если мужчина сам не звонит, глупо навязываться... Но теперь мои прежниепринципы трещали по швам.

Когда Мартин ответил, мой голос звучал преувеличенно бодро:

– Привет, как дела? Встретимся сегодня?

– Не получится, – спокойно ответил он. – Работымного, пытаюсь доделать вечером то, что не успел днем. – Повисла пауза,которая меня смутила, и я, запинаясь, произнесла:

– Очень жаль. Я на тебя рассчитывала. Тогда до завтра?

– До завтра, – сухо сказал он и повесил трубку.

Я отложила телефон, увидела, как дрожат мои руки, и едва незаорала в голос от обиды. Я знала, что так будет, я знала... и вот онослучилось. Его интерес ко мне пропал так же внезапно, как и появился. Япредставила крушение всех своих надежд и решила, что жить мне больше незачем...Пока не явилась вполне здравая мысль: Мартин видел меня сегодня с Алексеем.Конечно, сесть в машину парня не бог весть какое преступление, но вот что обэтом думает Мартин? Не зря с той самой минуты меня мучили сомнение и тревога.Совершенно правильно мучили. Мартин тоже хорош, мог бы, по крайней мере,поговорить со мной. Ладно, завтра он позвонит и... А если не позвонит? Что ябуду делать? Изводить себя сомнениями, реветь в подушку, все, что угодно, ноодного не сделаю точно: я ему не позвоню. Выходит, история с Юрой так ничемуменя и не научила? Сейчас еще раз наберу номер Мартина и попытаюсь выяснить,что заставило его отказаться от встречи: действительно срочная работа или онвсе-таки решил... В общем, я схватила трубку и набрала номер.

– Извини, что опять беспокою. Мы не могли быпоговорить? – выпалила я скороговоркой, опасаясь, что духа довести начатоедо конца попросту не хватит.

– Я тебя слушаю.

– Может, все-таки встретимся? – Эти слова я произнеслапрактически в отключке, в полном обалдении от собственной отваги.

– Хорошо, приезжай ко мне. – Он назвал адрес и повесилтрубку.

Особого желания меня видеть он, судя по голосу, неиспытывал. А если дело не в утренней встрече и я просто ему надоела? Хороша жея буду... Если надоела, пусть так об этом и скажет. Переживу как-нибудь.

Я вызвала такси и через полчаса уже подъезжала к домуМартина. Жил он в новом трехэтажном доме неподалеку от Соборной площади. Вздании было два подъезда, мне нужен второй. На домофоне три кнопки с фамилиямивладельцев квартир. Я надавила кнопку с цифрой пять и услышала голос Мартина:

– Заходи. Квартира на втором этаже.

Проигнорировав лифт, я поднялась по лестнице торопливо,почти бегом. Каждая квартира занимала целый этаж. В другое время я бынепременно оценила парадное, лестницу с коваными перилами и красную ковровуюдорожку, но в тот момент мне было не до этого.

Дверь квартиры была приоткрыта, я вошла в просторный холл иувидела Мартина. Он вышел мне навстречу босой, в голубых джинсах, тонкомджемпере темно-синего цвета и показался мне таким красивым, что все моисомнения сразу вернулись. Что это я вообразила, да у него таких девиц...

– Кофе выпьешь? – спросил Мартин, голос его звучалустало.

«У него в самом деле полно работы, а тут я...» Уже жалея,что пришла, я покачала головой:

– Нет, ничего не надо.

– Тогда пройдем в гостиную.

Гостиная оказалась огромной и была выдержана в бело-золотыхтонах. Мягкие диваны, настольные лампы и белый рояль посередине.

– Ты играешь? – я кивнула на инструмент.

– Так, иногда. Мама была прекрасной пианисткой, но из меняничего не вышло. Слава богу, папа понял это вовремя... не то в мире появился быеще один непризнанный гений.