Страсть по понятиям - Владимир Колычев

— Может, все-таки скажешь, что случилось?

Настя косо глянула на меня, кивнула, — дескать, скажу, только погоди немного.

Она сделала несколько глотков из банки, скривилась, но продолжала пить, пока не осушила до дна. Икнула, кисло посмотрела на меня:

— Ну и гадость!

— Это про меня?

— И про тебя тоже!

— Спасибо.

— Пожалуйста!.. Закурить есть?

Я не успел ответить, как она снова зашлась в истерике.

— Блин, сумочка в машине осталась! Там же документы все! Деньги! Карточка! Ключи!.. Пипец!..

Услужливый Ваня протянул ей пачку «Мальборо». Мы с ним не курили, но сигареты в «НЗ» имелись.

Этим он ее не успокоил, но замолчать заставил. Так ребенку затыкают рот соской… Видно, крепко влипла Настя, раз потеряла всякое самообладание.

Я не торопил ее, ждал, когда она сама заговорит о причинах своей напасти. И дождался. Правда, к этому времени она приготовила и осушила еще одну баночку «ерша». Причем выпила без всякой закуски, хотя Ваня предложил ей бутерброд.

— У Эдика самый большой пакет акций, он был главным на заводе. Он его построил, он его поднял… Большой пакету него, но не контрольный. Всего лишь блокирующий. И у Савельева тоже блокирующий. Только Савельев ни черта не делал. Деньги вложил, и все! А Эдик все поднял! На своем горбу поднял!.. Нет, ты представляешь, какая наглость? Эдик поднял все, а Савельев лапу наложить хочет!..

— Рейдерский захват?

— Да нет… Он хотел, чтобы его человек в совете директоров заправлял… Ну, в общем, да, он хотел нас захватить… Сначала свой человек, затем все под себя… Ну, Эдик, само собой уперся…

— Тогда Савельев нанял киллера, чтобы убрать Эдика?

— Киллера?! Нуда, Жмыхов, падла, сказал, что Савельев нас заказал. Дескать, информация прошла, сказал, что все очень серьезно. Сказал, что против нас очень серьезно работают… Вы, говорит, «Хаммер» не берите, вдруг там «жучок», а может, и бомба. Ну, мы на моем «Лексусе» поехали. Дом в лесу, мы должны были там переждать опасность… А я еще, дура, спрашиваю, зачем туда ехать? — В порыве самобичевания Настя шлепнула себя ладошкой по лбу, — Зачем туда, спрашиваю, если можно сразу в аэропорт! Нельзя, говорит, туда, ждут нас в аэропорту. А нас в лесу ждали. Женю сразу убили… Эдик побежал, но его тоже… И нас бы накрыли… Сама не помню, как меня назад понесло. Как будто кто-то назад потянул… Такая скорость была, как у Шумахера! А потом раз, твой автобус!.. Мы бы ушли, если бы не ты! — Настя с осуждением глянула на меня.

Но вот к упреку в ее глазах добавилось и обличение.

— Слушай, а может, ты с ними заодно?

— Слушай, а может, хватит «ерша» глушить? Шумахер!.. Не такой уж ты и Шумахер! Они тебя и без нас догнали!.. Скажи спасибо, что эти уроды по автобусу начали стрелять.

На какое-то время Настя зависла в раздумье.

— Нуда, они по вам, вы по ним… — наконец кивнула она. — Было такое… Но мы бы все равно уехали, если бы не вы…

— Настя, головой думай!..

Она ехала задом и смотрела тоже в ту же сторону, именно поэтому и смогла увидеть автобус. Остановилась, чтобы не врезаться в меня, только тогда и глянула вперед. Увидела опасность, пригнулась, спрятала голову. Потому и осталась жива. Мотор ее от пуль защитил… Но я не стал этого ей говорить. Хотя бы потому, что не нужны мне ее благодарности. Мне от нее сейчас нужен был только Альберт. Я должен знать, где он, что с ним. Если его похоронили, то родители должны знать, где его могила.

— А еще пиво есть? — спросила она, осоловело глянув на меня.

— Нет! — отрезал я.

— Как это нет? Есть!

Иван снова втиснулся между нами, протянув ей банку пива.

— Вань, ты что, официантом работаешь? — с осуждением спросил я.

— Не надо, Ваня. Не надо! — мотнула головой Настя. — Твой начальник против, значит, не надо!

Она оттолкнула от себя банку с пивом, но тут же обхватила губами горлышко бутылки, вливая в себя водку. Морщилась, но пила. Пока совсем невмоготу стало, пила. А Ваня подал ей откупоренную банку с пивом, им она и запила горечь.

— Идиоты! — Я просто не мог найти других слов.

Сейчас Настя совсем опьянеет, ее сознание погрузится в забытье, и что я тогда смогу от нее узнать?.. Но так она к тому и стремилась, чтобы напиться и забыться. Хреново ей, и я должен был это понять.

— Костя, ты не злись, не надо, — окосевшими глазами посмотрела на меня Настя. — Не надо, ик… Хороший у тебя автобус, все под рукой… Там, кажется, спальня есть?

— Спать хочешь?

— Да нет… Просто…

Настя нагнулась, стала шарить рукой по полу, нащупала пачку «Мальборо», подняла ее, достала сигарету. Ваня поднес огонек.

— Спасибо, друг… — вялым заторможенным движением она похлопала его по руке, в которой он держал зажигалку. — А куда мы едем? — на удивление трезвым голосом спросила она.

— А куда Жмыхов сказал, туда и едем, — пошутил я.

— Жмыхов?!

— Ну, я же на него работаю.

— A-а, шалишь, парниша! — пьяно хихикнула она, кокетливо укорив меня движением указательного пальца.

— Что, разве я не могу работать на Жмыхова?

— Не можешь… Жмыхов убить тебя хочет…

— Да ну!

— Воттебе и ну!..

— Аподробности можно?

— Может, мне еще и станцевать?

— Еще успеешь.

— Ага! Во! — Она скрутила комбинацию из трех пальцев и сунула ее мне под нос.

Совсем она пьяная, но вдруг ее взгляд снова прояснился.

— Так все-таки куда мы едем? — вроде бы трезво, но заплетающимся языком спросила она.

— Акуда надо?

— Не знаю… Домой нельзя… Ты же меня спрячешь?

— Только тебя?

— И Алину… Мы теперь с ней два сапога пара… — опустив голову на грудь, пробормотала Настя.

Я попросил Ивана, чтобы он отнес ее в спальню. Алина уже лежала на диване, свернувшись калачиком. И этой надо бы принять горизонтальное положение, пока совсем не развезло.

— Не надо! — широко махнула рукой Настя, когда Ваня коснулся ее плеча. — Я сама!

Но на его руку она все-таки оперлась. Я остановил автобус, чтобы ей легче было идти. Но только она легла на мою кровать, как снова тронулся в путь Ваня сел на сиденье, что находилось за «штурманским» креслом, но в обратную от него сторону. С этого места хорошо было обозревать салон кемпера, и он с обожанием смотрел на Алину. Он и снотворным ее напичкал, и пледом укрыл. Как бы в люк не выпрыгнул, чтобы звезду для нее с неба достать. А дело близится к ночи, темнеть уже начинает.