Чаша судеб - Елизавета Дворецкая

Выстроившись, речевины двинулись вперед. Пешая рать шла, не нарушая порядка «стены», конная дружина стучала мечами о щиты, чтобы подбодрить ратников. Князь Велемог скакал впереди, под развевающимся стягом, где золотом по алому шелку был вышит знак Молота и Чаши – знак Сварога.

– Небесный Кузнец с нами! – кричал князь, высоко поднимая меч и ловя клинком первые лучи солнца. – И как Сварог зажал Змея в клещи и голову ему снес, так и мы дрёмичей зажмем и головы снесем!

На вид войско Держимира казалось гораздо слабее: его пешая «стена» насчитывала не более десяти рядов.

– Да их вдвое меньше нашего! – радостно кричали конные кмети ратникам. – И лучников впереди нет! Побьем! Щитами закидаем!

Стяг самого Держимира, с громовым колесом, реял не впереди, а сбоку, над конными рядами его «леших». На другом краю вился по ветру стяг с каким-то вовсе неведомым знаком. А перед медленно наступающей «стеной» носился взад и вперед всадник на вороном коне и кричал что-то.

– Эй, речевины, березовые дубины! – доносился до передних рядов задорный голос. – Не промочили ли ноги, как через Истир брели? А то будете чихать, колья растеряете! Глядите – и портки намокнут, как обратно вас поскидываем! А может, есть один в сухих портках – пусть выйдет со мной силой помериться!

Некоторые из речевинов на ходу вскинули луки, пытаясь прекратить обидные речи. Смеясь, всадник откинулся назад, лег спиной на заднюю луку седла – стрелы пролетели над ним. Светловой вгляделся и ахнул: ему вспомнилась давняя битва на Истире и это же лицо, смуглое, с крупным носом и большими темными глазами. Только тогда оно было замкнутым и ожесточенным, а сейчас лучилось смехом. Но та же легкая подвижная фигура, та же черная коса до лопаток. Это он, тот самый «темный глаз»! Светловоя так потрясло появление куркутина, что на миг он забыл, где находится: ведь этот человек считался мертвым. А он жив… жив ли? Или это блазень, или оборотень, или упырь, вылезший из могилы, чтобы попытаться довершить свое злое дело?

До речевинов уже долетали боевые кличи противника; громче других раздавался голос Озвеня, подобный боевому рогу. Светловой вспомнил и его. Все те, с кем он скрестил оружие в тот давний день, снова встретились ему здесь, и теперь казалось, что все случившееся с тех пор было только дорогой к этой битве. Битве, которая решит… Что решит? Этого он не знал, но об этом сейчас было некогда задумываться.

Пешие «стены» все ускоряли шаг, готовясь столкнуться с противником и попытаться первым же мощным натиском оттеснить его назад. Полетели первые стрелы речевинских лучников, воткнулись в красные щиты дрёмичей с громовым знаком на железных умбонах. В ответ им из-за дрёмической «стены» тоже полетели стрелы. Не ждавшие этого речевины дрогнули, а князь Велемог выбранился: теперь он понял, почему «стена» Держимира оказалась такой тонкой.

Байан-А-Тан, не дождавшись поединщика, ускакал к своему конному полку. Князь Велемог вскинул копье, собираясь призвать войско к решительному удару, как вдруг в конных полках Держимира началось что-то непонятное. От каждого из них отделилось по несколько всадников, они стремительно поскакали навстречу речевинам. В отличие от других, на них не было кольчуг, шлемов или иных доспехов, а только белые рубахи, даже без поясов. Один из них летел прямо на князя Велемога; Велемог перехватил копье по-другому, глянул на противника, примериваясь… и вдруг издал крик, больше похожий на всхлип.

Холодный ужас хлынул по жилам, волосы явственно шевельнулись под шапкой. У всадника оказалась волчья голова. Слышавший о любви дрёмичей к личинам Велемог попытался взять себя в руки и подавить первый испуг, но чем больше он смотрел, тем крепче леденело сердце: это была не личина, это была живая голова волка на человеческих плечах. В приоткрытой пасти сверкал тесный ряд белых зубов, глаза горели красным огнем, уши стояли торчком, как у настороженной собаки. Звериная морда выражала ту осмысленную жестокость, которая и делает оборотней настолько ужасными. Нет ничего хуже безжалостной, кровожадной силы зверя, соединенной с человеческим разумом.

Не думая, Велемог метнул копье: руки сами сделали привычное дело. Копье ударило острием прямо в грудь оборотню и со стуком отскочило, упало на землю, а тот слетел с седла, покатился по земле… и обернулся огромным волком – белым, с черноватыми подпалинами на груди и на лапах. Только голова с горящими багровым огнем глазами, с оскаленной пастью осталась прежней.

Конь его помчался прочь, разметав по ветру серую гриву; присев, волк вскинул к небу морду и завыл. Пронзительный, леденящий душу вой понесся над полем, и ему ответили десятки волчьих глоток. В рядах речевинов раздались крики: невесть откуда взявшиеся десятки волков набросились на конные полки. Кони бились, ржали в непобедимом ужасе перед серой смертью, рвали поводья и мчались прочь, не слушая всадников, а волки выли, бросались и вцеплялись в горло коням, рвали и отпрыгивали, чтобы тут же броситься на других.

Конные полки Светловоя и Боримира были рассеяны; не в силах удержать взбесившихся коней, всадники мчались в разные стороны от пешего строя; одним удавалось удержаться в седле, другие падали на землю. Между тем дрёмическая «стена» подошла уже настолько близко, что стрелы скрытых за щитами лучников долетали до противника. Но самое страшное заключалось не в этом. Потерявший коня, с расцарапанной в кровь щекой, с трудом поднявшийся на ноги князь Велемог видел, как конные полки Держимира стремительной смертоносной волной катятся на оставшиеся без защиты края его «стены». Хуже этого ничего нет: «стена», неповоротливая и почти неспособная защищать свои края, способна биться только до тех пор, пока ее прикрывает конница. А без нее битва превращается в избиение. Земля дрожала, конский топот казался громом, заглушавшим даже боевые кличи самих дрёмичей.

Но Велемог не был бы достоин своего княжеского рода, если бы растерялся. Стерев кровь со щеки, безумными глазами он окинул поле, безуспешно выискивая волка-оборотня, который явился причиной этого ужаса. Конница дрёмичей била в края пешей «стены», а прямо на Велемога надвигался ратный строй дрёмичей, ощерившийся копьями. Стрелы свистели над его головой, и ему даже почудился где-то вдали отчаянный крик Держимира, требовавший «не стрелять в князя Велемога». Видно, живым хочет взять, гром его разрази…

Повернувшись, Велемог бегом бросился назад. Середина пешей «стены», теснимая собственными краями, еще держалась; ряды расступились, впустили князя в середину.

– Держаться! Держаться! – кричал он, сам себя не слыша.

В мыслях его билась отчаянная надежда: раз волчий вой прекратился, то, может быть, Светловою и Боримиру удастся собрать рассеянную конницу и вернуть ее в бой.

* * *

Князь Боримир лишился коня одним из первых: огромный волк с бешеными красными глазами вцепился коню в горло и мощным толчком опрокинул на землю, словно новорожденного жеребенка. Боримир, обученный падать с седла, прокатился по земле и остался невредим, только ушибся о чей-то брошенный щит; он уже ожидал, что звериные зубы вот-вот вопьются ему в шею. Но рядом метнулся горячий вихрь, ноздрей коснулся звериный запах – волк промчался мимо. Боримир вскочил на ноги, держа наготове нож, но зверя поблизости не оказалось. Увернувшись от копыт чьего-то коня, с храпом проскакавшего мимо, молодой князь огляделся.