Мохнатый бог - Михаил Кречмар

В общем, взяли мы под прицел обломанный ствол тополя, наш провожатый загремел бензопилой, прорезал окошко, потом вздохнул и заглушил агрегат. «Снег внутри. Медведь не ложился». Мужики затыкают дырку куском бревна — «так всегда делаем, авось на следующий год ляжет». Мы разочарованно повесили ружья на плечи, я спрятал фотоаппарат, и мы двинулись обратно.

Тут подоспело следующее дерево. Собственно говоря, там было два дерева с дуплами — оба толщиной в несколько обхватов, оба исцарапанные зверями. Первый Местный осматривает оба и, не объясняя причин выбора, кивает на то из них, которое стоит ближе к борту долины. Мы с Антоном крутимся неподалёку, оба Местных возятся у комля — словом, ничто не напоминает той строгой расстановки по номерам, которая присутствовала в первом случае. Опять гремит бензопила, и вдруг один из ребят возбуждённо говорит: «Лежит, лежит. Сейчас будем брать!»

Второй Местный подходит к нам и протягивает клок шерсти, вырванный бензопилой. После этого начинает поиск лучших позиций.

Дело усугубляется тем, что дерево это высокое и имеет развилку на высоте около десяти метров. Один конец этой развилки вполне живой и тянется вверх ещё метров на десять. Второй же направлен в сторону, он пуст внутри, и в нём невооружённым глазом просматриваются несколько дырок. Кроме того, есть и главный выход — прямо обломанный кусок ствола. Первый Местный объясняет, что не всё так просто — во-первых, стрелять в медведя надо только тогда, когда он вылезет наружу (иначе замаемся доставать его из дерева); во-вторых, надо хорошо продумать, как он будет вылезать и на какую строну. Медведь — он тоже делан не чем попало, он понимает, что пришла смерть, что положение его безвыходное, и он через себя извернётся, но попытается спастись. Поэтому Первый Местный расставляет нас с особым тщанием, предоставляя Антону наиболее выигрышное место. У него Benelli М3 с коротким стволом, патроны Rottwail, снаряжённые пулями Бреннеке весом 39 граммов. При контрольном отстреле они показали феноменальную кучность — практически сливаются пробоинами. Расстояние метров тридцать. Первый Местный рекомендует ставить пулю. Было бы чуть поближе, я бы немного поспорил в пользу картечи. Тем не менее Антон всё равно ставит картечь четвёртым зарядом.

В это время Второй Местный колдует возле комля с пилой. Пила работает плохо, глохнет, медведь внутри сердится и пытается поймать шину зубами. Я ему в принципе не завидую. А в этом конкретном случае — и подавно. Местные, посовещавшись, решают развести костёр, нагреть над ним пилу и продолжить процесс доставания медведя из дерева. В промежутке Второй Местный тыкает прутиком в щель от пилы, медведь выркает и ловит прутик зубами. Тут же крутится Найда, маленькая сухоногая лаечка Первого Местного, истерически лает на щель, заводя сама себя до собачьей истерики. Попутно Второй Местный пытается собрать дрова для костра, перемежая свои действия замечаниями вроде «лес есть — дров нету» и прочими таёжными открытиями и мудростями. Наконец дрова собраны, костёр горит, и мужик держит над костром пилу, словно собрался приготовить из неё шашлык.

Пила, действительно, заводится, и Второй Местный начинает вырезать окошко в стволе — размером где-то 15x15 сантиметров. До дупла расстояние где-то сантиметров 25, шина пилы короткая. Но в какой-то момент сухая половина дерева начинает трещать и качаться — медведь пошёл наверх. «Пошёл! Пошёл!» — кричит Первый Местный, и Второй Местный бросает пилу и отскакивает в сторону с карабином в руках.

Белогрудый медведь рвётся наружу в клубах дыма.

Но ствол перестаёт качаться, и, простояв минуты две наготове, местные начинают реализовывать вторую часть плана.

«Наверху засел. Надеется, что мы уйдём. Выкуривать придётся», — говорит Первый Местный, стоя в двадцати метрах в стороне и держа под прицелом дупло.

Я предлагаю выстрелить по дереву несколько раз, естественно, в то место, где медведя гарантированно нет. Первый Местный утверждает, что это совершенно бессмысленно, много раз пробовано, и вообще… Тем не менее я жертвую четырьмя патронами из своего «Вепря-Супер». Полуоболочечные пули пробивают огромное дерево насквозь, но что толку… Отсутствие всякого шевеления подтверждает правоту профессионала.

Второй Местный наконец допиливает окошко и разводит в нём небольшой костёр. Я подхожу ближе и вижу, что внутри находится гнездо из ветоши диаметром около 90 сантиметров. Второй Местный очень ловко насовывает туда веточек, действуя, как пресловутая старушка у костра Яна Гуса. Я жертвую для разжиги свой носовой платок, Второй Местный пропитывает его бензином из бака бензопилы, причитая при этом, что бензина совсем не осталось. А вдруг придётся дерево валить, если медведь наверху застрянет? Нет, не хватит бензина, однако…

Но пока Второй Местный возится с костром, в дело снова вступает Найда. Она бросается в дырку, засовывает туда голову — дырка ей как раз по размеру — и снова исходит диким лаем.

В конце концов собаку отгоняют, Второй Местный разжигает в дупле огонь. Огонь гореть не хочет — видимо, медведь заткнул своим тылом верх дупла и тяга отсутствует.

«Лапника тащи, лапника», — кричит Первый Местный, на что Второй угрюмо бурчит: — «Да где ты тут ёлку видишь?»

Но медведь наверху, видимо, сдвигается, и в пятнадцатиметровой трубе ствола сразу появляется тяга. Причём тяга такая, что ветки сгорают, как в паровозной топке, и воздух влетает туда со свистом — так, что возле этой топки стоять холодно. Я тоже ухожу со своего поста и начинаю подтаскивать туда дрова — ибо, смех и грех, в этом лесу на самом деле хороших дров нет. А те, которые есть, прогорают, как спички. Но пламя уже бушует вовсю, туда лезет собранный на каких-то дальних ёлках лапник, из дуплистого отростка начинает валить дым, сперва потихоньку, а потом посильнее и посильнее. В конце концов Второй Местный и я возимся у дупла, как кочегары, и тут Первый Местный кричит: «Лезет! Лезет!»

Мы со Вторым очень-очень шустро отбегаем к карабинам. Дупло уже полностью закрыто дымом, разглядеть в нём совершенно ничего невозможно, но Антон уверяет, что там показался конец носа. Проходит полминуты, в дереве что-то шуршит, и наконец из дупла до середины вылезает медведь. Я сопоставляю его с виденными мной его бурыми собратьями и прихожу к выводу, что он размером со среднего самца бурого медведя. А значит, по меркам белогрудого, он просто большой.

«Большой! Большой! Такие обычно под корягами лежат!» — галдят дружно оба местных охотника. И все застывают с оружием наготове, следя за развитием событий.

Разглядывая высунувшегося из дупла медведя, я тем временем прихожу к довольно неутешительным выводам.

Во-первых, медведь сейчас лежит на свежем воздухе, и любая мотивация, чтобы он покинул дупло, для него исчезла. Во-вторых, это большой и соответственно умный медведь, и он понимает, что дупло, хоть и с горящим внизу огнём, даёт ему хоть какую-то безопасность. Ну и, в-третьих, темнота — единственный союзник медведя — подкрадывается и подкрадывается. А месяц— январь… И подкрадывается она быстро.