Я была Алисой - Мелани Бенджамин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек, сидящий напротив. Он помешивает чай, вот он слегка проливает его себе на брюки и, сокрушаясь по поводу своей неловкости, качает головой. При этом он продолжает улыбаться, как некий кот из одной любимой детской книжки.
Неужто я никогда от этого не избавлюсь?
— Продолжайте, — царственно кивнула я.
— Ну вот и умница! — Мистер Рескин погладил бакенбарды, и на меня пахнуло ароматом его духов. — Во-первых, позвольте мне удовлетворить мое давнее любопытство. Правда ли, что мистер Доджсон много лет назад просил у ваших родителей вашей руки?
Я испытала потрясение. Сердце мое забилось так оглушительно, что я уже не слышала ничего, кроме шума собственной крови в ушах. Было трудно себе представить, что он поведет себя столь прямолинейно. Подобные разговоры находились за пределами наших тем общения.
Увидев мое смятение, мистер Рескин даже не попытался его унять, а просто сидел в кресле и наблюдал за мной. Его глаза блестели, отражая огонь в камине. Он взял пирожное и, отправив его в рот, со вкусом прожевал.
— Я… то есть мне кажется, с вашей стороны довольно неучтиво задавать подобные вопросы!
— Знаю, знаю и прошу меня извинить. Но я не смогу вам помочь, если у меня на руках не будет всех фактов.
— Фактов? Каких фактов?
— Фактов о вашем прошлом, дорогая моя. Не будьте дурочкой. Не можете же вы думать, что вас допустят до королевской семьи в качестве невесты сына королевы Виктории, не привлекая пристального внимания к вашим прошлым поступкам?
— Я вам уже сказала, что не думаю об этом. Мы с принцем Леопольдом просто хорошие друзья.
— Но что касается вашей несравненной матушки, то я о ней более высокого мнения. Никогда не поверю, чтоб она без боя выпустила из рук такую партию, как Леопольд.
— Наверное, всем известно, что королева для своих детей ищет лишь отпрысков королевских домов.
— Учитывая ужасную болезнь Леопольда, а также то, что он стоит в самом конце линии наследования, не могу не предположить: в данном случае Виктория может отступить от своего принципа. Вашей матушке это, без сомнения, известно. Вам, думаю, тоже.
Услышав свое самое заветное желание, изложенное в этой хирургически холодной манере, я почувствовала, как мои щеки запылали. Мне не было дела до того, что мистер Рескин собирает сплетни обо мне — по крайней мере в приватной обстановке этой комнаты, — но я сокрушалась при мысли, что он распространяет сплетни о Лео. Тот был слишком рафинирован, слишком чист для словесных инсинуаций мистера Рескина.
— Между прочим, Эдит является принцу более подходящей партией, чем я, но этот вопрос, уверяю вас, ею даже не рассматривается. — Я сделала глоток чая. Мое горло, мой язык, даже мои губы пересохли.
— Верно, но только потому, что она любит другого, а тот ее. — Глаза мистера Рескина победоносно вспыхнули.
Откуда ему известно про Эдит? Даже мама ни о чем не догадывается.
— В очередной раз заявляю вам: между принцем Леопольдом и мной ничего нет, — повторила я, словно это повторение могло произвести на мистера Рескина какое-то впечатление.
— Вы ничего не утверждаете, но и не отрицаете сказанного мной по поводу вашей сестры. Ваша матушка хорошо вас воспитала. Ну ладно, я вижу, вы своих позиций так просто не сдадите. Не стану изображать удивление и сразу перейду к делу. Не волнуйтесь, дорогая моя, закройте глазки — я вижу, вы устали, у вас подергивается левое веко — и выслушайте меня. У меня есть небольшой план.
Коснувшись левого глаза, я поняла, что мистер Рескин прав: маленький мускул у внешнего кончика века пульсировал под моими пальцами. И я решила покориться. В конце концов я должна знать, что мне грозит.
— Итак. Факты таковы: вы влюблены в Лео, а он в вас. Не спорьте, — остановил он меня, когда я протестующе взмахнула руками. — У меня есть глаза. И вопреки тому, что вы обо мне, очевидно, думаете, у меня есть сердце.
От удивления я резко раскрыла глаза. Может, и правда оно у него было?
— Да, дорогая моя. Вижу ваше изумление. И, если хотите, могу посвятить вас в подробности своего недавнего… разочарования. — Он бросил взгляд на стол, где стояла миниатюра молодой женщины. Сделав над собой большое усилие — плечи его при этом напряглись, — он вздохнул и продолжил: — Когда-нибудь, наверное, я вам расскажу. Но сначала мне нужно знать все о вас. Доджсон действительно просил вашей руки?
— Не знаю, — ответила я, все еще надеясь когда-нибудь понять, что случилось в тот день и что после. Ведь правду от меня всегда скрывали. Ты еще мала, твердили мне. Поэтому мне нечего было помнить. Я мечтала, чтобы однажды, когда я окажусь далеко отсюда — с Лео, единственным человеком в моей жизни, принесшим мне надежду, а не сожаление, — я, возможно, вспомню и пойму правду о себе самой. — Даю вам слово, что ничего не знаю, — откровенно сказала я, подняв глаза на мистера Рескина и мечтая о скорейшем завершении разговора, поскольку у меня так болела голова, что свет мерк в глазах и я жаждала поскорее остаться наедине со своими сумбурными мыслями. — Вам придется спросить об этом мистера Доджсона, потому что я была еще слишком мала, а мама не разрешала мне ни разговаривать с ним, ни переписываться.
— Я его спрашивал.
Мое сердце затрепетало. Казалось, правда вот-вот откроется мне. Я и хотела, и боялась этого одновременно. Я живо подалась вперед, словно желая добраться наконец до истины… или убежать от нее как можно быстрее.
— Что… что он сказал?
— Он велел мне спросить вас.
— Что? Нет! Как он мог такое сказать? Откуда мне знать? Неужели вы считаете, что моя мать сказала бы мне такое, если бы это действительно имело место? Неужели вы думаете, что мы обсуждаем подобные вещи? Мы и с вами-то не должны были этого делать!
— Нет, я так не считаю, но мистер Доджсон, возможно, считает.
— Тогда… тогда он совсем не знает нашу семью.
— Не мудрено. Он никогда долго не задерживался в реальном мире.
— Впрочем, все это уже не важно, — устало проговорила я, не веря собственным словам. — Срок давности вышел, и я хочу только одного — чтобы мне позволили быть счастливой. Какое все это имеет значение сейчас?
Конечно. Конечно, я все понимаю. Надеюсь, вы не принимаете меня за дурачка?
— Ну что вы, как можно подумать о вас такое.
Мистер Рескин поднялся и, сделав несколько шагов, встал за моим креслом, так что я не могла видеть его лица, но могла лишь слышать его голос.
— Я действительно желаю вам счастья, Алиса. Поверьте. Даже если факты вашей… маленькой драмы… туманны, они тем не менее имеют значение. Реальность такова, какой мы ее воспринимаем, тем более когда она касается дел сердечных.
В моей памяти шевельнулось еще одно воспоминание.
— Вы очень любите это повторять, — заметила я.