Верность - Леонид Гришин

Вот так я поступил в секцию бокса. Он нас тренировал, объяснял каждый удар. Конечно, из меня не вырос чемпион. Но я выступал на некоторых соревнованиях. Больших успехов я не добился, но, тем не менее, навыки какие-то остались, и они мне пригодились в жизни. А пригодились уже в зрелом возрасте…

В эти дикие 90-е годы я, как бывший инженер, вынужден был оставить науку… Страшные годы были. Наука в загоне, инженеры никому не нужны… Я занялся ларьковой торговлей. Конечно, это не инженерная работа, она отнимала много времени… Но, тем не менее, было денежно. К этому времени я переехал в другой город, купил квартиру. Соседей я практически не знал никого. Домой приходилось приезжать поздно, уже после полуночи.

Как-то раз я приехал вот так же поздно. Поднялся на свой этаж, начал открывать дверь. Дверь у меня была в то время на двух замках. Один был так называемый английский замок, а второй ригельный. Я открыл английский замок и только вставил ключи в ригельный, как боковым зрением увидел, что из-за лифта выбегает мужчина в маске и с топором. Держа его над головой, бежит на меня…

Я быстро среагировал, попытался кулаком попасть в топорище. Когда я отбивал, то понял, что это и не топор вовсе, а труба с вентилем, который был обмотан тряпкой. Этот вентиль я и принял за топор. Я отбил первый удар, правда, при этом выбил мизинец. Удар оказался не слабым. Но главное, что голова цела. Вентиль вскользь прошёлся по плечу. Тем временем этот мужчина замахивается во второй раз. А я уже к тому времени окончательно убедился, что это не топор. Поэтому, когда он размахнулся, я улучил момент и схватил трубу двумя руками. Я вывернул из его рук эту трубу и следующим движением ударил его этой же трубой по голове. Он упал.

Но тут я обнаружил, что за лифтом прятались ещё двое в масках. В руках у меня всё ещё была та труба. И те двое, видимо, испугавшись, побежали. То ли я был уже слишком разъярён, то ли что-то ещё, но от одной мысли, что меня хотели убить, я с этой трубой побежал за ними. Но на втором пролете я поскользнулся, так что те двое от меня убежали. Я поднялся наверх и вижу, что на площадку вышли люди, а этот мужчина оказался не мужчиной, а мальчишкой. Хотя я и предположить такого не мог. А он лежит – мальчишка лет восемнадцати. Уже без маски, с разбитой в кровь головой.

Люди завозмущались, начали кричать на меня, вот – убийца, вот с трубой ребёнка убил. Чуть ли не набросились… Единственное, наверное, испугались, что у меня труба. Вызвали скорую помощь, милицию. Скорая помощь раньше приехала и забрала этого мальчишку. Чуть позднее приехала милиция. Зашли ко мне, стали разбираться. Я объяснил, что так, мол, и так, подхожу к двери, открыл один замок, а второй замок не успел открыть – увидел, что на меня бежит человек с трубой. Они это всё записали, дали мне расписаться и пошли опрашивать свидетелей.

Каково было моё удивление, что на следующий день утром – звонок в дверь. Я открываю, стоят два милиционера, называют меня. Проходят, предъявляют ордер на обыск. Я удивлён, что такое? Пригласили понятых. Проводят у меня обыск. А у меня в то время ремонт делался – батареи менял. И там ещё старые батареи не вынесли. А рядом с ними лежали обрезки старых стояков, которые слесари не успели вынести. Они забрали две трубы и на меня надели наручники. Сказали, что я обвиняюсь в нанесении тяжких повреждений несовершеннолетнему. Что он сейчас находится в реанимации без сознания…

Попал я в камеру предварительно заключения. Мне следователь объяснил, что соседи дали показания, будто я нанёс одному из мальчиков удар, а других просто не догнал. По их словам, мальчики стояли на лестнице, просто разговаривали, а я, дескать, выскочил с трубой и начал кричать, что они здесь делают ночью. Затем я ударил одного по голове, остальные убежали. В этот момент снизу вышедшие люди видели, что у меня в руках была труба, и как я пытался догнать этих «несчастных» детей.

Конечно, я знать не знал, что это были дети, они ведь все в масках. По росту они были очень даже не дети. Один из них был выше меня. Но, тем не менее, они всё равно несовершеннолетние. Вот такая вот картина была.

Меня отпустили под подписку о невыезде. Но я сразу же нанял адвоката. Но свидетелей было слишком много. И все они показали, что я бил этих детей. Я пытался объяснить адвокату, что они в масках все были. Но на трубе этой были найдены только мои отпечатки. Других экспертиза не нашла. Оказалось, что эта труба подходит к тем трубам, которые у меня нашли. В общем, было такое дело состряпано.

Я всё никак не мог понять… Ведь должен же быть честный человек, который видел меня… Что я действовал только в рамках обороны.

И какова была моя радость, что такие люди всё же нашлись! Выше этажом в это время стояли два человека и курили. И они всё видели! Как пытался этот человек меня ударить, как я среагировал, как вывернул эту трубу и как на автомате нанёс тот удар.

Они написали заявление. Когда стали ещё раз разбираться, то была доказана моя невиновность. Провели обыск у того мальчика, которого я ударил по голове. Нашли у него дома окровавленную маску и перчатки, на которых были следы от этой трубы. Таким образом, меня оправдали, но я хочу не об этом сказать. Благодаря тому, что в молодости, можно сказать, в детстве, я занимался боксом, в зрелом возрасте этот навык помог мне уйти от, возможно, смертельного удара по голове.

Я очень благодарен тому тренеру, который так нас учил. Быть может, тот удар, который я нанёс этому мальчику… Будем так говорить, я считаю, что я это сделал неумышленно. Потому что когда я вырвал у него ту трубу, то удар нанёс как бы по инерции. Я к тому, что Мирзаев… Очевидно, у него тоже был тренер, который так же ему объяснял, каким оружием он обладает…

Он чемпион мира, причём по смешанным единоборствам, то есть он обладает как ударной, так и борцовской техникой, а также блокировками. Я думаю, что не было никакого повода ему бить нетренированного человека, тем более он на него не нападал. А если бы даже и напал, то у него, как у чемпиона, было бы множество способов заблокировать, защититься. Но не убивать.

Она сидела у окна. Она не столько смотрела в окно, сколько прислушивалась к звукам, доносившимся из соседней комнаты, с кухни. Вот они вышли на кухню, вот они сели.

Она задумалась: а когда это слово «мы» разделилось на две части? «Они» и «я». «Они» – это Оля и Алексей, а «я» – это я. А ведь когда-то было одно слово – «мы». А теперь…

Они сели за стол. Она поняла по доносившимся звукам, что Алексей налил себе кофе, взял яйцо, которое она сварила. Яйцо стояло на подставочке, накрытое вязаным мешочком в виде курочки. Он потянется за ним, потрогает, остыло ли оно, потом возьмёт гренку – тоже тёплую. Приготовила она им и сливочное масло, не растаявшее, но и не из холодильника – такое, чтобы удобно было намазывать на гренку…

Алексей намажет гренку маслом, возьмёт ложечку, разобьёт яйцо, посолит его и начнёт завтракать. Она услышит все эти звуки за стеной…

Оля заварит себе чай, возьмёт блинчики и опять подумает, сколько раз ещё ей придётся повторить, что больше двух блинчиков не нужно. Сегодня их опять пять штук на тарелке.