Лили. Том 2 - Патриция Гэфни

– Это то, чего я заслуживаю? – язвительно осведомился он.

Клей лишь улыбнулся и пожал плечами в ответ.

– Какая свежая мысль! Но постарайся понять: мне она тоже приходила в голову уже не раз, так что я сыт ею по горло.

– Верно. Но я все-таки не п-п-понимаю, как ты мог во-о-образить хоть на секунду, что Лили могла в меня вы.., вы-выстрелить? Это же…

– Черт побери! – в голосе Дэвона зазвучала тихая, еле сдерживаемая ярость. – Была записка. Клей, она лежала прямо под твоей рукой. Ее сундук был полон денег. Я думал, ты умираешь… О, дьявол, ни о чем я не думал, я действовал!

Он закрыл глаза и прижался лбом к оконному стеклу. Все это были не причины, а оправдания. Сколько раз он терзался сознанием чудовищной глупости того, что натворил!

– Матушка скоро п-п-приедет.

Дэвон опустошил стакан и повернулся к брату.

– Да.

– Из-з-звини, я опять з-з-забыл день.

– В пятницу.

– Верно. Алисия т-т-тоже приедет, правда?

– Да.

– Вот и хорошо.

Улыбка Клея вызвала у него ответную улыбку.

– Да, это хорошо. Будет на кого переложить несносную обязанность быть тебе нянькой. Клей криво усмехнулся.

– Из Алисии вы-выйдет отличная нянька. Уж к-ку-да лучше тебя. Она х-хорошенькая, чего о тебе не скажешь, и не будет на меня ры-рычать. – Его выражение стало серьезным. – Дэв?

– К твоим услугам.

– Хочешь, я.., поговорю с Лили? По…пробую? Дэвон невесело рассмеялся.

– И что же ты скажешь?

– Ну.., не знаю.

–Может, что-то п-п-п…

– Придет в голову?

– Придет в голову. Что-нибудь умное и.., ну.., уб-бедительное.

– Ценю твою заботу. Но не думаю, что из этого выйдет толк.

– Но ведь это не повредит, верно? Я т-т-только попробую.

Может, и не повредит, думал Дэвон, но и не поможет. Все равно что вливать лекарство в глотку мертвецу. “Я с ней поговорю”, – твердо решил Клей.

– И как ты не сопреешь в такую жару, а, Лили? Апрель на дворе, а ты сидишь у огня, согнувшись в три погибели, как старая ведьма!

С этими словами Лауди развернула над матрацем чистую простыню и принялась подтыкать ее по углам.

– Гэйлин говорит, с тех пор, как ты поселилась в домике мистера Кобба, сюда перетаскали больше дров, чем пошло на обогрев всего Даркстоуна. Тебе бы выходить почаще во двор, что ты сидишь тут, как сова? Да я у вас днем, а не ночью, чтоб все тебя видели.

Она искоса бросила взгляд на Лили, но та не ответила и не подняла глаз от шитья.

– Умом тронулась, вот что я вам скажу, – пробормотала Лауди себе под нос, расстилая шерстяное одеяло поверх простыни и взбивая подушку. – Да и отощала, ну просто мешок с костями, смотреть страшно.

Габриэль поднялся со своего места рядом с креслом Лили, потянулся и неспеша направился к двери.

– Вон даже пес одурел от жары! Лауди, ворча, подошла к дверям и опустилась на корточки перед Габриэлем.

– Ух ты, красавчик, – замурлыкала она и погладила его по лбу.

Габриэль вежливо моргнул и отвернулся.

– Да уж, дело известное, только на хозяйку ты и смотришь, больше ни на кого не глядишь! Вот у кого сердце верное, благослови его Господь!

Распрямившись, она открыла дверь, и Габриэль выбежал наружу.

– Ну, что там у нас еще осталось? Подмести да пыль вытереть, – сама себе ответила Лауди и подошла поближе к камину. – А ну-ка, покажи, что ты сегодня шьешь? Дай глянуть! Ой, какой крошечный чепчик, вот здорово! Чтоб мне сгореть! Эта малютка еще не родилась, а одежек у нее – больше, чем у королевы!

Лили нарушила молчание:

– Это мальчик.

Ободренная результатами своих маневров, Лауди живо возразила:

– А вот и нет! Миссис Кармайкл говорит, что будет девочка, а уж она-то знает толк в таких вещах.

– Нет, будет мальчик, – покачала головой Лили и вернулась к своему шитью.

Лауди встала, подбоченившись.

– Все? Больше тебе нечего сказать? За весь злосчастный день? Тьфу на тебя. Лили, что ты с собой делаешь? Сидишь тут в четырех стенах, как зачумленная, ешь одна, ни с кем ни словечка, даже со мной поговорить не хочешь! Да ты тут зачахнешь! А знаешь, что про тебя говорят? Что ты нос задираешь и знаться ни с кем не хочешь, больно гордая стала!

– Кто так говорит? – спросила Лили без особого любопытства.

– Энид. Она так и сказала Розе. Ну, я ей надавала оплеух, впредь будет помалкивать Сложив руки на груди, Лауди сделала паузу в ожидании ответа, но его не последовало. Досада на ее простеньком круглом личике сменилась плутоватым выражением лукавого бесенка.

– Ну что ж, словами горю не поможешь, видно, придется тебе жить, как живется.

Схватив с камина перьевую метелку и напевая про себя, она начала обметать пыль с мебели. Потом как бы невзначай обронила:

– Хозяин сегодня встал поздно. Плечи Лили напряглись, пальцы замерли над вязанием. Исподтишка наблюдая за нею, Лауди продолжала:

– А чего удивляться? Стрингер говорит, полночи не спал, все пил. Запрется в спальне, да и пьет горькую. Раньше, бывало, выпивал с молодым хозяином, да тому теперь нельзя: еще, говорят, от раны не оправился.

Она бросила еще один взгляд украдкой: Лили, не отрываясь, смотрела на тлеющие угли, и лицо у нее было такое, что Лауди бросила метелку и подошла к ней.

– Да что с тобой? Все хорошо. Лили, все в порядке, а что не в порядке, то можно исправить! Выйди на солнышко, прогуляйся, а там и на божий свет веселей видеть станешь! Негоже тебе киснуть тут целый день! Что ты, в самом деле, монашка в келье?

Лили сбросила с плеча ласково похлопывающую руку Лауди и вскочила на ноги.

– Ладно! – вскричала она, бросив вязанье на кресло. – Я пойду гулять! Давно надо было бежать со всех ног, чем сидеть и слушать, как ты меня пилишь!

В четыре шага Лили пересекла комнату, схватила свою соломенную шляпку и, выходя, в сердцах хлопнула дверью.

– Пошли, Габриэль! Пойдем на эту чертову прогулку!

Габриэль гонялся за бабочкой среди голубых незабудок, росших по обеим сторонам от дорожки. В крошечном садике перед коттеджем управляющего анютины глазки и лаванда были уже в полном цвету. Лили успокоилась: она даже не заметила начала цветения. Вдоль подъездной аллеи кивали головками цветы страстоцвета, воздух был напоен медовым ароматом вереска, клевера и кипрея. Прячась в тени папоротников и пышных мхов, лиловые фиалки боролись за жизнь с бледно-желтыми примулами. Красногрудая малиновка, усевшись на зеленую ветку ивы, подала голос, заглушая щебечущих в небе жаворонков.