Моя свекровь - мымра! - Людмила Милевская

— А пьют ли они сакэ? — заинтересованно вопросил ВеликийДракон.

— Пьют, Тацу, пьют и сакэ тоже, только…

— Говори Юдзан!

— Это выше моего понимания, господин. Мне известны всеточки, которые реализуют наше вино сакэ. Однако во всех городах края появилосьв продаже не наше сакэ.

— Не наше? — Великий Дракон изумленно поднял брови. — Ночье? И какое оно?

— Совсем не такое, каким сакэ быть должно. Сорокаградусное!

— Сорокаградусное сакэ?! — ужаснулся Дракон. — Святотатство!

— Да, наш отец. Их не устраивает наше вино. Ведь в самом крепкомиз наших сакэ всего 21 градус. Но этикетки на их огненном пойле наши.

— Конкуренция! — задыхаясь от ярости, констатировал господинСудзуки. — Недобросовестная конкуренция! Фальсификация! Дискредитация! Фикция!Подумать только, сорок градусов!

— Мой господин, — терпеливо дождавшись слова, продолжилЮдзан. — В России популярен напиток с крепостью в сорок градусов. К тому же,русские привыкли запивать водку пивом. Их любимая поговорка: “водка без пива —деньги на ветер”. Негодяи, подделывающие сакэ, знают это прекрасно.

— Дикари! — возмутился Судзуки.

— Да, мой господин, — подтвердил Юдзан. — Мне кажется, что инам следует учесть местную специфику. Ничего ведь не стоит производить сакэкрепостью в сорок или даже в шестьдесят градусов. В коммерческих целях, ядумаю…

— Ты думаешь!!! — взревел Великий Дракон. — Тебе приспичилодумать! На сакэ замахнулся! Посмел! На традиции! На устои! Ты посягнул на моеправо думать за всех!

— Прости, Тацу!

С глухим стуком Юдзан рухнул на колени, вонзил в пол кинжал.Рукоять оружия уже начала движение, лезвие уже впилось в кожу, но…

— Прекратить! — потребовал Великий Дракон. — Твой палец ещеможет мне пригодиться.

Великий Тацу погасил в глазах молнии и вернулся к делам.

— Скажи, Юдзан, — потребовал он, — все ли предпринято длятого, чтобы губернатор края, покровительствующий нам, был переизбран на второйсрок? Выборы очень скоро.

— Мы предприняли все меры, Тацу. Губернатор должен бытьпереизбран. Мы дали взятки, перечислили деньги политическим партиям, заплатилиместному телевидению, запугали непокорных. Мы предусмотрели экстренные вариантына случай непредвиденного развития событий.

Великий Дракон удовлетворенно кивнул.

— Немедленно возвращайся в Россию, Юдзан, — приказал он. —Найди и покарай гнусных фальсификаторов нашего прекрасного сакэ. Смертьсвятотатцам!

— Да, Великий Дракон! Смерть! — грозным эхом отозвалсяЮдзан.

С этими словами он, не теряя времени на отдых, пустился вобратный путь.

Обнаружив под окном часового, Арнольд ужасно расстроился.Мне стало жалко его, захотелось несчастного успокоить.

— Вот и чудесно, оставайтесь на ужин, — с обычной своейлюбезностью предложила я.

Арнольд не оценил моего радушия.

— Ха! Оставайтесь! Будто у меня есть возможность уйти! —завопил он, рысача по комнате.

Фрося схватилась за сердце:

— Умоляю вас, тише.

— Да, нас могут услышать, — напомнила я.

Арнольд, меча стрелы и молнии уже только глазами, уселся напол и замолчал. Я, вздохнув с облегчением, пригласила детектива Евгения надиван, собираясь продолжить беседу, но он, против моих ожиданий, настроен былвовсе не светски.

— Вы понимаете, что здесь происходит? — ни с того ни с сегоспросил он.

Я со вздохом ответила:

— За суетой некогда даже об этом подумать.

— А надо бы, — невежливо встряла Фрося. — Зачем нассхватили? Почему держат здесь? Может, это мои конкуренты решили германскуювыставку завалить?

Меня умилила ее наивность — кому эта Фрося нужна? С еевыставкой!

— Душечка, — успокоила я подругу, — схватили только меня. Тыслучайно сюда угодила.

— Тем обиднее, — возмутилась она и набросилась на меня собвинениями: — Это все ты, задавака! Суешь нос в чужие дела, а потом у хорошихлюдей неприятности приключаются. “Я умница! Я красавица! Я знаменитость!” —весьма мерзко передразнила меня Ефросинья и, хулигански сплюнув, добавила: —Старая дура! Вот срамота!

Нашла в чем меня обвинить. Эка беда — себя возношу. А ктонынче себя не возносит? На кого ни глянешь — все зверски хвастают. Раз двадцатьпервый век — век выскочек, хвастунов и лентяев, значит мне тут и место.

Фрося же понимать этого не хотела и не унималась никак:просилась домой, во всем винила меня и даже перешла к прямым оскорблениям.

— Я тебя ненавижу! — в конце концов заявила она.

Думаете, я на подругу обиделась?

Вовсе нет, я глазам и ушам своим не поверила. Нас еще непытали, а деликатная Фрося так уже дерзко себя повела. Что же дальше с нейбудет?

Впрочем, время покажет.

Пока я не верила своим глазам и ушам, Фрося (увы!) опять немолчала, она продолжала “наезд” — иначе не скажешь.

— Зачем я только тебя позвала? — с необоснованной злобойвопрошала она. — И как ты посмела приехать, если знала, что все так выйдет?

Тут уж пришлось возмутиться:

— Откуда я знала?

— Она знать не могла, — подтвердил детектив. — Еще с Москвыслежу за Софьей Адамовной и засвидетельствовать могу: похищения не предвещалоничто.

Тут гнев Ефросиньи померк — разумеется перед моим.

— Вы следите за мной с самой Москвы? — гаркнула я, взвиваяськак у черта на вилах.

Он кивнул:

— Да, сорок пять дней. За тридцать мне уже заплатили. И,поверьте, свой хлеб заработал совсем нелегко. Я потрясен вашей энергией. Выизмотали меня, я потерял пять килограмм.

— Почему же на мне два нарастилось? — опешила я.

Евгений пожал плечами:

— Поэтому и потрясен. Вы уникальная женщина. Если честно, яне всегда за вами следил. Порой с ног свалюсь и упаду в ближайших кустах — нетсил до дому дойти, вы же вперед бодро летите. Казалось бы, утро дуэтом мыначинаем: вы и я, а вот к концу дня, зачастую, идет такой диссонанс моих сил иваших возможностей, что брак в работе уже неизбежен: я просто от вас отстаю. Иэто при том, что я славлюсь среди друзей отменным здоровьем.