Недоросль имперского значения - Дмитрий Луговой

– Скорее уж беспроводную наладим, – по инерции проворчал я, хоть и согласился уже на вылазку. – Туго что-то с проволокой дела обстоят.

– Так ты идёшь, или нет? – Потёмкин, пользуясь тем, что Орлов с Екатериной смотрели на меня, вытаращил глаза, явно пытаясь воздействовать на моё решение. Ладно, надо соглашаться, пока он прямо тут глупостей не натворил, романтик недоделанный.

– Иду, иду! – успокоил я его. – Куда ж я денусь.

Летние белые ночи уже закончились, но полной темноты ещё было ой, как мало. Мы решили пройтись пешком перед сидением в душном доме. Против ожиданий, Потёмкин топал молча почти всю дорогу. Как мне не хотелось, но разговор пришлось начинать первому.

– Ты это, Гринь, – осторожно начал я, – не очень-то светись ясным солнышком в присутствии Екатерины. По крайней мере, при посторонних. А особенно – при Орлове. Он сейчас и так на тебя букой смотрел. Гляди, как бы мордастину тебе не подправили.

Тут я задумался: а в какой такой войне Потёмкин из моей истории глаз потерял? Уж не из-за разборок ли с текущим фаворитом? Я посмотрел на Грица. Тот шагал, как будто не слыша моего вопроса.

– Э-эй! Гриш! Ты понял, о чём я тебе сейчас говорил?

– Угу, – коротко ответил он. Вот бука! Ну, сам будет виноват, если что. Моё дело было предупредить, а дальше пусть сам смотрит. Двумя глазами… пока.

Между тем, мы дошагали до усадьбы Ломоносова. Нас уже знали там, как облупленных, поэтому впустили без разговоров, и даже сопроводить не предложили. Гришка свернул куда-то вбок, вывел меня на какую-то боковую лестницу. Поднялись на второй этаж. Небольшой коридорчик. Две двери, одну из которых Потёмкин по-хозяйски распахнул, пропуская меня вперёд. Я вошёл, огляделся. Судя по всему, он привёл меня в ту комнатёнку, что была выделена лично ему в доме учёного.

– Подожди здесь, я скоро, – бросил он, и, не дожидаясь ответа, закрыл дверь.

– Гриш, постой! Чего мне ждать-то? – ни ответа, ни привета. По лестнице прогрохотали его шаги. – Ну и шут с тобой, чудила!

Не, он точно башкой тронулся. Ну за каким лядом, прикажете, мне здесь торчать? Если надо подождать, то я бы лучше в библиотеке посидел. Не то, чтобы очень уж к знаниям рвался. Просто читая современные книги, я потихоньку осваивал правила местного правописания. А то как-то неудобно получается – ведь для всех окружающих я пишу с грубейшими ошибками. Хотя, честно говоря, хроноаборигены и сами на правила письма частенько плевали с высокой колокольни. Правда что ли пойти в библиотеку? И, пускай потом мой чеканутый на Екатерине приятель меня поищет? Нет, не пойдёт. Надо бы освежить в памяти то, что помнил из астрономии. А помнил, кстати, немного.

Раньше, говорят, в школе был такой предмет, а сейчас отменили. Спасибо нашей физичке – она каким-то образом пробила факультатив по астрономии. Правда, у меня он бы начался только в следующем году. Но я, когда было время, приходил на него со старшей параллелью. А она не гнала, и на том спасибо.

Я подошёл к окну и распахнул его настежь. Вот, кстати, ещё один признак дома учёного человека. Или просто обеспеченного. Не в каждом доме, а уж тем более не каждое окно было снабжено нехитрым устройством открывания. Хотя, ничего сложного в конструкции простейшей петли не было. Может, стоит дорого?

Из оконного проёма пахнуло приятной свежестью. Дневная жара спала. В Питере не как в Москве или в Калуге. Вроде двадцать два-двадцать четыре градуса, а духота, как на черноморском побережье. А ничего не поделаешь – большая вода близко, влажность зашкаливает.

На улице наступили синие сочные сумерки. Пронзительное треньканье сверчков возвещало о ещё не очень близком, но неизбежном наступлении осени. На небе только-только начали несмело проявляться первые звёздочки. Созвездий ещё не видно – не определишь – какие именно. И чего Василичу приспичило именно сегодня наблюдениями заняться? Подождал бы конца августа или начала сентября – самое оно время для астрономов. Млечный путь как на ладони, метеоры частыми огненными вспышками прочерчивают бездонную черноту небосвода. Красота! Я залюбовался сгущающимися сумерками. Где-то далеко, на пределе слышимости, бранились женщины. С другой стороны, так же тихонько, доносилось протяжное пение. Мелодия грустная, а слов не разобрать. С неба пронзительно крикнула сильно припозднившаяся чайка.

За спиной тихонько скрипнула дверь. Явился, наконец! Ну, ничего, теперь твоя очередь ждать, пока я природой не налюбуюсь. Вот смотрю в окно, и всё тут!

Шагов я не слышал, оттого вздрогнул от неожиданности, когда мне на плечи легли мягкие горячие ладошки. Женские, судя по мягкости прикосновения. Всё ясно! Этот интриган выполнил своё обещание, и привёл-таки мне придворную «дурочку»! Я почувствовал, что внутри всё закипает. Вот сейчас кому-то точно достанется по первое число! Резко обернулся…

Первое, что бросилось в глаза – подпирающий дверной косяк Потёмкин, цветущий, как майская роза, и довольный, как дворняга, дорвавшаяся до холодильника. Я опустил взгляд.

Сердце ухнуло, перехватило дыхание, глаза захлопали, отказываясь верить увиденному. Совсем рядом, близко-близко, так близко, что ощущался жар стройного девичьего тела, стояла Машка! Моя Маша! Откуда она здесь? А, неважно! Главное – вот она, только руки протяни. И я протянул, обнимая вдруг ставшую такой необходимой, такой желанной девушку.

На следующее утро невыспавшийся Потёмкин, провёдший остаток ночи за созерцанием небесных сфер, предстал на высочайшую аудиенцию. Екатерина, по обыкновению начинавшая день с крепчайшего кофе, внимательно разглядывала помятую физиономию Грица. Тот, несмотря на усталость, старался держаться молодцом, хоть и не очень получалось. Наконец, отставив изящную тонкостенную чашечку, произнесла:

– Нагляделся, чай, на звёзды-то?

– Нагляделся, матушка, – согласно кивнул тот.

– Да сядь же ты! Не знала б, чем занимался, подумала, что пьян. Чуть не шатает.

Потёмкин опустился в ближайшее кресло. Императрица, чуть помедлив, спросила:

– Как прошло?

– Отлично, – Григорий сразу понял суть вопроса.

– Довольны оба?

– Да, матушка.

– И сколько времени ты им дал?

– Четверть часа, как и было велено.

– Молодец. Одних не оставлял?

– Нет, ваше величество, ни на минуту.

– Смотри, Гриш, и впредь так же поступай. Ежели делов натворят, твоя голова первая слетит. Через неделю, думаю, в самый раз им ещё встречу устроить…

– Хорошо, матушка.

– Да что ты всё заладил: матушка, да матушка? Али что не так? Не доволен чем?

– Всё так, государыня, – попытался отделаться Потёмкин, но Екатерина, за годы придворной жизни ни одну собаку съевшая на интригах, прекрасно научилась читать по лицам, тем более у таких простаков провинциальных, коим был Гриц.