Туманность Ориона - Андрей Ливадный

— Что именно?

— Память… Знания… Жизнь.

Для своих семи лет она говорила слишком серьезно.

Вадим не любил загадок подобного рода. А чересчур умные детишки вызывали в нем вполне оправданное недоверие. Когда ребенок проявляет не свойственную возрасту глубину мыслей, осознанность чувств, это кажется наигранным, ненатуральным. Так и знай, либо рядом находится кто-то из взрослых, кому он пытается подражать, либо не все чисто с генетикой, бывают такие случаи, когда в ребенка пытаются впихнуть информационную нагрузку еще до рождения, преследуя при этом отнюдь не благородные цели…

Девочка не могла услышать его мысли. Погрузившись в ведомые только ей образы, сидела и смотрела на пляшущие языки пламени, не шелохнувшись, словно маленький бледный призрак…

— Я вспомню… — внезапно произнесла она. — Вспомню и быстро вырасту… А ты… — Девочка повернула голову к Вадиму. — Ты уходи, ладно? Никому нельзя быть тут, когда я стану вспоминать и расти.

Вадим усмехнулся, хотя в этот момент его щеки были серыми, как пепел от угольев, раскиданных вокруг костра.

Он внезапно вспомнил круглый криогенный отсек на «Альфе», дрожь пробуждения, вонь… И тут же пришли на ум слова старухи:

«Ты наш… Ты Его создание…»

Дрожь ползла вдоль позвоночника, поднималась к загривку, стягивала кожу на затылке.

Куда я попал?.. Что все это значит?… Кто я?

Страх, неведомый раньше капитану Полуэктову, царапнул сердце. Он хотел ответа на свой вопрос и боялся его.

* * *

До оставленного на краю леса замаскированного увядшими ветвями посадочного модуля Вадим добрался только к вечеру следующего дня.

Все, происходящее с ним здесь, находилось где-то на грани реальности. Граница дозволенного в рамках известных ему технологий вроде бы не оказалась пересеченной, а с другой стороны…

Его уходу с территории Храма предшествовала еще одна сцена, которая и предопределила в конце концов решение Вадима относительно своих дальнейших действий.

…В какой-то момент, сидя подле огня, он понял, что откровенно не знает, как ему поступить.

В каждом из нас живет некое чувство долга. Есть моральные принципы, которые не имеют ничего общего с воспитанием, расовой или планетной принадлежностью, образом жизни…

Ребенок всегда оставался ребенком.

Он не мог бросить ее, позволить остаться одной в зачарованном фиолетовом лесу.

— Слушай, у тебя есть родители? — спросил он, бесцеремонно оборвав задумчивое оцепенение девочки.

Та непонимающе посмотрела на него. Похоже, что она не поняла смысла заданного ей вопроса.

— Твои папа и мама, — настойчиво повторил Вадим. — Где они? Они живут здесь? Или, может быть, в Скальном Замке? — решился употребить он слышанное от старухи название.

Девочка продолжала смотреть на него, равнодушно, спокойно.

«Маленькая зомби…» — метнулась в его голове нехорошая, злая мысль.

— Ты должна была где-то родиться, понимаешь? Есть ведь кто-то, кто тебя любит, заботится о тебе? Любовь, родители, дом? — машинально перечислил он банальные, привычные на слух термины.

В ее глазах наконец мелькнула искра понимания.

— Мы рождаемся в Храмах, — ответила она. В глазах девочки росло напряжение, зрачки вдруг стали расширяться. — Я где-то слышала это слово… Любовь? Что это такое?

Вадим совершенно не был готов к ответу.

Любовь… Как просто это слово срывается с губ, но как тяжело, практически невозможно объяснить его смысл. Она либо есть, либо ее нет. У каждого термин «любовь» содержит свой, совершенно неповторимый набор эмоций и чувств…

Маленькая девочка с глазами старухи… Она смотрела на него, а ее зрачки все расширялись, поглощая белок, казалось, еще секунда — и случится что-то страшное, непоправимое…

Тонко, заполошно запищал какой-то прибор.

Вадим мгновенно напрягся, не понимая, откуда доносится звук, пока девочка, закусив губу, не прикоснулась к своему запястью.

Там была крышечка. Маленькая, продолговатая, выполненная под цвет и фактуру кожи. Она открылась от легкого нажатия, совершенно бесшумно отскочив вверх.

Под ней в углублении лежал ряд мерцающих кнопок, рядом тревожно взмаргивал красный индикатор.

— Адреналин… — с нотками испуганной вины в голосе произнесла девочка. — Сейчас я все исправлю… — Ее дрожащий палец коснулся маленьких кнопочек, пробежал по ним в определенной последовательности.

Назойливый сигнал тут же стих. Цвет индикатора сменился на зеленый.

В этот момент Вадим потерял самообладание. Наверное, он выглядел глупо, уставившись на нее, бледный, с перекошенными чертами лица и зловещим пониманием в глазах.

— Извини… Произошел выброс адреналина. Я не могу управлять этой функцией метаболизма… Никто не может… Но мы должны быть спокойны, отрешены от страха, возбуждения, иначе нам никогда не справиться с Фагами. Они убьют Его, и тогда исчезнем все мы… Ты ведь знаешь об этом, да?

Вадим был повинен лишь в том, что не удержался и посмотрел на свое запястье. Пока он не кинул беглый взгляд, кожа на нем горела огнем, словно там действительно присутствовала эта маленькая крышечка телесного цвета, но нет…

Он испытал постыдное облегчение. Его адреналин никто не контролировал, в ушах шумело от его переизбытка.

— Киборг… — сорвалось с его губ.

Девочка посмотрела на него своим обычным, спокойным, чуть задумчивым взглядом. Ее зрачки вновь стали нормальными.

— Еще раз назовешь меня киборгом, я тебя убью, — спокойно произнесла она, коснувшись кончиками сомкнутых пальцев импланта за своим ухом. — Киборги — это Фаги. Я человек.

Больше она не сказала ничего. Развернулась и ушла в нездоровый желтоватый свет, который лился из дверей старого спускаемого модуля.

Двери за ней закрылись и больше уже не открывались.

Вадим промаялся подле почти сутки, но не смог ничего сделать — модуль казался запечатанным наглухо, и не было способа проникнуть внутрь — старую добрую керамлитовую броню не расшибешь пластиковым прикладом автомата.

* * *

Разве можно нахрапом понять чужую реальность?

Вадим думал об этом всю дорогу. Он ощущал себя голым. Оказывается, иногда мало просто выжить, совершить определенный набор усилий. Нужно понять окружающую тебя реальность. Но как? Что он мог сделать голыми руками, без приборов, снаряжения?

Он брел вдоль низкой поросли кустарника, разделяющего собой два пространства: с одной стороны молчаливой стеной возвышался лес. С другой желтел песок, постепенно переходящий в туманную даль залива, за которым лежала земля Фагов.

Выше были звезды…