Другие. Боевые сталкеры - Сергей Зверев

Словно отвечая ему, хозяин сказал, не прекращая занятия, руки от которого были у него в крови:

— Я согласился дать вам кров. Этим взял на себя ответственность за вас. Потому у меня к вам большая просьба: не ходите по селу без меня. Не говоря уже об окрестностях.

Прозвучало это забавно.

— Почему? — спросил Саша.

— Здесь не любят русских, тем более русских в военной форме.

— Память о великом переселении?

— В это село за последние шесть лет вернулись все, кто был изгнан с родины. Многие — из лагерей. Здесь редко бывают большие люди. Здесь правит закон гор.

— Спасибо за информацию, — поблагодарил Саша.

Хозяин воткнул нож в подпорку сарая и куда-то ушел.

— Что он сказал? — выходя из дома и растирая руками лицо, поинтересовался Лоскутов.

— Он просит нас быть осторожными.

— Они не очень-то дружелюбны, — заметил Айдаров.

— Они дружелюбнее, чем ты себе это представляешь, — отрезал Стольников. — Они впустили в дом иноверцев, сейчас режут барана, чтобы угостить их, и заботятся о нашем здоровье, не рекомендуя ходить по горным тропам. И что тебе до сих пор не сделано замечание, что ты куришь во дворе дома правоверного, — лучшее доказательство их дружелюбности! Учитывая, что эти места никогда не славились добрым отношением к неверным.

Лоскутов криво ухмыльнулся и покачал головой, словно не понимая глупостей, которые ему говорят. Все казалось нереальным. И баран этот освежеванный, и мрачный хозяин, и двор, хотя и прибранный, но со следами мещанских условностей.

Через минуту из дома вышла его жена и, пряча лицо, увела со двора двоих детей. Следом прохромал старик, сжимая костыль и напряженно глядя себе под ноги.

— В сельпо за водкой, видимо, — предсказал Мамаев.

— Вы преувеличиваете, — думая, куда швырнуть окурок, пробормотал Лоскутов, — а потому неверно истолковываете слова мои. Я не протестую, просто выспался и в хорошем настроении. Кстати, мне понравился дед, встретивший нас вчера ночью на крыльце, — наступив на сигарету, Лоскутов посмотрел на Сашу. — Я только не понял, что он тебе сказал, командир.

— Он спросил: «Как дела, проклятый?» — перевел Айдаров.

Лоскутов перестал улыбаться.

— Мы уходим, — тихо произнес Стольников. — Сейчас. Поднимайте всех. Проверить оружие, боеприпасы, снаряжение. Сбор у калитки через три минуты.

Они покинули дом, и сделали это вовремя.

Ночлег, баран — это не было проявлением гостеприимства. Если бы можно было посмотреть на село с высоты ста метров, то можно было увидеть, как к дому, приютившему разведчиков, стягиваются десятки вооруженных мужчин. Они не решились напасть ночью, чтобы не пострадал донесший о визите хозяин дома и его семья. Но они готовили удар утром.

Стольников увел группу из села за две минуты до того, как горцы во главе с хозяином дома вошли во двор.

Они ползли мучительно долго. Когда не привыкшие к длительным физическим нагрузкам бандиты начинали за спиной Ждана сопеть, как паровозы перед станцией, он останавливался, дожидался, пока они сравняются с ним, выжидал минуту, после чего снова двигался в путь. Ему и самому этот труд был в тягость. Он не был разведчиком, не был боевым офицером, но его бесили звуки, которые издавали эти головорезы. Он вспомнил, как готовил группу к каждому передвижению на местности Стольников. Любой треск, шорох или скрип металла в разведке означали обнаружение и однозначный исход. Группа обнаруживалась благодаря одному-единственному идиоту, который либо плохо обмотал антапку на автоматном ремне, либо уложил в десантный ранец фляжку рядом с запасными магазинами.

Майор, Ждан это помнил, всегда готовил свой взвод тщательно, проверяя каждую мелочь. Все начиналось с построения и демонстрации содержимого ранца. Первое, что он делал, — это всякий раз отбрасывал от каждого ранца одну из банок тушенки и велел брать вместо нее лишний автоматный магазин.

Никакого бритья и, соответственно, одеколонов. Бритое лицо при луне блестит, как задница, а парфюмерная вонь явно не сочетается с натуральным ароматом хвои и травы.

Но особое место при подготовке группы к выходу занимала звукоизоляция. Стольников лично брал в руку каждый из автоматов и тряс его за ремень. Идеальным считалось, когда при таком трюке оружие издавало только шум в воздухе. Следующим этапом была проверка ножей. Каждый из разведчиков сначала медленно, а потом быстро вынимал оружие из ножен. Идеальным считалось, когда при этом вообще не рождалось ни единого звука. Даже тоненький скрип, напоминающий движение бритвы по щеке, вызывал у Стольникова раздражение, и он отправлял бракодела смазывать ножны ружейным маслом или салом.

Ни один из группы не выходил на боевое задание в группе Стольникова в новой обуви. Помимо того, что разведчик рисковал натереть ноги, он мог в самый неподходящий момент начать издавать скрип ботиночек моремана, получившего увольнение на берег…

Эти же за его спиной издавали такой шум, что Ждан стискивал зубы, чтобы не отматерить их от всей души.

Через полчаса передвижения стало ясно, что засада, если таковая и была на их пути, осталась за спиной. Но Ждан был уверен, что ее вообще не было. Милиционеры посчитали лишним ставить заслон на рубеже, который, по их мнению, бандиты никогда не выберут в качестве прохода: лес на взгорье. В тумане, пронизанном лучами начинающего всходить солнца, их не было видно…

А туман тем временем стал подниматься вверх и теперь стоял густой полосой меж влажной, пропитанной росой травой и верхушками деревьев. Он уже не помогал маскироваться, но Ждан все равно запретил подниматься.

— Да сколько можно, мать твою, — хрипел кто-то невидимый за его спиной. — Час уже ползем как ящерки!..

На войне после этого метрах в двухстах раздается резкий выстрел, и говорящий прерывается на полуслове, поймав пулю тем местом, которым родил звук.

Когда звуки дороги затихли окончательно, когда не стал виден ни единый признак цивилизации, когда солнце окончательно рассеяло туман и утро вошло в свои права, Ждан отвалился на спину и, ощущая, как жар на спине начинает успокаивать ледяная утренняя роса, посмотрел в небо. Оно было омерзительно голубым, безоблачным и веселым, что совершенно не соответствовало его настроению.

— Курить будешь? — прохрипел Крюк, протягивая Ждану пачку «Беломора». Все шестеро сидели в тесном кружке, кто-то хлебал из фляжки воду, кто-то ждал своей очереди и, не теряя времени, прикуривал. Послышался хруст и лязг — двое рядом со Жданом вскрывали ножами банки с тушенкой.

«Беломор» показался ему отравой. В кармане лежала пачка «Мальборо» с несколькими сигаретами, но трогать их полковник пока не хотел.

— Не курю.

— Тогда, может, выпьешь? — И в руки Ждана полетела фляжка.