Королевский убийца - Робин Хобб

Волчонок скоро понял, что я уезжаю каждый день, после того как накормлю его. Вначале он умолял меня, чтобы я брал его с собой, но в одном месте, когда я стоял над замерзшими “перекованными”, которых убил, я услышал: Это не охота, вот это. Это не работа стаи, это работа человека.

Его присутствие исчезло, прежде чем я смог упрекнуть его за то, что он снова вторгся в мое сознание.

Вечерами я возвращался в замок, к свежей горячей еде и теплому огню, сухой одежде и мягкой постели, но призраки “перекованных” стояли у меня перед глазами. Я чувствовал себя бессердечным зверем, наслаждаясь уютом, после того как целый день сеял за собой смерть. Единственная моя радость – каждую ночь мне снилась Молли, и я гулял и разговаривал с ней и не вспоминал о “перекованных” или об их обледенелых телах.

Наступил день, когда я выехал позже, чем намеревался, потому что Верити был в своем кабинете и задержал меня разговором. Надвигался шторм, но он не казался особенно сильным. Я не собирался в этот день ехать далеко. Но я нашел свежий след, и след этот принадлежал гораздо большей группе, чем я предполагал. Так что я поехал дальше, насторожив все мои пять чувств, потому что шестое чувство, Уит, не помогало в обнаружении “перекованных”. Набегающие тучи закрыли небо гораздо быстрее, чем я ожидал. А след вел меня по тропкам, проложенным там, где мы с Суути могли продвигаться только медленно. Когда я наконец оторвался от следа, смирившись с тем, что на этот раз они ушли от меня, то обнаружил, что заехал гораздо дальше от Баккипа, чем намеревался, и рядом нет никакой проезжей дороги.

Поднялся отвратительный ветер, предвещавший снег. Я теснее закутался в плащ и повернул Суути к дому, предоставив ей самой выбирать дорогу и скорость. Темнота сгустилась прежде, чем мы добрались до знакомых мест, и вместе с темнотой пришел снег. Если бы я за последнее время не изучил так хорошо эти места, то, конечно, заблудился бы. Но мы двигались дальше, как казалось, прямо в ледяные объятия ветра. Холод пробирал меня до костей, и я начал дрожать. Я боялся, что эта дрожь может стать началом судорог и припадка, которого у меня давно уже не было.

Я обрадовался, когда ветер наконец разорвал покров туч и луна немного осветила нам путь. Тогда мы прибавили шагу, несмотря на то что Суути приходилось пробираться через свежевыпавший снег. Мы вышли из редкой березовой рощи на склон холма, который несколько лет назад сожгла молния. Ветер здесь был сильнее, потому что ничто не мешало ему, и я снова закутался в плащ и поднял воротник. Я знал, что, как только мы перевалим через эту гору, я увижу огни Баккипа и хорошо проторенную дорогу, ведущую к дому. Поэтому я повеселел, и мы стали подниматься по склону холма.

Внезапно, как удар грома, я услышал стук копыт лошади, которая пыталась набрать скорость, но что-то мешало ей. Суути замедлила шаг, потом откинула голову и заржала. В ту же секунду я увидел, как всадник выскочил из-под прикрытия ниже по склону, к югу от меня. Лошадь несла всадника, два других человека цеплялись за нее – один за грудной ремень, другой за ногу всадника. Свет блеснул на взлетевшем и упавшем клинке, и человек, державший ногу всадника, вскрикнул и упал в снег. Но другой схватился за уздечку лошади, и из-за деревьев выскочили еще двое преследователей, набросившиеся на сопротивляющуюся лошадь и всадника.

Я вонзил шпоры в бока Суути, с ужасом узнав Кетриккен. В том, что я увидел, не было никакого смысла, но это не помешало мне начать действовать. Я не спрашивал себя, что моя будущая королева делает здесь ночью, без сопровождения, одна среди грабителей. Скорее, я почувствовал, что восхищаюсь тем, как она держится в седле, заставляя свою лошадь вертеться и отбиваясь ногами от нападающих. Я выхватил меч, когда мы подъехали ближе, но не помню, чтобы я издал какой-нибудь звук. У меня осталось очень странное воспоминание об этой схватке – черно-белая битва силуэтов, игра горных теней, совершенно беззвучная, если не считать хриплых воплей “перекованных”, когда они один за другим падали замертво.

Одного из них Кетриккен ударила в лицо, и он был ослеплен кровью, но все равно цеплялся за нее, пытаясь стащить с седла. Другой, не обращая внимания на бедственное положение своих товарищей, тянул за седельные сумки, в которых, по всей вероятности, было всего лишь немного еды и бренди, взятых для прогулки. Суути повернула к тому, кто все еще держался за уздечку Софтстеп. Я увидел, что это женщина, а потом мой меч вошел в нее и вышел, так же бездушно, как если бы передо мной была куча дров. Такой странный бой. Я чувствовал Кетриккен и себя, страх ее лошади и радость обученной бою Суути, но ничего не исходило от нападавших. Совсем ничего. Ни клокочущей ярости, ни мучительной боли от ран. Для моего Уита их тут вообще не было – все равно что снег или ветер, которые тоже сопротивлялись мне. Я смотрел, словно во сне, как Кетриккен схватила одного из нападавших за волосы и отогнула его голову назад, чтобы было удобнее перерезать горло. Из раны хлынула черная в лунном свете кровь, запачкав ее куртку и оставив блестящий след на шее гнедой лошади, и нападавший упал. Я поднял меч, чтобы ударить последнего, но промахнулся. Кетриккен не промахнулась. Ее короткий нож блеснул в воздухе, легко прошел через ребра в легкие и так же легко вышел обратно. Кетриккен ногой отбросила обмякшее тело.

– Ко мне! – просто сказала она в ночь и пришпорила свою лошадь, направляя Софтстеп прямо в гору. Суути скакала так, что ее нос был у стремени Кетриккен, и мы вместе пересекли холм. Мы увидели огни Баккипа еще до того, как начали спускаться.

У подножия склона были заросли кустарника и скрытый снегом ручей, так что я пришпорил Суути, чтобы идти первым, и перехватил Софтстеп, прежде чем она успела провалиться и упасть. Кетриккен ничего не сказала, когда я повернул ее лошадь, но пропустила меня вперед, и мы вошли в лес по другую сторону ручья. Я двигался так быстро, как только мог, все время ожидая появления темных фигур. Но мы наконец вышли на дорогу, за несколько секунд до того, как тучи снова сомкнулись, скрыв от нас луну. Я придержал Суути, чтобы дать лошадям отдышаться. Некоторое время мы ехали молча, оба внимательно прислушиваясь.

Потом мы почувствовали себя в относительной безопасности, и я услышал, как Кетриккен с облегчением выдохнула.

– Спасибо тебе, Фитц, – сказала она просто, но не смогла скрыть дрожи в своем голосе.

Я ничего не ответил, наполовину готовый к тому, что в любой момент она может разразиться рыданиями. Я не упрекнул бы ее за это. Но она постепенно собралась, оправила свою одежду, вытерла клинок о штаны и вставила его в ножны. Она наклонилась, чтобы похлопать Софтстеп по шее и пробормотать лошади слова похвалы и утешения. Я почувствовал, что напряжение Софтстеп уменьшается, и одобрил то, что Кетриккен удалось так быстро завоевать доверие лошади.

– Как ты оказался здесь? Искал меня? – спросила она наконец.

Я покачал головой. Снова начинался снег.

– Я охотился и зашел дальше, чем собирался. Это только счастливый случай привел меня к вам. – Я помолчал, потом рискнул спросить: – Вы заблудились? Вас будут искать?

Она шмыгнула носом и вздохнула.