Великая Испанская империя - Томас Хью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При Толедо только в Лиме насчитывалось тринадцать женских монастырей, а также шесть beaterios (домов для благочестивых женщин)‹‹327››. Территория, занимаемая этими учреждениями, занимала пятую часть Лимы и охватывала такую же, если не больше, долю женского населения города. Численность монахинь в шести так называемых conventos grandes (великих монастырей) Лимы достигала нескольких сотен человек. Почти все были креолками, рожденными в Перу, но не местного происхождения. К 1600 году крупными монастырями считались Ла-Консепсьон, основанный в 1561-м Леонорой де Портокарреро, вдовой королевского казначея; Ла-Энкарнасьон, основанный в 1573-м Инес Муньос де Риверой, сестрой Франсиско Писарро (и просто богатой женщиной, владелицей энкомьенды в Анауанакасе); Ла-Сантисима-Тринидад, основанный в 1584-м Лукресией Сансолес; Лас Декальсас, основанный в 1602-м Инес де Риверой, сестра маркиза Мортары; Санта-Клара, основанный два года спустя; и Санта-Каталина, основанный в 1624 году двумя суровыми сестрами, Лусией и Кларой де ла Дага, которые на протяжении многих лет оставались настоятельницами. В Куско имелось три подобных монастыря: Санта-Клара, монастырь женской ветви ордена Святого Франциска, чьи монахини носили францисканские облачения; Санта-Каталина, монастырь доминиканских монахинь, подчинявшийся епископу Куско; и кармелитский монастырь, чьи монахини следовали уставу святой Терезы Авильской. Кроме того, имелось около десятка мелких beaterios и малых женских монастырей. Монастыри существовали в Арекипе, Потоси, Ла-Плате, Кордове, Санта-Фе и Тунхе, а еще в Уаманге, где монастырем Святой Клары управляли Луиса Диас де Оре и пять ее влиятельных дочерей. Тамошней энкомьендой владела тоже женщина, могущественная Исабель дель Эстете.
Все эти учреждения оставили неизгладимый след в географии и истории провинции, а их длинные каменные стены зачастую распространялись гораздо шире, чем на один городской квартал. При входе в монастырь посетителей поражали прекрасные дворики, колоннады, ухоженные сады, чудесные внутренние дворы с фонтанами посредине; далее обнаруживалось скопище мастерских, классных комнат, трапезных, дормиториев и общих помещений. Вероятно, при всех монастырях были лазареты и аптеки. Разумеется, основное пространство в большинстве крупных монастырей отводилось кельям; иногда имелись комнаты на втором ярусе, а также под землей. Многие кельи были настолько просторными, что вмещали нескольких монахинь. В монастырях устраивались музыкальные вечера и концерты и даже ставились театральные постановки. Были своего рода «салоны», куда монахиням разрешалось приглашать посторонних, друзей и родственников, а также чиновников и даже торговцев. В этих женских монастырях существовала внутренняя иерархия, женщины делились, так сказать, на несколько классов, а монахини с черными сетчатыми вуалями на лицах составляли особую аристократию наиболее преданных Господу. Послушницы, так называемые донады, готовились к последующей жизни во Христе; они соблюдали все правила монашеской жизни, но формально еще не являлись монахинями. К их числу принадлежали преимущественно знатные дамы, которые могли себе позволить жить в подражание монахиням. Также в монастырях обитали многочисленные служанки и некоторое количество африканских рабынь (кроме того, встречались рабыни, рожденные в Перу). Среди служанок и рабынь попадались порой японки и даже мусульманки. Нередко знатные дамы, принимавшие монашеские обеты, имели собственную прислугу, которая проживала в кельях, заботилась исключительно о них и носила их имена. Кроме того, не следует забывать о профессиональных гонцах-рекадерос, которые являлись особо отобранным связующим звеном между монахинями и внешним миром. Иногда эти рекадерос действовали от имени целого семейства, поскольку бывали случаи, когда вся большая семья уходила в монастырь и поддерживала статус сплоченной единицы (матери, дочери, кузины, тетушки, племянницы, дальние родственницы и близкие подруги). Такие семьи могли устраивать концерты, фейерверки, драматические спектакли, парады и шествия. Вице-короли и епископы время от времени впадали в замешательство от роскоши и, говоря современным языком, гламура жизни в conventos grandes, где многие монахини напрочь забывали о религиозных практиках и расхаживали в изысканных нарядах. Талантливые певицы и женщины, умевшие хорошо играть на лютнях и гитарах, охотно использовали свои дарования как замену традиционному приданому. Музыкальное развлечение в женских монастырях Перу сделалось широко известным, и различные conventos предлагали музыкальные программы на любой вкус, в том числе с juguete musical[63], подобием «оперы-буфф». Звучали и canciones de negro, песни африканских рабов.
Контакт между женскими монастырями и внешним миром поддерживался достаточно просто, благодаря разговорам в укромных местечках поверх невысоких оград или с выходивших на улицы балконов. Исповедники и капелланы приходили в conventos grandes ежедневно, поскольку первые исполняли свои обязанности и принимали исповеди монахинь, а вторые являлись провести мессу. Епископы появлялись реже, возможно, не чаще одного раза в год. Зато их прибытие всегда обставлялось величественно, прелатов приветствовал хор монахинь, исполнявший «Ecco Sacerdos et Pontifex» («Се грядет первосвященник»), в сопровождении органа, скрипок, лютней и арф. Епископам подавали отменное угощение, затем следовал тщательный осмотр монастыря, беседа с настоятельницей, встречи наугад с несколькими монахинями, послушницами и даже донадами. По итогам визита составлялся отчет, который настоятельница зачитывала монахиням в часовне. Часто звучали сетования на чрезмерную роскошь обстановки в кельях, на избыточное количество своевольных горничных и рабынь, на то, что некоторые монастырские развлечения явно относятся к числу незаконных; регулярно отмечалось пристрастие к модной одежде вместо монашеских одеяний и содержались жалобы на обилие тайных контактов с миром, на бои быков в монастырях и на чрезмерные расходы на музыку. Время от времени задавался вопрос: а кто таков тот изящный, хорошо одетый молодой человек, стоявший возле фонтана у библиотеки донад? Племянник настоятельницы? Ее любовник? Секретарь епископа? Или, может быть, сам Христос? В convento grande можно было ожидать чего угодно.
Частыми посетительницами этих женских монастырей были beatas (блаженные) и tapadas[64]; первыми обычно считались женщины, которые хранили священное целомудрие, творили много добрых дел, были привержены благотворительности и проводили много времени за молитвами в храмах и часовнях, однако не являлись монахинями в строгом значении этого слова. Беата виделась женщиной, наделенной особым даром, и обыкновенные люди обращались к ней за религиозной помощью. Тападами называли светских дам, нередко одетых, по моде тех лет, в китайские шелка и голландские кружева и надушенных ароматами Востока. Как правило, они кокетливо кутались в длинные шали, позволявшие прятать лицо. К 1600 году эти тапады стали скандальным элементом в населении Лимы — и остались таковым позднее. Возможно, стоит считать, что они отправлялись в монастыри навещать родственниц.
Королевой беат в Перу конца шестнадцатого столетия являлась, несомненно, Флорес де Олива, более известная как Санта-Роса из Лимы. Она родилась в 1586 году, а служанка-индеанка, присматривавшая за ней в колыбели, увидела у нее две красивые розы на щеках. Это способствовало ранней беатификации Флорес. Девочку воспринимали новой «розой без шипов». Она была наиболее популярной беатой и с 1606 года носила белые одеяния доминиканок. Ее вдохновляла святая Екатерина Сиенская. Она ежедневно посещала часовни Богоматери Богородицы, Богоматери Лорето и Богоматери Ремедиос, первая из которых находилась в доминиканской церкви, а две другие в иезуитской церкви Лимы. Она стала камарерой, то есть верной прихожанкой, всех трех часовен. Жила она в сарае в саду своей семьи и предавалась молитвам и покаянию, а еще занималась шитьем и вышиванием. Кроме того, она хорошо пела, не лезла за словом в карман и сочиняла красивые стихи, которые превращались в песни божественной любви. Говорили, будто ее музыка привлекала птиц со всех сторон, будто она обладала способностью мгновенно выращивать чудесные цветы и будто бы могла мановением руки избавиться от комаров, досаждавших ей в саду. Благородные дамы всех возрастов стекались к скромному жилищу сестры Росы наряду с великими фигурами из рядов иезуитского и доминиканского орденов. Накануне ее смерти изображение Христа кисти Анжелино Медоро из Рима в часовне, куда ходила Роса, как уверяла молва, начал мироточить. Это сочли чудом. Смерть Росы, которой едва перевалило за тридцать, оказалась настоящим религиозным потрясением и поводом к аскетическому самобичеванию. Монахини и знатные дамы молились неделями напролет, а сильные мужчины отправлялись совершать героические поступки.