Цитадель огня - Марк Энтони

Неожиданно у Грейс над головой возникла вспышка, и она увидела огнедышащего дракона, которого заметила раньше, когда он проносился сквозь туман. Только оказалось, что это та самая алая звезда. Ее сияние окрасило пелену вокруг в пурпурный цвет, и Грейс вдруг испугалась, хотя и сама не понимала почему. Она знала только одно — ей необходимо поговорить с Тревисом. Грейс снова попыталась его позвать, но он ее не слышал и не поворачивался. А потом алая дымка взмыла вверх и скрыла Тревиса. И Грейс поняла, что это никакой не туман, потому что вокруг нее бесновались языки пламени.

Грейс прошла сквозь увитую плющом арку в сад замка.

— Эй!

Ее голос заблудился между деревьями, и никто ей не ответил. Тогда она пошла по выложенной мелкими камешками дорожке, углубляясь в самую гущу зеленых зарослей, прославляющих живительную силу солнечных лучей.

Приближалась середина лета, и сад поражал буйством изумрудно-золотистых красок. Грейс с удовольствием вдыхала теплый воздух, приправленный привкусом меда, и впервые за прошедшую неделю почувствовала, как медленно уходит напряжение, давившее на плечи и заставлявшее ее сгибаться под своей тяжестью. Этот сад переполняла древняя, напитанная покоем красота, и Грейс подумала о Сумеречном лесе и Маленьком народце. По правде говоря, он чем-то походил на сказочную, залитую солнцем чащу, которую им с Тревисом довелось увидеть в комнате замка, где поселились Трифкин Клюковка и его труппа.

Может быть, Лирит права, и ей давно следовало сюда прийти? Впрочем, той, о ком колдунья заговорила с ней сегодня утром, поблизости не было видно.

— Мне кажется, тебе следует кое с кем встретиться, сестра. Думаю, ты найдешь ее в саду.

С тех пор как они отправились на прогулку, задуманную Грейс тем ясным летним утром, прошло семь дней. Семь дней назад она держала в руке тонкую нить жизни Гарфа, которая выскользнула из ее пальцев и рассыпалась в прах.

Они устроили небольшую поминальную службу в Круге Камней в нескольких лигах от замка. Последний раз Грейс была здесь, когда они провожали Тревиса, решившего вернуться на Землю. Сейчас они тоже прощались с другом — только на сей раз навсегда. Она знала, что Гарф поклонялся Ватрису Быко-убийце и что по приказу короля Бореаса состоится ритуал, в котором примут участие только посвященные, они и проводят рыцаря в последний путь. Так что нынешняя церемония предназначалась только для нее, Лирит, Эйрин и Даржа. Они не устраивали ничего особенного, лишь взялись за руки и с любовью вспоминали чувство юмора, искренность и доброту Гарфа. А потом положили на землю венок из цветов.

Пожалуй, самое страшное в смерти то, что жизнь продолжается, даже если умирают самые лучшие и любимые друзья. Солнце встает каждое утро, и замок пробуждается — начинается новый день. Грейс ела и спала. Все казалось мелким и незначительным по сравнению с событиями, участниками которых они стали несколько дней назад, но тем не менее привычные действия дарили определенное утешение.

Как ни печально было Грейс это осознавать, но она понимала, что рано или поздно придет в себя, и все снова будет хорошо. Порой она думала, что поддаться отчаянию намного проще, чем сражаться, пытаясь вырваться из его тисков. Однако Грейс не сомневалась, что справится с болью и пойдет дальше.

Лирит тоже со временем оправится. И не потому, что толорийка не переживала смерть Гарфа. Как раз наоборот — в отличие от остальных, она на интуитивном уровне почувствовала, что означает потеря одной нити жизни, вырванной из паутины, связывающей их все воедино. Что-то подсказывало Грейс, что Лирит черпает силы из глубинного источника, о котором они ничего не знают.

Гораздо серьезнее дело обстояло с Даржем и Эйрин. Да, конечно, за многолетнюю военную службу Дарж видел много смертей, но Грейс чувствовала, что каждую он переживал очень тяжело. Вот, например, вчера вечером она видела, как он стоит у окна, сгорбившись и опираясь о подоконник. Впервые за время знакомства с ним Грейс подумала о нем, как о не очень молодом человеке. Однако когда она его позвала, Дарж сразу же выпрямился и совершенно спокойно поинтересовался, чем может ей служить.

Плакать не стыдно, Дарж. Ты живой человек и не можешь постоянно быть твердым, точно скала. Я доктор и приказываю тебе дать волю своему горю.

Но, как уже не раз случалось в ее жизни, Грейс не смогла произнести тех слов, что рвались из глубины сердца.

— Сходи к леди Эйрин, спроси, не нужно ли ей что-нибудь, — сказала она, и Дарж, коротко кивнув, молча удалился выполнять поручение.

В отличие от Даржа, Эйрин все время плакала. Грейс или Лирит — а иногда обе — обнимали баронессу, прижимая к себе, когда рыдания, с которыми та не могла справиться, начинали сотрясать ее тело. Знала ли она о том, что Гарф любил ее? Впрочем, горе Эйрин было таким глубоким и нестерпимым, что Грейс подозревала — возможно, дело не только в погибшем рыцаре. В детстве, в Странноприимном доме Беккетта она слышала, как ночью, в тишине спящих комнат на крыльях мрака разносятся жалобные, исполненные неизбывной тоски звуки. Отчаяние, разрывающее сердце на части.

Грейс вздохнула. Конечно, она будет присматривать за Эйрин, но что еще можно для нее сделать, Грейс не знала. В данном случае без помощи самого пациента она не в состоянии определить, что с ним происходит.

Садовая дорожка, извиваясь, уводила Грейс в глубь сада, и она медленно шла вперед, погрузившись в свои мысли. В последнее время она все чаще думала о Тревисе. Она и сама не знала почему, но беспокойство за него порой заставляло забывать о смерти Гарфа. Впрочем, учитывая ее сны, в этом, возможно, не было ничего удивительного.

Теперь почти каждую ночь ее посещал диковинный, пугающий кошмар, в котором Тревис стоял на вершине окутанной туманом горы. И всегда одно и то же: она его зовет, но он не слышит, потом появляется алая звезда, и завихрения тумана превращаются в языки пламени.

Всю жизнь Грейс снились тусклые, бессмысленные сны: бесконечные серии грубо адаптированных фильмов, созданных пропившимися до потери сознания режиссерами. Этот отличался от всех остальных своей яркостью и реальностью. Закрывая глаза, она видела клубящийся туман и сияющую звезду. И никак не могла понять, что это означает.

Разумеется, ничего. Сны — это всего лишь следы дневных впечатлений. Пытаться найти в них смысл — все равно что искать хокку в супе с макаронами в форме букв. И тем не менее Грейс не могла отделаться от ощущения, что Тревис в опасности. Она убеждала себя, что беспокоиться о нем бессмысленно — ведь он живет в другом мире, и она не в силах ему помочь. Да и своих забот у нее немало.

За последние несколько дней Бореас еще два раза вызывал Грейс к себе, чтобы поговорить о Перридоне — хотя у нее сложилось впечатление, что король еще не решил, требуется ли его немедленное вмешательство и, если требуется, что ему следует сделать. Впрочем, она радовалась тому, что может занять свои мысли проблемами доминионов, и с радостью делилась с Бореасом своими знаниями и идеями.