Грезы принцессы пустыни - Маргерит Кэй

Захваченная вихрем чувств, она склонила голову, чтобы снова поцеловать руку Кристоферу – более страстно. От того, что она испытывала к нему, сердце у нее сжималось. От того, что она чувствовала… нет, нельзя этого допускать, недопустимо нарушать последнее табу.

– Я не жалею тебя, Кристофер Фордайс, – повторила Тахира.

– Я не имею права носить это имя, – отрывисто ответил он, хотя лицо его смягчилось. – А как незаконнорожденный, я не имею права и на то, другое имя – но и желания не имею его носить.

– А имя твоей матери? Ты решил не спрашивать, Кристофер, но…

– Я уже знаю о матери более чем достаточно, чтобы мучиться. Ей было шестнадцать, – сказал он. – Столько же, сколько нашей принцессе. А он, лорд Генри Армстронг, был на четыре года старше. По сравнению с ней он был опытным мужчиной, который должен был думать о последствиях. Видела бы ты его, Тахира! Самовлюбленный, бессердечный, совершенно не запятнанный своим грехом! А мать? Разве материнские чувства не более мощные, а материнский долг по отношению к ребенку не важнее, чем ее долг по отношению к родителям?

– Поскольку она была незамужней матерью, – мягко ответила Тахира, – от нее отвернулось бы общество, в котором она выросла, и ее позор отразился бы на тебе.

– Виновница позора – не она. Виновник – ее соблазнитель, это его следовало опозорить, – сухо ответил Кристофер. – Подлеца, который передал мне свою гнилую кровь!

– Ты должен знать, что, какая бы кровь ни текла в твоих жилах, она не меняет того, кто ты есть.

Побагровев, он вскочил.

– Я думал, если узнаю, как пришел в этот мир, я никогда не поведу себя так же, как мой отец!

– Но ведь ты не соблазнял меня! – в отчаянии вскричала Тахира. – Несмотря на то, что я всячески тебя поощряла, ты не соблазнил меня!

Она тоже встала. Хотя ей хотелось обнять его, она не смела притрагиваться к любимому. Сейчас он не способен рассуждать здраво из-за гнева, который по ошибке направлен не в ту сторону. Он совершенно неверно трактует собственную жизнь. Как она может ему помочь, если в их песочных часах осталось лишь несколько песчинок?

– Кристофер, мы вместе последнюю ночь, я больше не сумею свободно приехать в пустыню, а ты завтра покинешь Нессару, – с беспомощным видом продолжала Тахира. – Боюсь, что бы я тебе сейчас ни сказала, все будет не то и не так. Но я не могу допустить, чтобы ты нес бремя вины за то, что было между нами – что едва не случилось и все же не случилось.

Он стоял, скрестив руки на груди. Легкий ветерок ерошил его волосы, раздувал складки мягкой рубахи, подчеркивая очертания его мускулистой фигуры.

Кристофер не смотрел на нее; он смотрел на холмистые контуры пустыни – на бесконечные барханы, которые постоянно меняли очертания. Тахира считала его опасным с первой минуты, как они встретились – и очень привлекательным. Но теперь она понимала, что вместе с тем он и очень ранимый, ведь он считает себя преданным, брошенным, потерянным. Ему отчаянно хочется начать жизнь заново, с чистого листа. Вместе с тем его призвание – археология, древняя история… Ей казалось, будто кто-то сжал ей сердце. Она чувствовала… слишком сильно. Неосмотрительно испытывать столько чувств к мужчине, с которым она скоро распрощается навсегда, но с самой первой минуты, как она его увидела, Кристофер заставлял ее забыть о здравом смысле.

– Я никогда и никого не хотел так сильно, как сегодня хотел тебя. – Кристофер повернулся и привлек ее к себе. – В другие разы – на бархане, в оазисе, хотя ты была воплощенным искушением, я всегда… хоть я и желал тебя, я не терял самообладания. Я был так уверен, Тахира, так хорошо помнил о той границе, которую перешел мой отец, когда зачал меня, был так уверен, что не позволю истории повториться. Но сегодня… страшнее всего то, что я совсем не думал.

– Кристофер, но то же самое я могу сказать и о себе!

– Нет, – решительно возразил он, – это не одно и то же. Последствия так несправедливо непропорциональны. Потеря самообладания мною могла стать причиной твоего падения – как потеря самообладания моего отца стала причиной падения моей матери… – Его передернуло, он сжал ее так, что ей стало больно. – Если бы мы довели все до конца, как ты думаешь, что бы с нами случилось? Мне легко говорить, что я поступил бы так, как в Англии считается правильным… то есть женился на тебе… но я не стану оскорблять тебя жалкой ложью. Мы с тобой из разных миров. Я – ублюдок, который не может носить никакую фамилию, не может передать ее жене или ребенку, а ты, Тахира, какой бы ни была твоя фамилия, очевидно, из хорошей семьи. Твой брат ни за что не согласится на такого зятя, а ты не выйдешь за человека, которого не примут в твоей семье.

Он отпустил ее, но сжал кулаки, а его рот скривился в самоуничижительной ухмылке.

– Параллели вполне очевидны. Когда тот человек объяснял подробности падения моей матери, я подумал, что и он с легкостью отказался от возможности жениться на ней. Когда я думаю об этом, к горлу у меня подступает желчь! Что бы ты стала делать, Тахира, если бы вышла замуж за того, кого тебе выбрали, сделав твоего мужа рогоносцем еще до того, как произнесены брачные обеты? Готова ли ты была всю жизнь жить во лжи – или опозоришь свою семью правдой?

Его слова резали по живому. Тахира пришла в ужас, поняв, как близко она подошла к пропасти, которую он описал.

– Ты прав, – со стыдом прошептала Тахира.

Она не выбирала своего будущего мужа, но, судя по тому, что она о нем слышала, он хороший человек. Он не заслуживает жены, которая намерена лишить его единственной ценности, какую она привносит в их союз. И все же она не могла себя заставить пожалеть ни об одной минуте, проведенной с Кристофером.

– К счастью, тебе не придется стоять перед таким выбором. – Он тяжело вздохнул. – Хотя я доказал, что могу быть таким же эгоистичным и черствым, как тот человек, чья кровь течет в моих жилах, я не потерял самообладания.

– Ты презираешь моего брата за то, что он навязывает мне свою волю, но разве ты не делаешь то же самое, отказывая мне в праве нести свою долю ответственности за мои поступки?! – с горечью воскликнула Тахира. – Я, как ты понимаешь, не могу определять ход моей жизни, – продолжала Тахира, думая: будь что будет, уж лучше закончить то, что начала. – Когда я с тобой, ты позволяешь мне быть собой. Неужели ты не понимаешь, что это для меня самое важное? Ты позволил мне ощутить вкус истинной свободы, и сегодня я свободно решила, что займусь с тобой любовью. Глупое… и не просто глупое… решение, которое я тем не менее приняла сама. Ты меня ни к чему не принуждал. А последствия… за них отвечаешь не только ты, но и я.

Какое-то время он молчал, но, судя по тому, как дергался его кадык, он боролся с каким-то сильным чувством. Гневом?

Но когда он заговорил, оказалось, что он потрясен.

– Прости меня. Я думал только о себе.

– Кристофер, то, что ты рассказал мне сегодня… не могу представить, как ты страдал последние девять месяцев. Я считаю за честь, что ты все же открылся, доверился мне. – Ее затопило чувство вины; она напомнила себе, что не ответила взаимностью на его доверие. Но для ответной взаимности было уже поздно.