Беру все на себя - Евгений Красницкий

— Так я ж и говорю, — подхватил Роська, — отдохнуть ему надо, а сначала поесть…

— А сначала, — перебил Роську Арсений, — на-ка, господин сотник, причастись.

Из мешка, который Арсений держал в руке, появились баклажка и деревянная чашка. Ратник набулькал в чашку чего-то явно хмельного и протянул ее Мишке.

— Ну-ка, давай! И без разговоров, а то насильно напою. Давай, давай, единым духом! Вот так! А то бродит тут, понимаешь, как мертвец неупокоенный — рожа синяя, глаза красные, мозги где-то по дороге обронил… На, закуси.

По сравнению с персонажем Владимира Высоцкого, который «пил из горлышка, с устатку и не емши», у Мишки было только одно преимущество — он пил из чашки, но это не помогло. Трофейный кальвадос обжег горло, перехватил дыхание и, пока Мишка, не ощущая вкуса, зажевывал чем-то, поданным Арсением, вдарил по мозгам, как кувалдой. Мишка еще услышал, как Арсений командует: «подхватывай» и «потащили», но больше уже не запомнил ничего — будто тумблером выключили.

Пробуждение было внезапным — словно кто-то толкнул, мысли ясными — будто и не спал, а настроение настолько отвратным, что хоть на луну вой, благо была как раз ночь. Совершенно четко и недвусмысленно Мишка понимал: в гибели и ранениях мальчишек виноват он и только он. Захваченные погорынцами ладьи уходили от Пинска вразброд, поодиночке. В этом-то и была вся беда.

Егор, несмотря на имеющийся в его биографии пиратский этап, массовым угоном водного транспорта из-под носа у хозяев никогда не занимался. Семен Дырка наверняка тоже. Шутка ли — девять ладей! В масштабе Киевской Руси, если вообще не в мировом масштабе — в натуре ограбление века! У Мишки, разумеется, подобного опыта тоже не было, да и быть не могло, но знания-то имелись!

Сколько он читал, как во Вторую мировую войну бомбардировщики спасались от истребителей только плотным строем — у отставших шансов спастись почти не было. И пираты всегда нападали на отставшее от каравана судно. Да что там говорить! Даже в дикой природе хищники всегда стараются отбить от стада одно животное и только потом с ним расправляются. Ведь знал же, все знал, но не применил свои знания на практике! Можно же было договориться, чтобы ладьи не уходили от Пинска по одной, а собрались бы чуть ниже по течению, скажем, в две колонны. А насады огневцев могли бы прикрывать этот «ордер» сзади и с боков. И хрен бы чего погоня смогла сделать! И никаких «звездных» атак лодок на одинокую ладью!

А абордаж? Ладно, Семен Дырка запретил снимать тент, чтобы дождем не намочило груз, однако как угадал! Полочане после дергающегося пламени факелов не сразу могли адаптироваться к почти полной темноте, царившей под тентом. А еще нависшее над самой головой полотнище мешало им замахнуться оружием. Только тем и спаслись. Но если бы на последней ладье были не просто отроки, а опричники, обученные драться в тесноте и темноте? Да совсем другой результат был бы!

Ведь все просто. Незачем было Мишке самому лезть на ладьи — справились бы там и без него. Надо было во главе опричников выходить прямо на причалы и охранять со стороны берега тех, кто захватывал суда. Глядишь, и порядка было бы больше, и без вести никто не пропал бы. А уходить опричникам в полном составе надо было на последней ладье, вот бы тогда погоню и встретили… Впрочем, можно было бы и не торопиться так с бегством — охрана подбегала с зажженными факелами, появлялась возможность врезать по ней из темноты двадцатью самострелами… даже и не один раз, а два или три. Еще неизвестно, как быстро после этого они смогли бы погоню организовать.

И резерв можно было оставить. Раз уж в насады много отроков посадить было нельзя, то разместить на одной из захваченных ранее ладей два-три десятка никто не мешал. Оставить эту ладью ниже по течению, не доходя Пинска. С нее и пополнили бы экипажи угнанных ладей, особенно замыкающих. Тогда запросто можно было перестрелять всех, кто был в голове погони, а остальные и сунуться бы побоялись.

Сколько возможностей упущено, сколько жизней можно было бы сохранить! Почему же? Почему все эти соображения пришли в голову только сейчас, а не тогда, когда обсуждался план нападения на речной порт?

Элементарная ошибка! Процесс анализа и планирования не был доведен до конца. Подобраться необнаруженными, захватить ладьи, суметь смыться без потерь и все. А что будет дальше? А дальше будет прекрасно и замечательно! Так часто случается — тщательно обдумываются самые сложные и опасные этапы планируемых действий, а потом, на практике, все рушится тогда, когда никаких неприятностей вроде бы не должно быть. Вот и вышло: самым опасным и кровавым этапом оказался тот, который фактически и не обсуждался.

Все надо было обдумывать до конца — вплоть до того, как будут швартоваться захваченные ладьи на тайной стоянке. Добрались до места, укрылись, посты выставили, и только после этого — все. Тогда-то и о возможной погоне мысли в голову пришли бы, и о резерве подумали бы, и… о прочем.

«А еще, досточтимый сэр, вы струсили! Ну самому-то себе врать не нужно — струсили, струсили! Будучи прекрасно осведомлены о собственной тактической безграмотности, вы приклеились к лейтенанту Егору и шагу самостоятельно ступить боялись. Куда уж тут отдельную задачу во главе опричников выполнять!

И не надо! Не надо, сэр Майкл, отмазываться операцией по дезинформации противника и установлению связи с осажденными! Это была ваша отдельная песня и пели вы ее, как глухарь на токовище — ничего вокруг не замечая и не задумываясь. Мало вам еще по голове настучали, покрепче стоило бы! Как там в фильме „Благочестивая Марта“ пелось:

Шарообразный сей предмет

Бывает нужен нам порою —

Ведь думать надо головою!

И способа другого нет.

Если уж у вас сей шарообразный предмет заполнен такой информацией, какая ЗДЕШНИМ и не снилась, так будьте любезны использовать ее, а не чахнуть над ней, как царь Кощей над златом.

В общем, не сочтите моветоном, сэр, но дерьмо вы, а не сотник, позвольте вам заметить тет-а-тет. Так вы и остались всего лишь сержантом Советской армии — техником дальней связи, имеющим опыт командования экипажем коммутаторной станции мобильного узла в составе пяти человек. Потому-то и тянет вас все время влезть в драку, как рядовому, а командовать в бою вы боитесь. И ратнинские профессионалы это интуитивно чувствуют, потому-то и прогнозируют пятидесятипроцентные потери в Младшей дружине».

Размеренно покачиваясь из стороны в сторону, Мишка еще долго сидел в темноте, снова и снова вспоминая имена погибших отроков. У Корнея за четверть века его десятничества и сотничества набралось в этой «памятке» чуть больше сотни имен, а у Мишки, всего лишь с апреля по сентябрь, дело уже приблизилось к трем десяткам. И ведь это еще не конец! Нет, вовсе не конец — поход продолжается, и до главных событий дело еще не дошло!

А сам сотник Младшей дружины? Мало того, что пацанов загубил, так еще и сам-то! Куда подевался хладнокровный взгляд со стороны, будто в его распоряжении всегда имеется опция «new game»? Абордажный бой вспоминается только фрагментарно, а в боевой транс удалось уйти только через натуральную истерику, да и то не вовремя — чуть своих не порубил. Совсем ориентировку утратил. И за меч опять взялся в последнюю очередь, когда кистеня лишился… хотя кистень в тех условиях все-таки лучше подходил. Ну выполнил требование Алексея перестать раздумывать и дать телу действовать свободно… лучше стало?