Зигзаг - Хосе Карлос Сомоса

По телу Элисы пробежала ледяная дрожь, сковав ее движения.

Тех вод, в которые вступаю, еще никто не бороздил.

Она выпрямилась на стуле, готовясь вместе с остальными девятью изумленными товарищами вступить в эти неведомые воды.

Все существующее есть прошлое.

Анатоль Франс

Она уже на пороге.

Глаза были предтечей.

За ними придет тьма.

Хотя она еще об этом не подозревала, самая глубокая тьма в ее жизни уже родилась.

И ждала ее где-то в ближайшем будущем.

Серджио Марини был тем, кем не был Бланес: элегантным и соблазнительным мужчиной. Худощавый, с темными волнистыми волосами, загорелой кожей, гладким лицом и обворожительной улыбкой, он умел заставить свой бас звучать так, что миланские студенты его заслушивались. Он родился в Риме и окончил престижный университет Скуола Нормале Супериоре в Пизе, из которого вышли такие талантливые ученые, как Энрико Ферми, потом защитил докторскую в римском университете Ла Сапиенца. Проработав какое-то время в Америке, как все другие ученые, по приглашению Гроссманна он прибыл в Цюрих, где познакомился с Бланесом и разработал вместе с ним «теорию секвойи». «Вместе с ним», по словам Марини (он всегда повторял это, когда говорил о тех годах совместной работы), значило, что «я давал ему спокойно вести расчеты и прибегал, когда он звал меня, чтобы рассказать о результатах».

Таким образом, у него было еще одно качество, которого не хватало Бланесу: чувство юмора.

— Однажды в 2001 году мы вечером налили в стеклянный стакан немного воды. Потом оставили его в лаборатории на столе на тридцать часов. После этого Давид разбил его об пол — это был его единственный экспериментальный вклад в теорию. — Он посмотрел на Бланеса, рассмеявшегося вместе со всеми. — Не обижайся, Давид: ты теоретик, а мне больше по душе молоток и гвозди, ты же знаешь… В общем, наша идея заключалась в следующем… Ну, знаешь, объясни-ка лучше ты. У тебя лучше все эти лекции получаются.

— Да нет-нет. Ты сам.

— Прошу тебя, ты же отец теории.

— А ты мать родная.

Они пытались устроить театральное представление, и у них выходило неплохо. Они напоминали двух юмористов из дешевого кабаре: неловкий и хитрый, симпатичный и некрасивый. Элиса смотрела на них и могла понять годы безрезультатной работы в одиночестве и всеохватывающий восторг от первого успеха.

— Ладно, похоже, придется это делать мне, — сказал Бланес. — В общем, так. Вы уже знаете, что, согласно «теории секвойи», каждая частица света несет в себе скрученные струны времени, которые наматываются, как кольца секвойи, образующиеся вокруг сердцевины ствола по мере роста дерева. Число струн не является бесконечным, но оно огромно, непостижимо для разума: это число планковских времен, прошедших с момента возникновения света…

Раздался шепот, и Марини недовольным голосом заявил:

— Давид, профессор Клиссо хочет знать, что такое планковское время… Надо думать и о нефизиках, хоть они этого и не заслуживают!

— Планковское время — это самый малый возможный период времени, — пояснил Бланес. — Это время, необходимое свету для того, чтобы преодолеть планковскую длину, самое крошечное расстояние в физическом мире. Чтобы вы могли составить себе представление: если бы атом был размером с вселенную, планковская длина по размеру была бы равна дереву. Время, необходимое свету для преодоления этого минимального расстояния, называется планковским временем. Оно примерно равно одной септиллионной секунды, в мире нет ни одного процесса, который длился бы меньше времени.

— Ты просто не видел, как Колин уминает бутерброды с фуа-гра, — вмешался Серджио Марини. Крейг поднял руку в знак согласия. Элиса впервые увидела, как Бланес засмеялся, но почти сразу же он снова принял серьезный вид.

— Таким образом, каждая временная струна соответствует определенному планковскому времени и содержит все, что было отражено светом в этот кратчайший период. Используя необходимые математические допущения в уравнениях (например, переменные локального времени), теория утверждала, что возможно провести хронологическое выделение и идентификацию временных струн и даже открыть их. Для этого не требуется много энергии, но ее количество должно быть очень точным. «Энергия должна быть сверхизбирательная», — так выразился Серджио. При использовании подходящей сверхизбирательной энергии струны определенного временного периода можно открыть и увидеть изображения, соответствующие этому периоду. Так вот, все это было только математическим открытием. И более десяти лет дальше математического открытия дело не шло. Наконец группа профессора Крейга создала новый синхротрон, с помощью которого нам удалось получить именно такую сверхизбирательную энергию. Но результаты мы получили только в ту ночь, когда разбился стакан. Дальше ты, Серджио. Начинается твоя любимая часть.

— Мы записали изображение разбитого стакана на видео и отправили его в ускоритель элементарных частиц, — подхватил Марини. — Вы же знаете, что видеоизображение — не что иное, как пучок электронов. Мы ускорили эти электроны до получения энергии, сохранявшей стабильность в пределах нескольких десятых, и столкнули с потоком позитронов. В образовавшихся при этом частицах должны были открыться струны, соответствовавшие времени, на два часа предшествовавшему моменту, когда стакан разбился. Мы превратили эти частицы в новый пучок электронов, направили его на телеэкран, с помощью компьютера очистили изображение, и как вы думаете, что мы увидели при включении экрана?

— Разбитый стакан на полу, — сказал Бланес, и снова послышался смех.

— Да, первую сотню попыток это было так, — признал Марини. — Но в один прекрасный вечер 2001 года все вышло по-другому: мы получили изображение целого стакана на столе. Мы никогда не снимали эту картинку, понимаете? Она пришла к нам из прошлого, а именно из момента, на два часа предшествовавшего видеосъемке… Честно говоря, в тот вечер мы пошли в город и наклюкались. Помню, мы сидели с Давидом в каком-то цюрихском пабе, оба в полном улете, и тут какой-то не менее набравшийся швейцарец меня спрашивает: «Ребята, вы чего такие довольные?» «Потому что мы получили целый стакан», — отвечаю я. «Вот повезло, — говорит он, — я уже три штуки сегодня разбил».

— Это не анекдот, так все это и было! — оправдывался Бланес под хохот, сотрясавший маленький зал. Даже Валенте, всегда сохранявший достоинство перед шутками «плебса» (по определению Элисы), похоже, веселился от души.

— Когда мы показали эту картинку тем, кто должен был выделить нам средства, — продолжил Марини, — о, вот тогда-то мы наконец стали получать настоящее финансирование… «Игл Груп» взяла все в свои руки и начала строительство этой научной станции на Нью-Нельсоне. Все остальное вам расскажет Колин…