Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

Александра Гучкова неизменно была мысль о том, что в военном ведомстве «все непригодное, все слабое и ничтожное» всплывает наверх, а «все талантливое, сильное, смелое» отбрасывается в сторону[339].

Тем не менее, началась разработка новой военной программы, форсировавшей подготовку страны к войне, которая по инициативе Сухомлинова разбивалась на две части — Малую, которую планировалось принять в первоочередном порядке, и Большую, требовавшую более детальной проработки и нацеленную на более длительную перспективу. Малая программа, предусматривавшая дополнительные ассигнования в сумме 122 млн рублей, в основном на артиллерию, была одобрена в июле 1913 года. Но даже в случае ее полной реализации отставание от германской армии оставалось бы значительным: русский корпус был бы обеспечен артиллерией вдвое хуже, чем немецкий. Улучшить это соотношения могла Большая программа, выделявшая на оборону сверх Малой еще 292 млн рублей. Но она завязла в межведомственных согласованиях и парламентских комитетах. Государственная дума ее приняла и император подписал лишь за четыре дня до выстрелов Гаврилы Принципа. Завершить Большую программу планировалось к осени 1917 года[340]. Вскоре ее придется значительно перевыполнять в условиях военного времени.

Как оценивались предвоенные реформы Сухомлинова профессионалами? Не однозначно. Известный военный историк Антон Керсновский видел наиболее существенные недостатки в пренебрежении к вопросам управления высшими тактическими соединениями — дивизиями, корпусами, армиями, — а также в слабости разработок стратегического характера. «Главным пороком русской стратегической мысли было какое-то болезненное стремление действовать «по обращению неприятельскому». Задачи ставились не так, как того требовали наши интересы, а так, как, полагали, вероятнее всего будет действовать противник»[341]. Знаменитый Алексей Брусилов ставил в вину министру «уничтожение крепостных и резервных войск», а также неудовлетворительное решение вопроса об артиллерийских боеприпасах[342]. Снаряды в российской армии действительно быстро кончатся, но не раньше, чем у других — здесь все страны допустили просчет. Другое дело, что у нас не окажется возможности быстро увеличить их производство. Военно-промышленный комплекс, базировавшийся на крупных государственных предприятиях, и так функционировал на пределе возможностей.

Большинство заводов, подчинявшихся Военному министерству, работали на Главное артиллерийское управление. Флагманами отрасли выступали Тульский и Ижевский оружейные заводы, Обуховское и Пермское орудийное предприятия, Охтинский, Шостенский и Казанский пороховые заводы. Преобладающая часть заводов Морского министерства была в Петербурге — Адмиралтейский Балтийский, Ижорский, Обуховский. Производством, ремонтом и модернизацией вооружения ведали также семь сухопутных и два морских арсенала, наиболее важные находились в Петербурге, Киеве и Брянске[343]. В число крупнейших производителей военной продукции входили частные предприятия, в их числе Путиловский, Петербургский металлический, Франко-Русский, Шлиссельбургский пороховой заводы, Николаевские судостроительные верфи Навалы Между частными и государственными предприятиями всегда существовала серьезная конкуренция. «Предпринимательские организации неустанно добивались сокращения, а лучше — полной ликвидации казенной военной промышленности, стараясь взять оказываемые ею «ценные государственные услуги» на ответственность частной инициативы»[344], — пишет маститый историк Владимир Поликарпов. Он же подчеркивал, что никакое строительство современных судов, тяжелой артиллерии и другой технологически сложной продукции было невозможно без руководства со стороны ведущих английских, французских и немецких компаний. Последние, впрочем, после начала войны отпали. Таким образом, общее промышленное отставание от наиболее развитых стран лишало Россию возможности быстрого наращивания своего военно-технического потенциала в условиях войны, хотя и тогда строились десятки новых предприятий.

Россия ожидала войны. Оборонный бюджет на 1914 год был утвержден в объеме 975 млн рублей, больше, чем у любой другой страны мира. Число ежегодно призывавшихся на военную службу возросло с 463 тысяч новобранцев в 1907 году до 580 тысяч — в 1913-м[345]. Летом 1914 года до начала мобилизации русская армия насчитывала 1,4 млн человек, во французской армии служили 884 тысячи военнослужащих, в английской — 411, в германской — 769, в австро-венгерской — 478 тысяч[346]. При анализе сил сторон российский Генеральный штаб исходил из оценки численности действующих и запасных войск — без ополчения — после мобилизации. Она выглядела не самым лучшим образом для Антанты. Ожидалось, что Россия выставит 3,5 млн военнослужащих, Франция — 1,7, тогда как Германия — 3,7 млн и Австро-Венгрия больше двух.[347] Благоприятным для России фактором было то, что и на пике мобилизационного развертывания доля военнослужащих в общем составе населения у нас была заметно ниже, чем в любой другой воюющей стране. Размеры имеют значение.

Куда хуже обстояло дело с артиллерией. У нас к началу войны было 7088 стволов, у Франции — 4300, а у Германии — 9388 и Австро-Венгрии — 4088. Но если посмотреть на тяжелую артиллерию, то здесь преимущество Центральных держав было очевидным: в германской армии насчитывалось 3260 тяжелых орудий, в австро-венгерской — около тысячи, в российской — 240, а французская только собиралась ставить их на вооружение[348]. Вся русская артиллерия за годы войны произведет 50 млн выстрелов, тогда как немецкая — 272 млн, а австрийская — 70 млн[349].

Российский флот тоже не мог похвастаться никакими преимуществами. Здесь мы уступали и союзникам, и Германии. К началу войны у России было ноль достроенных дредноутов, только 19 линкоров и 15 крейсеров; у Англии количество судов этих типов составляло соответственно 20,49 и 82, у Франции — 4,17 и 24, у Германии — 15 дредноутов, 26 линкоров и 44 крейсера[350]. Поставленная Морским министерством цель доминирования в акватории Балтийского моря не была достигнута. «К началу войны флот не располагал еще современными судами, ибо находившиеся в постройке не были закончены, военные действия велись лишь устарелыми судами… На Балтике, где господствовал немецкий флот, всякая возможность широкого стратегического маневрирования была исключена»[351], — констатировал адмирал Бубнов. В этих условиях перед Балтийским флотом ставилась лишь задача воспрепятствовать проникновению немецких кораблей в глубь Финского залива и наступательным действиям против Петербурга с моря. Черноморский флот должен был защищать побережье и обеспечивать морские коммуникации и небольшие десантные операции на Кавказском фронте, противостоя слабому турецкому флоту, которому на помощь только с началом войны подошла пара германских крейсеров. Между Россией и Германией за все годы войны не произойдет ни одного морского сражения с задействованием большого количества крупных судов. «Ситуация была совсем иной на наших эсминцах, легких крейсерах, подводных лодках и судах малого водоизмещения, — писал опальный одно время из-за незаконной женитьбы великий князь Кирилл Владимирович, имевший звание адмирала. — Они постоянно вели активные действия в водах противника и удачной установкой мин нанесли большой ущерб немецкому флоту»[352]. Для столь локальных задач имеющихся возможностей флота было достаточно.

Качество людских ресурсов российских армии и флота было высоким. «Работа по воссозданию боевой мощи Русской Армии ограничивалась областью