Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - Владимир Чиков

— От еще незавербованного вами Эстенссоро. Между прочим, он может устроить вам личную встречу со стариком-дипломатом.

— А что?.. Хорошая идея! — подхватил Иосиф. — Через старика Ореамуно я мог бы навести подробные данные об умершем Бонефиле и его незаконнорожденных детях. Надо только подумать, под каким предлогом затронуть эту тему…

— Об этом мы поговорим потом, после вашей встречи с Эстенссоро.

* * *

Вице-консул Коста-Рики по договоренности с подрезидентом «Алехандро» принял Григулевича в своем офисе по возвращении с курорта.

Деловитый и подтянутый костариканский дипломат при встрече с ним проявил заинтересованность к его предложению о возможных бартерных поставках стеарина из Аргентины в обмен на кофе. Пообещав через неделю дать окончательный ответ о возможности такой сделки, он назначил ему повторную встречу в своем офисе. Потом было еще несколько таких встреч, в ходе которых Григулевич выяснил политические взгляды костариканца и его мнение о внутренней обстановке в стране пребывания. В процессе этих встреч Эстенссоро смело и объективно высказывался о том, что трудолюбивый, не разгибающий спину чилийский народ часто страдает из-за периодически повторяющихся военных переворотов, что чилийцы должны жить гораздо лучше, поскольку их страна занимает первое место в мире по экспорту меди и селитры и на две трети обеспечивает потребности мирового рынка в йоде.

В ответ на объективные и справедливые высказывания костариканца Иосиф каким-то шестым чувством понял, что с ним можно работать в перспективе как с агентом. Продолжая начатую тему, Григулевич намекнул ему, что было бы весьма ценно, если бы он как дипломат подключился бы тоже к борьбе с сохранившимися после войны в Чили и в других странах фашистскими организациями и тем самым мог бы внести свой вклад в дело спасения народов мира от остатков «коричневой чумы» XX века. Что одному Советскому Союзу по другую сторону границ вести борьбу с фашизмом нелегко и сложно. Но Эстенссоро начал вдруг мотать головой и совершенно неожиданно заявил:

— Я не хотел бы помогать Советскому Союзу. Да-да, избавьте меня от этого! Если об этом узнают в Коста-Рике мои коллеги, мне никто руки подавать не будет.

— Почему?

— Потому что СССР — коммунистическая страна.

Григулевич, обуреваемый амбициями умелого и успешного вербовщика, сдаваться не собирался. Не прибегая к грубому давлению, он совершенно спокойно заметил:

— А вы считаете, что только коммунистическая страна должна бороться с фашизмом? Лично я не согласен с вами! Если уж Соединенные Штаты Америки и Великобритания пришли на помощь Советскому Союзу в войне против Германии и открыли второй фронт в Европе, то вы как дипломат и я как аргентинский бизнесмен просто обязаны помогать России в борьбе с фашизмом. Когда дом объят пламенем, то всегда находится не один человек, который будет спасать пострадавших. А если мы все не будем участвовать в этой борьбе, то «коричневая чума» опять накроет своим ядовитым облаком всю Европу, а может быть, и весь мир. Разве вас лично это не страшит? А впрочем, решайте сами, — махнул Иосиф рукой.

Кажущееся безразличие Григулевича являлось его обычным приемом, когда следовало кого-то переубедить или взять верх в возникавшем споре. Спокойные, сказанные уверительным и твердым голосом слова действовали на собеседника сильнее, чем нажим. Вот и на сей раз аргументы Иосифа произвели на костариканского дипломата желаемое впечатление:

— Я согласен с вами, компанейро Окампо. Но фашизм-то уже побежден, война в Европе закончена.

— Да, в Европе она закончилась, а с Японией — продолжается. И фашизм еще не побежден. Его корни остались и в Чили, и в Аргентине, они есть в Италии и Парагвае, и в тех странах, куда бежали военные преступники и где еще сохранились немецкие «пятые колонны».

— Вы убедили меня, Хосе.

Разведчик понял, что объект созрел для вербовки, что он искренен в своем заявлении, и потому решил на основе экономической заинтересованности привлечь его к сотрудничеству под «флагом» фирмы «Кастильоне и Лукас», совладельцем которой Григулевич являлся.

Вербовочная беседа с вице-консулом Коста-Рики продолжалась около двух часов. В конце концов Иосиф все же «дожал» его: Эстенссоро сам избрал себе псевдоним — «Камареро». Прощаясь с Иосифом, он пригласил его посетить Коста-Рику и пообещал показать ему кофейные и банановые плантации отца.

— Я с благодарностью принимаю ваше предложение. Мне давно хотелось побывать на родине, но моя занятость коммерческими делами не позволяла этого сделать. Я не имел возможности отлучиться хотя бы на одну неделю…

Услышав это, вице-консул сделал большие глаза.

Именно на это и расчитывал хитроумный Григулевич и потому с легкостью продолжал:

— У меня нет времени даже на оформление своего гражданства и получение костариканского паспорта.

— Ничего не понимаю! — опять удивился агент «Камареро». — Вы разве костариканец?

— Да, я костариканец! — твердо ответил Иосиф, не сводя глаз с агента и следя за его реакцией. — Я родился в Алахуэле…

И Григулевич начал рассказывать ему историю о «своем отце» — богатом кофейном плантаторе Педро Бонефиле и его любовных похождениях в молодости. Костариканский вице-консул прищуренным взглядом внимательно смотрел на своего «соотечественника», следил за речью и выражением его лица. Многое из того, что говорил Иосиф, было известно «Камареро» по рассказу генконсула Алехандро Ореамуно о своем друге Педро Бонефиле.

— Вот теперь, — обрадовался «Камареро», — у вас есть все основания вернуть свое подданство и снова стать гражданином Коста-Рики. В этом нам поможет и компанейро Ореамуно. Он тоже поведал мне историю о своем друге доне Педро. С учетом его рассказа давайте вместе уточним детали вашей биографии. Вас в детстве как звали?

— Тед… Теодоро, — не растерялся Григулевич, назвав первое имя, которое пришло ему в голову.

Около часа они вспоминали и дополняли детали биографии «сына дона Педро Бонефиля». В конечном виде его биография сложилась следующим образом:

«В 1910 году, за несколько месяцев до страшного землетрясения в провинциальном городишке Алахуэла дон Педро Бонефиль познакомился с красивой девушкой по имени Аделя Кастро. Через год она подарила ему сына Теодоро. Дон Педро, уехавший в Сан-Хосе, всегда заботился о мальчике, часто приезжал из столицы с подарками, а когда сын подрос и начал ходить в школу, он брал его к себе в Сан-Хосе на каникулы. Там, на улице Пасео-Колон, Тед постоянно играл во дворе со своими сверстниками, и в том числе и с ним, вице-консулом Эстенссоро. В 1927 году мать Теодоро умерла. Дон Педро, чувствуя, что ему придется предстать перед судом божьим за все свои любовные грехопадения, перевез сына в Сан-Хосе. С детства мечтавший о путешествиях, Теодоро стал надоедать отцу с просьбами послать его на учебу или на какую-нибудь работу за границу. Решив хоть в малой степени обеспечить сыну будущее, дон Педро вручил ему загранпаспорт, билет на пароход до Пуэрта-Монта, что на юге Чили, и рекомендательное письмо с просьбой трудоустроить его своему другу Гастону Бержери, занимавшемуся там скупкой колониальных товаров из разных стран. Простившись с отцом, Теодоро навсегда покинул Коста-Рику. Гастон Бержери принял его доброжелательно и предоставил ему работу закупщика шерсти, но заниматься этим нудным делом Теодоро не нравилось, и через полгода он перебрался в провинцию Вальдивию. Там он устроился грузчиком в порт на реке Вальдивия. Однако и тут он не задержался: романтика путешествий влекла его дальше — в непознанные места. На сей раз его потянуло к Магелланову проливу, соединявшему два могучих океана — Атлантический и Тихий — и разделявшему материк Южной Америки с архипелагом Огненной Земли. Теодоро бросил якорь в чилийском порту Пунта-Аренас, названному так в честь испанского мореплавателя Фернана Магеллана, открывшего этот пролив четыреста лет назад. Здесь, на древней земле индейских племен кечуа и аймаров, Теодоро занялся торговлей магеллановскими крабами-сентожами и шкурами антарктических медведей…»