Большая Засада - Жоржи Амаду

Глубокой ночью, заперев дверь, чтобы никто его не увидел, при свете фонаря Фадул пересчитал кипу денег — это были мелкие банкноты, грязные, рваные, стиранные мылом. Он вытащил из загашника большой красный шейный платок и положил туда кредитки на манер наемных работников — он научился этой хитрости еще в бытность бродячим торговцем. Он завязал его на узел и подвязал шнурком в глубине правого кармана брюк. Что касается монет, то их было много, медных и никелевых. Фадул рассортировал их по достоинству, завернул каждую горку в бумагу и положил в кожаный мешочек, который подвязал к поясу под рубашкой. По тропинкам и большим дорогам окрест Змеиной реки из уст в уста полетела слава о богатстве Фадула Абдалы — о припрятанных деньгах, бриллиантовых перстнях, старинных золотых монетах. Некоторые даже говорили, будто видели фунты стерлингов, — сверкающие, они слепили глаза. Они даже представить себе не могли, что в платке и мешочке лежит весь капитал Турка, все его сбережения, все, чем он владел, помимо товаров, оставленных в магазине.

Обслужив утренних посетителей, он повесил на видном месте перед магазином объявление, тщательно выведенное большими буквами на крышке от обувной коробки: «Закрыто ввиду отсутствия хозяина». Заперев две двери магазина изнутри деревянными досками и на ключ вход со двора, он заткнул за пояс револьвер и за компанию с Зе Раймунду, который гнал с фазенды Аталайа многочисленное стадо, оправился в путь до Такараша — две с половиной лиги хода.

В гости к куме, некой Зелите, работавшей на станции, с ними поехала еще и Корока. Худющая, высохшая, она почти ничего не весила. Зе Раймунду пристроил ее между двумя мешками с какао на спине у Полной Луны, покладистой и сильной ослицы, ведущей стадо. На нагрудном ремне и на седле у ослицы позвякивали бубенчики. Корока ехала с таким надменным видом, будто была женой управляющего или любовницей фазендейру. Фадул, с торбой на плече, вовсю веселился, предчувствуя удовольствия, которые ждут его в Итабуне. И только в поезде, когда захотел очистить апельсин, он понял, что забыл в Большой Засаде свой знаменитый перочинный ножик.

2

В первые два дня отсутствия Фадула ничего серьезного не произошло. Разгрузив животных, погонщики со своими помощниками направлялись к кабачку Турка. Так они называли магазин Фадула, построенный из дерева, относительно дешевого материала, в ряду глинобитных хибар, получившем название Ослиной дороги, — потом в течение многих лет его называли Передней улицей. Тисау Абдуим тогда еще не жил в Большой Засаде — вскорости он построит здесь первый дом из камня и извести и устроит в нем кузницу. А тогда еще магазин был главным строением поселка.

Погонщики и помощники приходили потные, покрытые пылью и грязью, их мучила жажда, им нужен был глоток кашасы, чтобы восстановить силы, побороть жару или холод. Они натыкались на объявление, и если среди них был кто-то умеющий читать и подписывать свое имя, то он разъяснял сообщение остальным, если нет — они узнавали новость от проституток. Промеж брани и хохота они обсуждали турка-обманщика, который бросил их в самый неподходящий момент, чтобы пополнить запасы.

— Вот сукин сын! Ну надо же — прямо сейчас! Почему он заместителя не назначил?

— А кто бы это мог быть?

— Да вот Педру Цыган — все равно ж ничего не делает…

— А если бы это была твоя лавка, ты бы на него дела оставил?

Они чувствовали нехватку магазина. Жизнь изменилась, стала легче, с тех пор как Фадул обосновался в Большой Засаде: им уже не нужно было возить с собой запас провизии для ночевки, раз уж на месте было все необходимое. Кроме того, так же как и в бытность бродячим торговцем, Фадул обычно продавал в кредит — с поручительством и небольшими процентами, — когда товарищу случалось возвращаться без гроша из селений или городов, оставив в закоулках последние медяки. Про Турка всегда говорили: вороватый мошенник, — но в результате оказывалось, что человек он хороший. Посетовав, погонщики направлялись к проституткам:

— Поглядим, может, и девочки решили «закрыть корзинки»…

Количество проституток менялось, одни приезжали, другие уезжали, шлюхи к месту не привязываются. Постоянных было около полудюжины, не больше. Они жили в соломенных хижинах у реки, в противоположной стороне от сарая, в котором полковник Робуштиану де Араужу хранил сухое какао, перед тем как отдавать его экспортерам. Корока, выбирая место для домика, который недавно соорудил капитан Натариу да Фонсека вместе с Баштиау да Розой и Лупишсиниу, отказалась строить его на Ослиной дороге:

— Я не хочу здесь. Дом шлюхи на центральной улице — это неправильно. На центральной улице должны стоять семейные дома.

Лупишсиниу удивился:

— Каких семей, дона Корока?

Из уважения к старшим он величал ее доной и посылал своего сына и подмастерье — мальчишку Зинью — просить у нее благословения.

— Появятся вскорости, еще увидите.

— Взаправду?

— Лучше уж сразу обосноваться поближе к жабам, а то ведь потом все равно выселят. Сейчас это все равно, никакой разницы, а потом — кто знает?

Так появилась Жабья отмель, куда направлялись погонщики со своими помощниками в поисках женского тепла. В тот день они пошли туда пораньше, раз уж магазин закрыт, в надежде разжиться глотком кашасы или кофе. Некоторые остались на пустыре, собирая спелые плоды хлебного дерева, — ничто не могло с ними сравниться по вкусу и питательности, чтобы набить брюхо.

3

На закате третьего дня, посреди непрекращающегося ливня, вышеназванный Манезинью появился в Большой Засаде вместе с еще двумя жагунсо — Шику Серра и Жанжау. Их ослы были без упряжи, вокруг шеи — веревочные арканы вместо уздечки или недоуздка. Великолепные верховые животные, достойные полковничьего выезда, — видно, что их хорошо кормят и заботливо за ними ухаживают. Жагунсо въехали, стреляя в воздух, чтобы уж ни у кого не осталось сомнений.

Бандиты задержались на пустыре, где погонщики первых караванов построили для ночевки что-то вроде соломенного навеса, шаткого убежища от солнца и дождя. Там разжигали огонь, жарили вяленое мясо, варили батат и плоды хлебного дерева, грели кофе и беседовали о жизни и смерти или о какао — это была тема вечная и животрепещущая. Вытащив гармонь, Педру Цыган предложил всем присутствующим заманчивую сделку: собрать двух-трех проституток и устроить танцы до упаду в обмен на несколько мелких монет. Развязная негритянка Далила, которая искала клиента, возрадовалась этой идее: для бурной ночи нет ничего лучше, чем танцы. «А уж с женщиной развлечься в постели — это еще лучше», — поспорил с ней помощник погонщика из Арасоабы, жадно поглядывая на задницу негритянки — эдакое богатство величиной с хороший муравейник, но где ж взять денег на такую роскошь? Раздались выстрелы, послышался топот ослиных копыт, и разговор заглох.

Наемники спросили, где дом Турка. Там впереди, но хозяин в отъезде, так что двери лавочки закрыты на несколько дней.

— Перед нами откроются. Если кто не знает, меня зовут Манезинью, — сказал один из них, оглядев собравшихся, и уехал в указанном направлении.