Умоляй, ведьма - Сильвия Лайм

А дальше голос ворона с каждым словом начал меняться. Чем дольше Хмуря говорил, тем меньше я видела в нем фамильяра. Его тембр оставался хриплым и мрачным, но в нем больше не было птичьей скрипучести, напоминающей карканье. Это был настоящий человеческий голос.

— Черному слишком легко убить, — рассказывал он неторопливо, и даже в карете, казалось, с каждой секундой становилось все темнее. — Черный не имеет совести и чести. Для него смерть короля — это даже не преступление, это ступень для накопления силы. Белый маг никогда не позволит себе убийства, потому что это навсегда загрязнит его магию. С тех пор сила начнет его отравлять, и ему будут требоваться все новые и новые жертвы, чтобы сохранить собственную жизнь… А черному магу плевать. Он уже сделал свой выбор.

На последних его словах карету подбросило, раздался грохот, и, клянусь, я думала, что умру на месте от страха.

Но затем колеса явно вернулись на проторенную колею, и мы вновь поехали дальше так, словно и не было той страшной и пафосной речи, наполненной чем-то настолько черным, что это разливалось в воздухе.

— Зачем ты мне все это рассказал? — тихо спросила я, едва слыша сама себя.

Хмуря вдруг повернул ко мне голову и жестко сказал:

— Тот, кто не испытывает страха, умирает первым.

И после этого я не добилась от него ни одного слова до самого дома, где он покинул карету и улетел в неизвестном направлении.

Мне так и не удалось понять, что он имел в виду.

Примерно 18 лет назад.

Месяц Седых ветров, 30 число.

Мрачный, как ночь, мужчина шел по коридору дворца, и стук подбитых металлом каблуков его сапог разносился далеко вокруг, отражался от стен и резонировал в ушах слуг, что торопились исчезнуть. Черные волосы незваного гостя развевались за спиной, как крылья ворона, словно вокруг дул ветер.

Но ветра не было.

Поворот, другой, третий. Зеленые глаза сверкали в полумраке, и свет десятков свечей, что горели повсюду во дворце, будто становился глуше от их внимания.

Его величество Джоксар Первый Ранвидаль, что едва вступил на престол, очень любил, когда вокруг светло. Он повелел, чтобы свечи или магические светильники были расставлены по всему замку, не только в залах, но и в коридорах. Чтобы тьма исчезла…

Слуги переговаривались, что он боялся чего-то. Королевская свита шепталась, что это в память о старшем брате, которого он обманул и прогнал, не желая, чтобы тот находился возле него.

Мол, черным магам не место во дворце, там, где должны восседать лишь помазанники Солнца. И не место им даже в Вальтариуме…

Он изгнал собственного брата. Но имел ли на это право?..

Дрейгон считал, что не имел. Но ещё буквально совсем недавно ему было все равно. Сердце, лишенное эмоций, из которого с корнями вырвали все чувства и переживания, было похоже на кровавое месиво. Когда его брат прогнал его, он уже умирал, и вряд ли кто-то верил, что он выживет.

О визите старшего из принцев к Лашкарахесту так никто и не узнал. И вот сейчас, когда он шел по знакомому коридору замка, в котором провел все детство, все, кто встречался на его пути, в ужасе шарахались в стороны.

Два офицера перед королевскими покоями попытались остановить его. Они дернули алебардами, привычным жестом стараясь пресечь вход чужаку. Бывшему наследнику, которого здесь никто не ждал.

Но Дрейгон чуть лениво шевельнул указательным и средним пальцами, и оба мужчины замерли неподвижно. Их глаза, направленные на него, остекленели, а грудные клетки замерли.

Черные зрачки расширялись тем скорее, чем быстрее стражники понимали, что не могут втянуть воздух в легкие. Они были едва способны управлять мышцами.

Дрейгон тем временем толкнул двери в королевские покои и шагнул внутрь как ни в чем не бывало.

— Какого дохлого… — развернулся было король, в этот момент лаская у большого распахнутого окна полуголую девицу.

К слову сказать, у самого Джоксара штаны были уже приспущены, и прямо сейчас он споро натягивал их на бледную задницу.

— Здравствуй, брат, — проговорил в это время Дрейгон, склонив голову набок, со смехом в изумрудных глазах глядя на происходящее. — Классная попка.

Король покраснел и быстрее натянул замшевые бриджи на завязках.

— Да не твоя, Джо, а этой малышки. Как вас звать, милочка? — добавил он с усмешкой.

Королевская пассия потупила взор, прикрывшись густыми белыми волосами.

— Уходи, потом поговорим, — бросил Джоксар.

Кудрявая ронна подхватила юбки и, не застегивая платья на спине, а лишь придерживая лиф, выскользнула прочь, неловко прошмыгнув мимо улыбающегося Дрейгона.

Как только она исчезла, тот поморщился и, склонив голову набок, сказал:

— Ненавижу блондинок. А тебе одной мало, я погляжу? И как к твоей новой пассии относится Кларетта?

Кларетта… Его бывшая возлюбленная.

Дрейгон снова прокрутил в голове это имя и понял, что Лашкарахест не обманул.

Он не чувствовал ничего. К женщине, которую когда-то любил больше самого себя. Сейчас он мог, не моргнув и глазом, свернуть ей шею, если бы это пригодилось.

Но… не было такого ритуала, в котором ему потребовалась бы смерть обычной, ничем не примечательной девки. Пусть и королевы. В ней, к сожалению, не было ни одной божественной Искры. Только Искра жизни, как и в любом человеке. А это Дрейгону было пока без надобности.

— Ненавидишь блондинок? — усмехнулся Джоксар. — Какой сюрприз.

Кажется, король полностью пришел в себя, и сейчас его взгляд стал холодным и злым.

— А раньше ты, кажется, считал иначе, — продолжал он, явно пытаясь уязвить Дрейгона в самое сердце. — Помню, как ты рассказывал мне о Кларетте, едва встретив ее. Даже написал какой-то дурацкий стишок про ее волосы, напоминающие русалочье серебро. Что-то поэтичное и глупое, как ты сам. Что, обидно было, когда морская фея ушла ко мне, да?

Морская фея… Кажется, так он звал ее, когда познакомился с ней на побережье Тарского моря. Она купалась голышом, а он случайно заметил ее в объятиях пены и белоснежных волос. Тогда он влюбился с первого взгляда. Хотя еще и не верил в это.

Сейчас при воспоминаниях о том дне внутри было не просто пусто. Дрейгон и сам с трудом понимал, как мог быть таким глупцом. Словно память показывала ему иного человека.

— Ну что молчишь? Пришел излить на меня накопленную отраву? — продолжал король, обходя Дрейгона по кругу и пытаясь бить по самым болезненным точкам.

Вот только Джоксар понятия не имел, что таких точек у его брата больше нет.

Ни одно слово короля не достигало цели.