Все люди - хорошие - Ирина Волчок

Потом танцевали все вместе, что-то пародийно-мексиканское, придурочно-разухабистое, потом цыганочку с выходом, но уже без Николая Георгиевича, потом снова медленное, но в этот раз первым пригласить Наташку успел Владимир. Он держал ее за талию, как и мечтал, и мысленно матерился: Егор, наглый щенок, не сводил с него недвусмысленного взгляда. Какие уж тут нежные незаметные прикосновения, какие намеки…

Егор бесился: придумали себе отдельную музыку! Как они, это старшее поколение, умудряются считать, что Наташке интересно с ними, интересны эти танцы динозавров под доисторические мотивы? На общем танцполе рок-н-роллы через один, у нее классная подготовка, как у хорошей гимнастки, они бы сейчас там дали шик с отлетом. Из вредности он пригласил Людмилу. А через пару минут забыл, что она подруга его матери. И на Наташку похожа, и тоже двигается неплохо. Собственно, чего это он злится? Все идет так, как он задумал: веселый парень, хороший друг… Черт его дернул тогда в кафе. Интересно, что мать скажет, когда поймет про них с Наташкой? А что, ей можно замуж выходить за кого попало?.. Даже если этот кто попало — его родной отец…

Домой разъезжались за полночь. Прощаясь, Николай Георгиевич спросил:

— Наталья Аркадьевна, вам понравилась… вечеринка?

— Очень… — Она опустила глаза. — И потанцевали, и вообще…

Это была не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Приятно, конечно, и цветы, и музыка… Только все эти люди, такие близкие ей, с таким же успехом могли собраться дома. Она и приготовила бы не хуже, чем в ресторане. И поплясали бы, если бы захотели…

А в ресторане никто не предложил ей подышать свежим воздухом, не рассказал, какие на Севере звезды в середине марта.

Весна выдалась солнечная, но довольно холодная, снег таял медленно, к середине апреля на большом участке Сокольских кое-где еще оставались грязно-серые сугробы.

Людмила накупила кучу тематической литературы и каталогов цветущих садовых растений. По этим каталогам они с Наташкой заказали по почте множество луковиц, корневищ и семян. Людмила давно мечтала развести настоящий цветник, рекламные картинки завораживали, но все нужно было проверять: приживется ли очередная экзотическая штуковина в нашем климате, хватит ли солнца, нужны ли специальные удобрения, а если нужны, то какие? В прошлом году не до этого было, тогда заканчивали отделочные работы в доме, перевозили старую мебель и покупали новую. До участка руки у Людмилы не дошли, хорошо хоть строительный мусор по ранней осени убрали рабочие. В этом году она, не дрогнув, развернула приусадебные работы титанических масштабов. Они с Наташкой целыми днями копались вокруг дома, а в планах была еще и настоящая альпийская горка. Правда, для этого нужно множество камней, и не абы каких, а где их достать или купить — неизвестно…

Телепередачи про дом, сад и огород они ожидали с нетерпением, что-то качали из Интернета, даже завели нечто вроде дневника благоустройства двора. Совершенно неожиданно в их цветоманию включился помощник. Пусть не самый ловкий и умелый, зато однозначно перспективный. Андрюшка возился на участке вместе с ними почти каждый день, а музыку все-таки бросил, настоял на своем. Людмила сожалела, но не уважать решение сына считала непедагогичным. Наташка помалкивала, но была рада за него — хватит с ребенка и рисования. А цветник… По крайней мере, на свежем воздухе ребенок теперь часто бывает, и то хорошо.

Владимир смотрел на своих женщин с иронией, но любовно. Он так и называл про себя жену и домработницу: мои женщины. Никаких телодвижений в сторону Наташки он пока не предпринимал, но планы по-прежнему строил. За месяц он лишь однажды приехал домой после одиннадцати, и то Людмила заранее знала, что муж будет поздно. Причина звучала уважительно: корпоратив.

Людмила даже знала, что собираются мужики не на даче чьей-нибудь, не в ресторане, а в сауне, но отпустила его с легкой душой. А чего волноваться-то? Неизвестно почему, но с недавних пор ее муж стал домашним. Ни с того ни с сего. К хорошему привыкаешь быстро, сделала она попытку самоанализа. Не будет он всякими безобразиями там заниматься. Все остальные, возможно, и будут, даже обязательно будут, на то они сауну и выбрали. А он — нет. И оказалась права, он вернулся домой трезвый и слегка раздраженный. Она не стала ничего спрашивать, а если бы спросила, то услышала бы в ответ только правду и ничего, кроме правды. Напились мужики довольно быстро, ни делового, ни душевного разговора не получилось, попариться толком не получилось тоже, а уж когда решили звонить, чтобы пропорционально разбавить чисто мужской коллектив противоположным полом, Сокольский, заслуженный кобель всей компании, почему-то молча собрался и уехал домой. Мужики не поняли, но и не обиделись. Пусть его.

А Николай Георгиевич пропал. То есть, конечно, он никуда не делся, жил себе на заимке, работал в городе, звонил племяннице регулярно, но в гости не приезжал да и к себе не звал. Людмила думала, что дядьку вполне понимает: весна, а у него на руках, можно сказать, новорожденная агрофирма. Забот выше крыши, то самое время, когда день год кормит.

Он действительно был на распутье: земли в долгосрочную аренду взял много, а что именно выращивать — определиться не мог. Характер почвы лучше всего подходил для картошки, но культура эта много ручного труда требует, а если осенью нестандарт будет, то придется отправлять урожай на спиртзавод. На спиртзавод Николаю Георгиевичу не хотелось, был у него пунктик — заниматься чем-то полезным. А в дешевой водке местного производства какая польза? Равно как и в дорогой…

С лесом тоже расходов и хлопот было немало. Людмила вспоминала о дядьке перед каждыми выходными, и в преферанс давно не собирались, и просто поболтать. Звонила, вздыхала и жаловалась Наташке на пресловутую тяжкую долю белого человека. То есть богатого. Наташка по этому поводу тоже печалилась, но слегка. А чего убиваться, он ей ничем не обязан. Конечно, она была бы рада его видеть, наверное, даже счастлива, но прекрасно понимала: кто она такая, чтобы ждать встречи с ним, на что-то надеяться? Он бизнесмен, богатый занятой человек, а она кто?

Причина исчезновения Ордынцева из жизни семьи Сокольских между тем заключалась именно в Наташке. Он не мог просто так общаться с ней, не мог видеть ее спокойно, а рвать сердце не хотел. Что все между ними кончено, не успев начаться, он понял, когда однажды из окна своей машины увидел Наташку и Егора. Ранним вечером они шли под ручку по весенней улице, о чем-то оживленно говорили и смеялись.

В этот момент весна для Николая Георгиевича закончилась. Он приехал домой и тяжело, мучительно напился в одиночку. Говорить он об этом ни с кем не мог да и не хотел, давясь, глотал водку в тихом пустом доме. Такое с ним было только один раз, давным-давно, на Севере, когда пришло письмо от Верки, что умерла мама. Судя по дате на конверте, он мог только сорок дней оплакать. Но плакать он вообще не умел. Даже в полном одиночестве, когда никто не может его увидеть…

Казалось бы, несравнимые события — смерть самого близкого человека и теоретический крах теоретических же отношений. Но он точно знал, что больше не влюбится никогда, ни в кого другого, на самой идее жениться, иметь, наконец, свою семью он поставил крест.