Оружие возмездия - Олег Маркеев

Но сейчас он рассчитывал не на немецкую порядочность, а на знаменитую склонность к порядку. Все воевавшие были учтены в архивах рейхсвера.

Он напечатал: «Schutzstaffel. 1944–1945 № 57958».

Через несколько секунд, получив ответ, Максимов тихо присвистнул.

Если архивы не врут, сломанный кинжал в подвале Карины принадлежал унтерштурмфюреру СС Гансу Барковски, служившему в 1-м батальоне 4-го полка дивизии «Бранденбург» под командованием знаменитого фон Кенинга[23]. С сорок четвертого года Барковски был прикомандирован к личному штабу рейхсфюрера. Числится пропавшим без вести в районе Кенигсберга.

— Не повезло тебе, Ганс, — обронил Максимов, суеверно скрестив пальцы.

В голосе не было злорадства, таких противников, как солдаты дивизии «Бранденбург», его научили уважать.

Он еще не знал, как распорядится этой информацией. Опыт подсказывал, что случайных пересечений судеб практически не бывает. И мертвые очень часто возни кают из небытия, чтобы испортить жизнь живым.

— Поживем — увидим, — решил Максимов. Дал команду запомнить информацию.

Чтобы переключиться на сегодняшний день, взял свежую газету.

Местную прессу поразила та же проказа, что и столичные СМИ. Рекламные объявления заляпали большую часть печатной площади. Между ними, очевидно чтобы газета не считалась рекламной, затесались столбики статей.

Золотые перья провинции живописали жизнь родного края с пафосом партийной печати, несколько подпорченным демократической безалаберностью стиля. Криминальная хроника, как теперь модно, подавалась в ерническом стиле. Максимов считал, что это подло и противоестественно, словно глумливо похихикивать на похоронах. Журналюги, как он заметил, с праведным гневом и пафосной слезой на глазу пишут, когда гибнет свои — брат по цеху или очередной мессия из демократической тусовки. А когда простого человека из электората беда настигнет, получается с усмешкой: мол, а чего вы от быдла-то хотели — живут, как скоты, и мрут бестолково.

За истекшие сутки, как сообщал ведущий криминальной колонки, в городе случились: одна авария на дороге, два изнасилования, захват заложника и сразу три убийства.

О последнем написали подробно:

«Голощекин с гостем остались спорить о смысле жизни, а Тищенко пошел за новой партией горячительного. Вернувшись, он увидел, что спор перешел в драку, и, поставив бутылки в угол, встал на сторону Голощекина. Потому что тот уже лежал на полу и пытался отбиться от душившего его гостя. Совместными усилиями Тищенко с Голощекиным утихомирили гостя и, чтобы не мешал, отнесли его в ванную. Пить вдвоем им показалось скучным, и они разбудили спавшую в соседней комнате хозяйку квартиры. В разгар второго акта пьянки хозяйка зачем-то вошла в ванную, где обнаружила незнакомого мужчину с многочисленными колотыми ранами. Объяснить появление трупа в ее квартире друзья не смогли, и хозяйке пришлось вызывать милицию».

Смерти Гусева отвели один абзац в самом конце колонки:

«Загадочная смерть на Верхнеозерной. Гражданин Николаев упал замертво у порога кафе „Причал“, предварительно выстрелив в воздух из пистолета. Со слов свидетелей, насильственных признаков смерти на теле Николаева не обнаружено. Оперативно-следственная группа, отработав на месте происшествия, от комментариев воздержалась и уехала решать эту загадку».

А на внутренней полосе газеты крупными буквами шел заголовок: «Янтарный призрак старого замка». Чуть ниже: «Немцы снова ищут Янтарную комнату». Коллаж в центре страницы посвящался истории знаменитой комнаты. Фоном служили довольно мутные изображения панно в стиле рококо, четко выделялись обгоревшие руины Королевского замка и вразброс шли какие-то смазанные лица. Максимов с трудом узнал доктора Роде, гауляйтера Пруссии Эриха Коха, писателя Юлиана Семенова и Петра Первого. Гитлера не узнать было невозможно, но что он делал в этой компании, Максимов не понял.

На второй полосе размещалась фотография дружной компании благополучных и благопристойных немцев. Фотографировали их, очевидно, недавно на фоне кирхи предместья Понарт. Странно, но выстроились они в том же порядке, что и на снимке Навигатора.

«Луиза фон Шперн, Карл фон Штауффенберг, Филлип Реймс, Рудольф Брандт, Дитрих Бойзек. — Максимов провел пальцем по кладоискателям, сияющим фарфоровыми улыбками. — И что вам дома не сидится?»

Он попробовал определить, кто из немцев мог быть другом Эли Карагановой. Все с аристократической приставкой «фон» отпадали автоматически. Демократия, конечно, подпортила правила хорошего тона у прусской элиты, но не настолько, чтобы дружить с ничего из себя не представляющей журналисткой из России. Не Майя Плисецкая и не Галина Вишневская, в конце концов. А раскланяться пару раз на приемах — это «фонов» ни к чему не обязывает. Рудольф Брандт — научный сухарь, лет под семьдесят. С таким Эле делать нечего. Оставались двое — Реймс и Бойзек. Филлип Реймс, что отчетливо просматривалось даже на черно-белом фото, относился к «голубой» части творческой интеллигенции. Дитрих Бойзек, солидный мужчина лет пятидесяти, излучал уверенность в себе и в своем банковском счете. Он с равным успехом мог сойти за бизнесмена средней руки или зажиточного бюргера. Мог быть и разведчиком.

«Не Джеймс Бонд, конечно. Но на неприметного лоцмана вполне тянет», — решил Максимов.

Впереди акулы всегда плывет рыба лоцман. А в разведке перед опером-вербовщиком снуют невзрачные солидные дяди и легкие в общении тети, незаметно собирающие установочные и характеризующие данные на объекты предстоящей вербовки.

Максимов мысленно поставил рядом с Бойзеком миниатюрную Элю.

«Вполне. Не малолетка и не длинноногая шлюшка, не компрометирует дядю. Где-нибудь в консерватории или в ЦДХ смотрелись бы вполне солидно. Если Эля работает на ФСБ, то подвести ее могли именно к Бойзеку».

Он снял трубку, набрал номер Эли. От горничной по этажу он уже знал, что Эля ночевала в гостинице и пока к ней никто не приходил.

— Эля? Доброе утро: Максим, ваш вчерашний таксист.

Ему пришлось убрать трубку от уха, слышимость на внутренней линии была отличной, и поддельная интонация Эли неприятно резанула слух. Радость она сыграла неестественно, как актриса второго состава ТЮЗа.

— Не разбудил?.. Ах, уже встали… Если вы не против, приглашаю на завтрак… Нет, в кафе на вашем этаже я заглянул, там жутко убого. Может, спустимся в ресторан? Он наверняка уже открыт. Если не понравится, найдем что-нибудь приличное поблизости… Хорошо, через пять минут у лифта.