Большая кража - Джеффри Линдсей

Я не очень-то мучился от этого. Во-первых, в тот момент я впервые оказался внутри того темного облака, и мне казалось, это происходит не со мной. Во всяком случае, моей вины тут не было. Бобби в основном был сам виноват в том, что случилось. Он на самом деле был тупицей и задирой и считал себя таким крутым, так как в их семье водились деньги. Без него мир стал лучше, как и без всех тех придурков из элиты, с которыми я с тех пор сталкивался. Его смерть не очень-то волновала меня. Но звук от падения? Он застрял у меня в голове, и от него никак не отделаться.

ПЛЮХ.

* * *

А сейчас 3:32, и я не могу уснуть.

И в точности как в другие разы, когда ко мне возвращается это воспоминание, я сажусь в постели в незнакомой комнате. Я в отеле в центре города, и я играю новую роль. Потому что я взялся за новое дело. На этот раз поистине грандиозное. Возможно, лучшее и величайшее из тех, что у меня были, и я должен испытывать необычайный подъем. Адреналин у меня должен зашкаливать при мысли, что я, Райли Вулф, собираюсь сделать нечто такое, чего не посмел бы совершить никто другой на свете. И я намерен совершить это своим особым способом, до которого не додумался бы никто другой. В последние несколько недель подготовка к этому делу, обдумывание его наполняли меня возбуждением, которое должно наполнять меня и сейчас.

Но ничего такого я не чувствую.

Я могу лишь думать о том проклятом звуке.

ПЛЮХ.

Я вылезаю из кровати и иду в ванную комнату. Я вижу в зеркале свое лицо – с той разницей, что это, конечно, не мое лицо. Я вглядываюсь в него. Какое-то время я никак не могу вспомнить свое настоящее лицо. И мне совсем не легче оттого, что сейчас у меня лицо другого человека. К тому же на самом деле не существующего. Итак, я продолжаю пялиться в зеркало. Я пытаюсь где-то там разглядеть Себя. Но не вижу. Не могу вспомнить. Сейчас я кто-то другой, и на какое-то время меня не покидает чувство, что я всегда был кем-то другим, и я не знаю, кто же Я такой. Возможно, я на самом деле существовал в виде целой череды лиц других людей.

Все дело в этом дурацком чертовом воспоминании.

Оно всякий раз ударяет меня по башке.

Я отвожу глаза от зеркала, плещу воду себе в лицо – ему в лицо. Поскольку это по-прежнему не Я.

Потом я выпрямляюсь и вновь смотрю в зеркало. Но на сей раз быстро отрываюсь от него и выхожу из ванной. Опасные штуки эти зеркала. Надо их остерегаться. Если потеряешь бдительность, можно там застрять. Они гипнотизируют тебя, затягивают туда, где нет ничего реального, в особенности тебя самого. Вырваться оттуда трудно.

Но я смог. Я сижу на краю кровати и размышляю. Часы показывают 3:35. Через несколько часов начнут происходить всякие вещи, и мне надо быть начеку, быть готовым к чему угодно. Но я точно знал, что не смогу уснуть.

Я выглянул в окно. Нью-Йорк тоже не спал. Он никогда не спит. Как поется в песне. Разве не здорово, когда что-то оправдывает свою репутацию?

Я подумывал о том, чтобы выйти на улицу, может быть, прошвырнуться по городу в ритме паркура. Обычно от этого у меня прояснялась голова, уходила тревога. Но сейчас? Это было слишком похоже на бегство от чего-то.

Поэтому я остался сидеть на краю кровати. Просто сидел.

Через некоторое время я растянулся на кровати, подложив руки под голову. Я лежал и думал о том, что мне предстоит сделать утром. Долго я так лежал, представляя, как буду это делать, говоря себе, что все будет хорошо, что все у меня получится и не о чем беспокоиться. Я вновь и вновь повторял себе эти слова, пока в окне не забрезжило утро.

Тогда я встал и отправился выполнять свой план.

– Прошу вас, не удивляйтесь, – сказала Катрина Рэндаллу, ведя его в дом по обсаженной розами дорожке. – Право, это всего лишь дом.

– Нет, дом – это место, где люди живут, – возразил Рэндалл, поднимая взгляд к фасаду, сверкающему стеклом и металлом.

– Ради всего святого, я ведь здесь живу.

– Мм… нет, – ответил он. – Это замок. Полагаю, в подобном месте можно только обитать.

Катрина открыла рот, собираясь возразить, что, мол, никакая она не принцесса, но как раз в нужный момент уловила выражение его лица, с каким человек пытается сохранить серьезность, произнося шутку, не всегда доступную пониманию слушателя.

– В таком случае, – подыгрывая ему, несколько чопорно сказала она, – мне придется потребовать, чтобы вы преклонили колени.

– Ой! – воскликнул Рэндалл и добавил: – Согласен, ваша светлость.

И, словно присоединенные к одному выключателю, они весело в унисон расхохотались.

Именно в этот момент Катрина поняла, что они очень хорошо поладят. И на протяжении последующих нескольких часов она не изменила своего мнения. Она провела Рэндалла по всему полупустому дому, и он все внимательно рассматривал, делая заметки в небольшом планшете, который использовал также для фотографирования. И все это время они обменивались шуточками, обнаружив, что им обоим присуще несколько эксцентричное, причудливое чувство юмора.

Катрина убедилась в том, что Рэндалл именно такой, каким показался ей при первой встрече. Несмотря на свой профессионализм и осведомленность, он был теплым, человечным – и да, черт возьми, очаровательным! За те несколько часов, что они провели, расхаживая по дому и составляя предварительные планы, Катрина осознала, что улыбалась чаще, чем за предыдущие полгода.

А в конце дня Катрина смотрела, как он идет по дорожке, и думала: «Мне и правда нравится этот парень». Но тонкий сердитый голосок у нее в голове упрекал ее за то, что она, глядя, как Рэндалл забирается в машину, задержалась взглядом на его заднице. Этот голосок нашептывал: «Смотри не увлекайся им чересчур».

Неделя шла за неделей, и ее чувство росло. Катрина говорила себе, что это дружба – две души, у которых много общего и которые симпатизируют друг другу. Но когда в перерывах между деловыми поездками домой приезжал Майкл, она поневоле сравнивала его с Рэндаллом. И ее муж не выигрывал от этого сравнения. Рэндалл был настолько более… милым. Приятным. Забавным, очаровательным, внимательным. И если быть честной с собой, он был к тому же гораздо более привлекательным.

Не то чтобы она собиралась что-то с этим делать. Пусть даже она и думала, что он может испытывать к ней нечто подобное. Она ведь не юная девушка. Она взрослая замужняя женщина, и, как говаривал ее дед, «ее постель уже постелена, и пусть она в ней и лежит, черт возьми».

Однако время от времени, глядя на Рэндалла, она ощущала, как у нее внутри разливается тепло, и это не было похоже на дружбу. И хотя она гнала это чувство прочь, оно всегда возвращалось.

«У меня никогда ничего с ним не будет, – говорила она себе. – Это дурно, это адюльтер, и этого не случится».

Но она продолжала об этом думать.