Демоны ее прошлого - Ирина Шевченко

— Ты не собиралась?..

— Нет.

— Почему? — Он опять начинал злиться, а значит, еще не готов был услышать ответ.

— Ты меня узнал на Осеннем балу, — проговорила Нелл медленно. — Мне казалось, меня теперь нельзя узнать. А ты узнал. Как?

Какого ответа она ждала? Что она почти не изменилась? Неправда. Что ему сердце подсказало? Вот это действительно смешно.

— Я тебя видел. Тогда. Приехал на следующий день, как и обещал. Застал Сью в слезах. Она знала только то, что ты в госпитале, никаких подробностей. К тебе никого не пускали. Меня тоже, но… Там была пожарная лестница. Потом оставалось пройти пять ярдов по карнизу… Я хотел разбить окно, когда увидел тебя. Вернее… когда узнал. На балу это было уже несложно, а тогда…

Нелл подумала, изменилось бы что-нибудь, разбей он то окно, и пришла к выводу, что нет, но как наяву услышала звон разлетающегося вдребезги стекла, и в груди заныло, словно там засел один из несуществующих осколков.

— Разбил бы. — Алан осторожно коснулся ее руки. — Но там стояла защита. Меня отшвырнуло… Второй этаж, но обошлось. Ногу сломал и пару ребер. Мелочи… по сравнению со сломанной жизнью…

— Не говори так. — Она спрятала руку под стол. — У тебя хорошая жизнь. Сью, дети. У вас замечательная семья. Мое появление ничего не меняет.

— Ты так думаешь?

— Уверена.

— Почему ты исчезла тогда? Почему за все годы не дала знать, что жива? Пусть ты не можешь рассказать, что случилось. Я не спрашиваю, кто и почему решил объявить тебя мертвой, но…

— Это я решила, Алан.

— Ты?

Она выдержала еще один пристальный взгляд.

— Я. Целители сказали, что я не выживу. Не назвали только точной даты смерти. Мог пройти месяц. Два. Может, три. Но я все равно умерла бы. Ректор Хеймрик всегда хорошо относился ко мне и согласился объявить, что я погибла вместе с другими, а меня отправить умирать куда-нибудь подальше.

— Но…

— Я решила, что так будет лучше, — сказала она твердо. — Хотела, чтобы меня помнили прежней, а не полутрупом, который нужно кормить с ложечки, переодевать и отмывать от испражнений. Поверь, это занятие тебе не понравилось бы.

Нелл сдерживалась из последних сил, чтобы не сорваться на слезы или крик. Ей казалось, воспоминания давно померкли, но хватило нескольких слов, чтобы память ожила: боль, звуки, даже запах — тошнотворный запах собственного заживо гниющего тела…

— Ясно, — кивнул Алан. — Значит, ты решила за всех? За меня? Решила, как мне будет лучше, да? Но потом? Потом, Нелл, почему ты не появилась потом?

Потому что стала ему не нужна. Потому что у него была Сью, а она снова зависла на несколько месяцев между жизнью и смертью, узнав об их свадьбе: слишком сильным потрясением оказалась эта новость.

— Потом я встретила другого мужчину. Влюбилась. Прости, но ты все равно считал меня мертвой, какой смысл был возвращаться? Только затем, чтобы сказать, что ты мне больше не нужен?

Улыбка далась так же легко, как ложь. Когда принимаешь решение за других, выбирая, что для них будет лучшим, нужно идти до конца.

— Ясно, — сказал он снова. Гнев утих, оставив какую-то полудетскую растерянность во взгляде. — Со мной ясно. А другие? Кто знает?

— Никто. Иначе я не просила бы вас с Сюзанной…

— Никто?! А твоя мать?

— Она получила страховку.

— Ты…

— Алан, не нужно, пожалуйста. Тебе никогда не нравилась моя мать, с чего бы сейчас выказывать заботу? О ком еще побеспокоишься? О Хеймрике? Я о нем уже побеспокоилась. Нет меня — нет ненужных сплетен. О наставнике? Увы, я свернула со стези демонологии, для него это станет ударом, поэтому лучше оставить профессора в неведении. И всех остальных, за десять лет счастливо обо мне позабывших. Согласен?

— Нет, — глухо вымолвил мужчина. — Но я уже поклялся.

— Хорошо, что ты помнишь об этом.

— Ты… — Он всмотрелся в ее лицо и покачал головой. — Ты не моя Нелл.

— Меня зовут Элеонор. Элеонор Мэйнард.

Нелл порадовалась тому, что он вышел первым и не позвал ее за собой. Ноги дрожали так, что она не дошла бы и до двери. Пришлось посидеть несколько минут, дожидаясь, чтобы сердце перестало подпрыгивать в груди и заработало размеренно и ровно, а в онемевшие конечности вернулась сила.

После разговора с Аланом день был испорчен.

А может, и не день, а жизнь? И не после разговора, а еще раньше?

Нелл намеренно не разузнавала об Алане и Сюзанне, не желала даже слышать о них. Боялась, что это окажется так же больно, как в тот раз, когда Илдредвилль принес ту газету. А ведь следовало хотя бы убедиться, что они все еще в Глисете…

— Все еще думаешь о нем? — спросил как-то Оуэн. — О своем женихе?

— Иногда.

— До сих пор любишь его?

— Не знаю.

Они лежали в постели — ее голова на его груди, его пальцы в ее волосах — и говорили о мужчине из ее прошлого, о мужчине, которого она, быть может, хотела видеть в тот момент рядом с собой. Это было странно, но в то же время нормально. Просто, как и все в жизни, которую Оуэн придумал для себя и куда впустил Нелл.

— Что сделаешь, когда встретишь его?

— Ничего. Мы не встретимся.

— Не хочешь вернуть его?

— Нет.

— Потому что он женился на твоей подружке? Знаешь… Люди по-разному пытаются справиться с бедой. Кто-то уходит с головой в работу, кто-то несколько лет пьет беспробудно до тех пор, пока не оказывается на хирургическом столе с пулей в боку и даже не помнит, кто и за что ее в него всадил. А кто-то женится. Так что ты подумай.

— Хочешь избавиться от меня? — попробовала она свести все к шутке.

— Хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я буду.

Тогда она умела уже доить овец и делать сыр и почти научилась притворяться, что ей нравится жизнь на ферме. А жизнь с Оуэном нравилась ей безо всякого притворства, и, если бы он остался с ней, она, быть может, совсем забыла бы об Алане.

Но Оуэн и ферма в прошлом, и потускневшие воспоминания не спасают от тоски. Нелл пыталась заменить их другими, свежими, яркими, пахнущими морем, как волосы мужчины, с которым она провела последние два дня, но от осознания, что скоро и эти воспоминания станут для нее тусклым прошлым, делалось еще тоскливее.

И чем гаже было на душе, тем радостнее Нелл улыбалась. Улыбалась Дарле, слушая ее болтовню. Рею, вдруг вспомнившему о невыполненном задании по истории и потащившему ее по дождю в библиотеку. Тэйту, заявившемуся с пакетом клубничной пастилы, чтобы пригласить ее в клуб играть в кегли.

И Оливеру, снова выдернувшему ее среди ночи, улыбнулась спросонья. Обняла за шею, умостилась на его плече и закрыла глаза.