Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля? - Михаил Полятыкин

Едва вышла в свет заметка с этим вопросом, как в редакции раздался звонок, и пресс-секретарь мэра Серега Цой попросил опубликовать материал с положительной информацией о работе известного института, упоминавшегося в заметке, и прокололся: дескать, его просит опубликовать такую заметку советник Ю. Лужкова, курирующий все силовые структуры города. Каким боком он до медицины? Что ему в ней? С чего бы такой интерес к сфере, совершенно не пересекающейся с характером выполняемой работы в правительстве города. Люди, которые постоянно сталкиваются с чиновниками разных уровней и разной квалификации, через несколько лет почти безошибочно могут определить по жесту, взгляду, повороту головы, иносказаниям, чего от них хочет человек при должности. Они, эти люди, также знают, что, как правило, чиновник тащится по своей колее, не выбиваясь и не высовываясь: тащит и тащит. Если же он ломанулся, грубо говоря, в чужую колею, влез в сферу интересов своих коллег, то можете быть уверены: здесь что-то не так.

Теперь представьте ситуацию: советник мэра, курирующий тот или иной вид деятельности городских структур, по уши влез в долги. Или давно стакнулся с мафиози в погонах или без оных, или вообще на фоне всеобщего безумства шальных денег в сфере первоначального накопления капитала испугался того, что навсегда отстанет от тех, кто уже успел отщипнуть от беспризорного, по сути, бюджетного пирога.

— Хорошо бы, — сказал мне в доверительной беседе один из них, не мелкая сошка, начальник управления, причем одного из самых приближенных к Ю. Лужкову, — банк бы лопнул, где я взял кредит.

— А зачем брал-то? — спрашиваю.

— Как зачем? Все берут, и я взял. На ремонт квартиры. Вот отремонтировал, а теперь расплачиваюсь. Или лопнет? — с надеждой посмотрел он на меня, и его узкие глаза-щелочки сощурились еще больше, стали еще уже, а лицо приобрело едва уловимое выражение алчности и выжидательности.

Где гарантия, что не подобные этому чиновнику люди сидели в правительственных креслах, таскали портфели министров в те дни, когда рушились последние устои финансовой системы государства. Не они ли до августа 1998 года, до обвала рубля, насоздавали через своих людей сотни карликовых банков, куда закачивались мафиозные, бандитские деньги, а также золото партии. Обвал был выгоден, прежде всего, банкирам и властям. Коррумпированным их структурам. Они ожидали его, знали, когда все рухнет, да, пожалуй, сами обвал и спровоцировали. И развели руками: дескать, дурная страна, дурная экономика, пьяный президент, тупоголовый премьер-министр: что тут поделаешь?

Какой народ, какое государство, какая нация смогли бы выдержать в течение короткого времени между отпуском цен в 1992 году и дефолтом 1998 года такие удары? Никакой, никакое, никакая. Кроме русского.

Любой советник, помощник, секретарь, имея, как говорят продвинутые интеллектуалы, «доступ к телу», имеет в глазах чиновников, ведомства которых курирует, «ведет» по бурному морю интриг, закулисной и подковерной борьбы, огромный вес и может использовать его как во благо чиновнику и его ведомству, так и во вред. А такому доверчивому лидеру, как Ю. Лужков, внушить ту или иную мысль большого труда не составляет. Особенно если при подобном внушении используется тысячелетиями апробированный в отношениях между царями, королями, императорами, султанами, с одной стороны, и вельможами — с другой прием лести и подобострастия.

Чиновник — великая сила, великий тормоз на пути прогресса и незаменимый элемент любой системы управления. Давно и прекрасно это зная, я все-таки не стал публиковать заметку, которую мне подогнали из пресс-центра, где речь шла о положительном как раз опыте института, упомянутого нами прежде в связи с отрицательным опытом.

Хуже скажу. Вместо этого газета опубликовала материал о том, как сильные мира сего стремятся легализовать использование органов и плазмы детей, абортируемых после 12 недель беременности. Позже общественность Англии будет шокирована тем, что донорские органы детей изымались без согласия родителей и годами хранились в морозильных камерах различных клиник.

А куда, кстати, у нас деваются исчезающие люди? Их ведь насчитываются десятки тысяч, и среди них огромный процент детей. Никто из властей предержащих не обращает внимания на публикации по теме о нелегальном бизнесе на донорских органах, все делают вид, что ничего не происходит. Как и в случае со мной, когда вся правоохранительная система развела руками: дескать, споткнулся, упал…

О том, что я не упал, после очередной иносказательной — помните, не высовывайся, а то добьют — критической публикации в адрес ГУВД и резолюции на ней Ю. Лужкова: «Куликову. Прошу принять главного редактора и наладить отношения», я написал заявление на имя начальника ГУВД, где все изложил. И о том, что со мной произошло, и о том, что ни единого следственного действия за весь год не произведено — никто не опросил даже моего водителя, возможного соучастника, потому как он выехал через 5 минут вслед за машиной, которая меня увезла, и именно он нашел меня у подъезда моего дома уже без сознания. Не опросили и сотрудников охраны в подъезде офиса редакции, а бабушки ведь очень даже глазастые и внимательные. Больше скажу: никто этого не сделал и после возбуждения уголовного дела по факту нанесения тяжких телесных повреждений, хотя налицо было покушение на убийство.

Обидевшийся на заметку генерал-полковник (за три года прошагал путь от полковника до генерал-полковника. За какие заслуги?) меня не принял, отправил с помощником господином Фроловым — звания не помню — к начальнику знаменитого МУРа, тоже генералу, Голованову. После того, как я ему все рассказал, он вручил мне значок, посвященный 80-летию известного всему миру МУРа, и отправил к начальнику убойного отдела товарищу И. Губанову. Выслушав внимательно все, что я сказал, убойщик спустил меня этажом ниже — к следаку В. Бурнаеву. (Извините, если длинно, но короче уже просто нельзя.)

Я — в который раз, прости, Господи! — повторил все, что со мной произошло, перечитал, подписал, что «с моих слов записано верно», и удалился, почти не сомневаясь, что уж теперь-то, теперь все пойдет по-другому, по-новому. И штаны найдутся, и преступники отыщутся.

Когда легковерен и молод я был, милицию нашу я сильно любил, перефразировал бы я строчки гениального нашего поэта, потому как — да, вы догадались: никакого движения по делу не произошло. Ни генерал Голованов, ни его подчиненные не сделали никаких телодвижений, которые свидетельствовали бы об их служебном — нет, не рвении, об этом не может быть и речи, — а об элементарной дисциплинированности по отношению к документу, поступившему через самую высокую инстанцию. Что же тогда говорить о тех, кто идет в ментовскую честным советским путем, кто несет в дрожащих руках исписанный листок школьной тетради, на котором, возможно, последний крик о помощи, последняя надежда на то, что «люди в синих шинелях» оборонят и защитят их бедных.

Нет, не случайно все опросы общественного мнения фиксируют только негативное отношение в обществе к милиции и милиционерам. Поборы на рынках, побои в «клетках», куда сажают временно задержанных, часто совершенно случайных людей, отказ в приеме заявлений тех, кто обращается в милицию, — все это и создает стойкий образ мента, не воспринимаемого в обществе. И это при том, что Ю. Лужков каждый год бывал на партийно-хозяйственном активе столичной милиции, выслушивал их доклады с высоких трибун, сам выступал с часовыми речами — короче говорить он разучился — назначил сам себя главным милиционером Москвы, а преступность не унимается. И речь не об ударах сковородкой по голове меж супругов, не о поножовщине среди наркоманов. Настоящая, крупная мафиозная преступность, намертво спаявшаяся с высшими чиновниками во всех структурах власти, вот что определяло и определяет нынче криминальную физиономию столицы.