Сердце Ангела - Уильям Хьёртсберг

Стерн посмотрел на меня своими трупьими глазами.

— Занимаемся. Только вот обстоятельства убийства в обоих случаях очень похожие.

— Думаете, тут есть связь?

— Это я у тебя хотел спросить.

Кофе начал закипать, и я убавил огонь.

— У меня? Можно и у портье внизу спросить с тем же успехом.

— Не умничай, Ангел. Этот черномазый занимался вуду, а баба была ясновидящая, да, похоже, еще и черной магией баловалась. Их убивают с разницей в один день. Кто — неизвестно, но при очень похожих обстоятельствах.

— При каких же?

— Это уже наше дело.

— Так как же я помогу, если не знаю даже, что вам надо?

Я взял из буфета три кружки и рядком поставил на стол.

— Темнишь?

— А с чего мне откровенничать? — Я выключил газ и разлил кофе по кружкам. — Я, кажется, в полиции не служу пока.

— Так, а теперь послушай: я звонил этому болтуну адвокату. Тут ты, похоже, нас обошел: ты можешь молчать, а я тебе ничего не могу сделать. Только смотри: узнаю, что ты хоть припарковался не в том месте — костей не соберешь. Тебе в городе не только что лицензию, тебе арахисом торговать не дадут.

Я прихлебнул кофе, с наслаждением вдохнув ароматный парок.

— Я уважаю закон, лейтенант.

— Рассказывай! Для таких, как ты, закон как фиговый листок. Ну ничего, скоро где-нибудь проколешься, я тебе тогда не спущу.

— У вас кофе остынет.

— Да иди ты со своим кофе! — рявкнул Стерн. Оскалив кривые желтые клыки, он сшиб со стола обе кружки, да так, что они отлетели к противоположной стене и осколками брызнули по всей кухне. Стерн задумчиво оглядел кофейное пятно, как эстет, разглядывающий авангардистскую картину.

— Нехорошо получилось, — заметил он. — Ну ничего. Я уйду — твоя обезьяна подотрет.

— И когда же вы изволите удалиться?

— Когда сам решу.

— Ну и ладушки. — Я взял кружку, ушел в гостиную и сел на диван. Стерн смотрел на меня как на зловонную лужу, в которую он по нечаянности наступил. Деймос изучал потолок.

А я попивал себе кофе и не обращал на них никакого внимания. Деймос попробовал было что-то насвистать, но стыдливо умолк после четырех фальшивых нот. Я уже начал подумывать, что я скажу друзьям, если они вдруг нагрянут ко мне в гости.

Можно так: «А что? Я всегда держу в доме пару полицейских. Они забавней, чем попугайчики, да и грабителей можно не бояться».

— Ладно, пошли на свежий воздух, — прорычал Стерн.

Деймос прошествовал мимо меня с таким видом, будто он сам это придумал.

— Подышите, и сразу обратно! — предложил я.

Стерн надвинул шляпу на лоб.

— Погоди, допрыгаешься еще.

Выходя, он так саданул дверью, что в холле обрушилась со стены литография Курьера и Ива.[39]

Стекло в рамке треснуло застывшей молнией, зигзаг прошел как раз между побелевших от напряжения кулаков Великого Джона Л. Салливана и Джейка Килрейна.[40]Я повесил литографию обратно на стену. В дверь негромко постучали.

— Заходи, Этель, там не заперто.

Епифания, все еще в своей рваной косынке, заглянула в щелку.

— Они совсем ушли?

— Совсем-не совсем, но сегодня уже больше не явятся.

Епифания занесла в холл ведро и швабру и закрыла дверь. Потом прислонилась к косяку и рассмеялась, но в голосе ее слышались истерические нотки, и, обняв ее, я почувствовал, что она вся дрожит под тоненьким халатом.

— Ты у меня молодец, — сказал я.

— Подожди, ты еще не видел, как я туалет отдраила!

— Ты где была?

— Сидела на черной лестнице, пока они не ушли.

— Есть хочешь? У меня там кофе готов, в холодильнике есть яйца.

Мы приготовили завтрак — трапезу, которую я обычно пропускаю, — и пошли с тарелками в гостиную.

— Они тут ничего моего не нашли? — спросила Епифания, макая тост в яичный желток.

— Да они и не искали особенно. Один только в дипломат мой залез. Нашел там, кстати, одну штуку из квартиры Крузмарк, только не понял, что это такое. Да я и сам-то не знаю.

— Можно мне посмотреть?

— Смотри. — Я встал и принес ей карточку.

MISSA NIGER

Invito te venire ad clandestinum ritum…

— Это, — она держала карточку, словно выпавшего ей туза пик, — это приглашение на черную мессу.

— Куда?

— На черную мессу. Это такой магический ритуал, поклонение дьяволу. Я об этом мало знаю.

— Откуда же ты знаешь, что речь идет о черной мессе?

— Тут же написано. Missa niger по-латыни значит черная месса.

— Так ты по-латыни понимаешь?

Епифания довольно улыбнулась.

— Надо думать. После десяти-то лет в приходской школе!

— В приходской школе?

— Конечно. Орден Святого Сердца. Мама государственным школам не доверяла. И очень ценила дисциплину. Знаешь, как она говорила? «Эти монашки вобьют ума в твою пустую головушку».

Я засмеялся:

— Принцесса-колдунья в монастырской школе. Хотел бы я посмотреть на твой выпускной альбом.

— Покажу как-нибудь. Я старостой была.

— С тебя станется. А остальное можешь перевести?

Епифания улыбнулась:

— Элементарно. «Приглашаем тебя на тайную церемонию во славу Повелителя нашего Сатаны». Вот и все. А дальше дата: 22 марта, двадцать один ноль-ноль. А вот тут еще: «Линия Интерборо, станция "Восемнадцатая улица"».

— А козел и звезда — это что значит?

— Звезды — это важный символ. Они, насколько я знаю, во всех религиях есть. Исламская звезда, Вифлеемская, звезда Давида. На талисмане Аговэ Ройо — тоже звезды.

— Аговэ Ройо?

— Это Обеа.

— А эта картинка к вуду имеет отношение?

— Господи, да нет же! Это сатанизм, понимаешь? — Епифания была в отчаянии от моего невежества. — Овен — символ дьявола. Перевернутая звезда приносит беды. Тоже, наверное, сатанистский знак.