Джулия - Звева Казати Модиньяни

– Это ты меня извини. Мы в самом деле продвинулись на несколько шагов вперед. Установили фотоагентство. Теперь важно выяснить, от кого оно получило снимки. Задача трудная, но выполнимая. Положись на меня.

– Если бы я на тебя не полагался, то давно бы нашел себе другого адвоката.

В дверях гостиной появилась Эрсилия.

– К вам бригадир Карузо, – шепотом сказала она.

Гермес прикрыл трубку рукой.

– Пригласи его, пусть войдет. – И, заканчивая разговор с Еленой, сказал ей на прощание: – Будут новости, звони в любое время.

Кармине Карузо вошел в гостиную бесшумно, сказывалась многолетняя работа сыщиком. Это был редкий тип сицилийца – голубоглазый блондин. Долговязый, сутуловатый, он держался с подобострастием чиновника старой закваски. Судя по тому, как неуверенно он продвигался по изысканно обставленной гостиной, в полицию он пришел из крестьян. Его наметанный глаз участника многих обысков в богатых домах моментально отметил все дорогие детали обстановки – ковры, картины, мебель, старинные вазы.

Гермес пошел ему навстречу, надеясь, что полицейский принес разгадку таинственной истории. Тот начал без обиняков:

– Из всех вопросов, на которые вы ждете ответа, я пока что могу ответить на один. Зато у меня точный ответ. И очень интересный.

Этот полицейский с самого начала был уверен в невиновности Гермеса и попросил у него разрешения провести собственное расследование.

Гермес показал на широкий диван:

– Садитесь.

– Разве что на минутку, – согласился Карузо. – Через полчаса я должен быть на работе. – Открыв черную сумку, он достал из нее большой конверт. – Здесь все, что на сегодняшний день мне удалось установить. Если кто-то узнает про мою помощь вам, меня обвинят в служебном преступлении. Тогда мое дело дрянь. – Он улыбнулся. – Вместо одного потерпевшего будет два.

– Не беспокойтесь, все останется между нами, – взвешивая на руке конверт, заверил полицейского Гермес. Он даже Джулии ничего не говорил о попытке Карузо докопаться до истины.

– За вами следили, профессор. Везде. За вами и за синьорой де Бласко охотились фотографы «Детектив интернешнл», а эта контора держит свои агентства по всему свету, во всех крупных городах мира. Они занимаются вами уже четыре года. Здесь, – он показал на конверт, – все подробности.

– Четыре года! – с отвращением повторил Гермес. – А кто заказчик?

– Сегодня вечером у меня встреча с одним человеком. Он мой старый должник. Думаю, от него я узнаю имя того, от кого пошла вся эта туфта.

– Значит, обвинение и история с фотографиями – два звена одной цепи, – вслух подумал Гермес.

– Потерпите до вечера, профессор. Вечером у нас будет полная информация.

Задавать сейчас вопросы не имело смысла. Оставалось ждать. Когда Карузо ушел, Гермес набрал номер Марты, надеясь поговорить с Теодолиндой, и узнал от слуги, что Теа уехала с матерью в Сен-Мориц. Он позвонил в «Палас».

– Синьорина еще не приехала, – сказал портье, который узнал Гермеса по голосу. – Соединить вас с синьорой?

– Я хотел поговорить с дочерью. Не знаете, когда она должна приехать?

– Не знаю, профессор.

– Если приедет, пусть мне позвонит. Скажите, что я жду ее звонка.

Пьерджильдо Гранди, молодой предприимчивый журналист, охотник за великосветскими сенсациями, связанными с громкими именами, скользнул к Марте под одеяло. Роскошное ложе дорогих гостиничных апартаментов заставляло его намного болезненнее переживать свой позор. Он оказался в положении, хуже которого для мужчины не бывает. Несколько осечек подряд! Добрых полчаса он силился распалить себя, прибегая к самым предосудительным ухищрениям, но бурная эротическая фантазия не принесла желанных результатов, так и не приведя в боевую готовность его мужской арсенал. На лице незадачливого любовника блестел холодный пот.

Волнующая воображение перспектива переспать с Мартой мгновенно утратила для шустрого газетчика всякую привлекательность, едва перед ним предстало во всей красе ее обнаженное тело: оно было бы совершенным, если бы не длинные рубцы в нескольких местах, особенно – под грудью.

Пьерджильдо Гранди шрамы внушали страх. Глянцевитые рубцы ассоциировались у него с отвратительными липкими змеями, застывшими в ожидании жертвы и в любую секунду готовыми пустить в ход смертоносный яд.

Этот необъяснимый подсознательный страх он открыл в себе, когда ему было восемнадцать лет. Во всем виноват первый любовный опыт, оказавшийся для него неудачным. Она преподавала физкультуру в лицее, ей было тридцать шесть лет, а он учился в выпускном классе. Когда она разделась, Пьерджильдо увидел на ее прекрасном стройном теле безобразный змеевидный шов от пупка к лобку – результат кесарева сечения. Его клинок остался в ножнах, и бедному искателю лавров Казановы пришлось отложить свое боевое крещение на пару лет.

С Мартой он попробовал пересилить себя, победить непреодолимый страх, однако мужские амбиции не принесли желанной победы: швы на теле соблазнительницы деморализовали его. Пьерджильдо погладил ее грудь. Лучше бы он этого не делал: его рука ощутила под гладкой атласной кожей силиконовую упругость. Какой ужас! Это была катастрофа. Осрамившийся любовник чувствовал себя настолько униженным, что готов был от стыда сквозь землю провалиться. Он предвкушал райское наслаждение с этой властной пылкой женщиной, и чем все это закончилось?

– Извини, – пролепетал он.

Марта вскочила с постели, надела халат, взяла из серебряной коробки сигарету и, закурив, перешла в гостиную. Она была в ярости.

Час от часу не легче! Сначала этот болван Джанни не придумал ничего лучше, чем приехать с ней в Швейцарию и здесь лишить себя жизни. Потом швейцарские полицейские принялись изводить ее бесцеремонными вопросами. А когда наконец она рассчитывала найти утешение в любви, проведя ночь с блестящим журналистом, тому не удается завести свой проклятый движок.

Она прислушалась в надежде уловить звуки, сопровождающие благоразумное отступление потерпевшего фиаско неприятеля. Ничего подобного. Тишина. Марта распахнула дверь.

– Вали отсюда, импотент! Ишь, разлегся, – прошипела она и вернулась в гостиную.

Через минуту-другую Пьерджильдо Гранди, уже одетый, появился на пороге.

– Я ведь извинился, – миролюбиво сказал он. – Необязательно меня оскорблять.

– Оскорблять? А разве ты не импотент? Может быть, ты педик? Нет, дорогуша. Ни один гомосексуалист так не опростоволосится в постели, как ты. – Ей доставляло удовольствие смешивать его с грязью.

– А ты не допускаешь, что на меня так подействовал твой почтенный возраст? – начиная злиться, огрызнулся он. – Впрочем, дело даже не в том, сколько лет ты коптишь небо. Дело в бюсте, который тебе накачали силиконом. В следах реставрации. Сколько тебе годочков? Шестьдесят? А может, больше?