Объект "Зеро" - Сергей Волков

Я уже как-то внутренне смирился с тем, что помощи мы не дождемся. Не знаю, как и почему, но Земле сейчас явно не до нас. А вот люди – ждут. Смотрят ночами в небо, ожидая увидеть среди звезд то, что специалисты называют «орбитальной активностью». Сказать по правде, меня даже несколько раздражает эта надежда. Это как в старину: «Вот приедет барин, барин нас рассудит». Но, как оказалось, мы можем и сами! Без барина, без Земли!

После обеда я получил от Акки приказ проконтролировать обеспечение завода топливом, что-то там Шерхель не успевает. Проблема оказалась пустяковой – прибывшие с Медных гор караваны подолгу ждали у ворот, потому что разгрузка велась прямо с повозок. Я распорядился сгружать сланец и дрова на заводском дворе, выделив две бригады для переноски топлива внутрь низких длинных помещений складов.

Там, у ворот, столкнулся с Лускусом. Выглядел он мрачнее тучи. По его словам, откуда-то пошел слух, что нас изначально хотели тут бросить. Поэтому и выбрали для доставки старый эвакотранспорт, поэтому и собрали всякое отребье, с бору по сосенке. Чтобы сбросить – и забыть.

– И знаешь, Клим, что самое поганое? Люди не просто верят, они спорить начинают: мол, не для того, чтобы забыть, а эксперимент это. Выживем мы или нет. Сидят, дескать, где-то тут спецы из отдела освоения и наблюдают – как мы, что делаем. Мифология уже рождается – кто-то якобы видел, как из лесу выходили люди в костюмах высокой защиты, кто-то наблюдал, как над Обрывом ходила патрульная леталка, а некоторые вообще утверждают, что на Мертвой пустоши, там, где горел хвост модуля, садился орбитальный транспортник и в него что-то грузили…

– Но это ж чушь! – Я пожал плечами. – Без электричества сюда только по гравитационному лучу можно спуститься. Какие уж тут леталки…

– Ага, ты вот понимаешь, я понимаю, другие тоже… А народ-то верит! И знаешь что?

Он помолчал, прищурив свой единственный глаз, и закончил:

– Слухи эти распускаются специально. Сычу, как мне докладывали надежные источники, наша активность поперек горла встала. Не нравится ему, что мы обошлись без его шатии, не нравится, что люди от него уходят. Чую я – хлебнем мы еще с ним горя, вот таке-енной ложкой хлебнем!

Лускус ушел. Я задумался. Кто такой Сычев, что я знаю о нем? Да фактически ничего. Ну, преступник, ну, авторитетный. В свое время под ним был весь игорный бизнес в Европе и на Ближнем Востоке. Говорили, что его люди контролировали «верхние», то бишь межпланетные, каналы контрабанды, еще говорили, что на Сычева работают стэлмены.

С другой стороны, если бы он был связан с наркотиками и виртуальной психотропикой, его расстреляли бы еще в самом начале войны – тогда с этим было строго. Да и за контрабанду, львиную долю которой составляли запрещенные и у нас, и у грейтов хай-арморовские штучки, Сычеву бы не поздоровилось.

Получалось одно из двух: либо он сумел выкрутиться и попросту сбежал сюда, исповедуя принцип «с фронтира выдачи нет»; либо не так страшен черт, как его малюют, и он – обычный мафиози средней руки, на здешнем безрыбье ставший главарем у наших уголовников.

Впрочем, по поводу безрыбья – это я погорячился. Среди желторобников хватало претендентов на пахановскую шконку, или как там у них говорят? Те же грейты из Пенемюндского лагеря, отмороженные на всю голову, или стэлмены, которые вообще никогда и никому не подчиняются, кроме своих Поводырей.

В конце концов я сам себя успокоил: нас больше, у нас есть организация, есть оружие и технологии. У Сыча ничего этого нет. И то, что его люди идут к нам, говорит о главном: дни желторобной вольницы сочтены.

Кондратьев целыми днями пропадает в своей лаборатории. Мигель Тежу принес Шерхелю список необходимых ингредиентов, и у Зигфрида глаза на лоб полезли.

– Ну, древесный уголь – это я еще понимаю, – жаловался мне немец. – Но где я возьму селитру? А серу? А ацетон? Шайсе! Хорошо еще, что Чжао, между нами, большая умница, хоть и китаец, подключился. Что-то они там сумели изобразить, пошли поглядим.

Испытание взрывчатки назначили на полдень. Все свободные от работ члены Сокола собрались на одном из каменистых холмов, в сотне метров от лаборатории. Хмурый и взволнованный Кондратьев, покусывая ус, возился на склоне, укладывая в заранее вырытую яму медный тубус с зарядом. Чжао тем временем стыковал между собой тонкие трубки, набитые горючей смесью. Детонаторов у наших взрывников не было, и огонь по трубкам должен был дойти до взрывчатки и подорвать заряд.

Завалив тубус землей и камнями, Кондратьев махнул нам:

– Ложитесь!

– Они что, атомную бомбу смастрячили? – пошутил Гриша Панкратов, но послушно лег вместе с остальными.

Чжао и Мигель спрятались в специально отрытом окопчике, Кондратьев с факелом в руке постоял несколько секунд, размашисто перекрестился, поджег запал и сиганул к своим коллегам за бруствер.

Огнепроводные трубки задымились, и тут грянуло с такой силой, что я мгновенно оглох. Взрывная волна шевельнула волосы, на месте закладки заряда вырос высоченный столб земли, во все стороны полетели камни. Султан пыли повис в воздухе и медленно поплыл в сторону завода. Мы поднялись на ноги, ошарашенно переглядываясь, а тяжелое эхо все гуляло между холмами.

– Получилось! – Я услышал ликующий голос Кондратьева как через стекло со звукоизоляцией. – Есть! Есть взрывчатка!

– Ну и ладненько, – сдержанно улыбнулась Акка, повернулась к Борчику, который испуганно приглаживал редкие волосики на выпуклом черепе. – Запишите: моим приказом лейтенанта Кондратьева поощрить и присвоить очередное воинское звание. Все, господа, работайте…

Сегодня Чжао продемонстрировал членам Сокола небольшую фабрику, разместившуюся под двумя навесами на краю леса, у реки. Фабрика производила… бумагу. Да, самую настоящую бумагу, правда, не особенно белую и ровную, ну да это мелочи.

В последнее время с бумагой у нас возникли проблемы. Запасы всевозможных бланков, обнаруженные в модуле и предназначавшиеся для администрации колонии, подошли к концу, а привычная пленка, которой было много, не годилась – аспидова кровь не оставляла на ней следов.

Вообще аспиды стали нашим спасением, иначе, боюсь, нам пришлось бы использовать технологии древних шумеров и писать на сырой глине, так как графита на Медее обнаружить не удалось, по крайней мере пока.

Эти медлительные зверьки с устрашающей внешностью, за которую и удостоились грозного названия, встречались на плато всюду, но особенно много их водилось в лесных зарослях. Поймать аспида можно голыми руками. В пищу он не годится – мясо горчит и имеет неприятный запах, но вот аспидова кровь оказалась великолепными чернилами, в меру густыми, темно-синего цвета. Эти чернила не имели яркого запаха и после того, как высыхали, практически не смывались водой. В общем, с тем, чем писать, никаких проблем не было. А вот на чем…

Так что сморщенный китаец как раз вовремя реанимировал технологии раннего Средневековья, как он нам объяснил. В качестве исходного материала Чжао взял растущую в изобилии в сырых лесных низинах траву-полосатку. Так ее прозвали за странную окраску высоких, в рост человека, стеблей – серые полосы чередовались с красными и желтыми, точно кто-то специально траву раскрашивал.