Опричнина и "псы государевы" - Дмитрий Володихин

Р. Г. Скрынников очень разумно высказался по этому поводу: «Зачисление в опричнину литовских пленников объяснялось довольно просто. Все они, не поддавшись на уговоры русских эмигрантов в Литве, добровольно вернулись на родину. Правительство могло не опасаться, что они сбегут в Литву».

Опричная карьера Василия Ивановича содержит один факт исключительной важности: между попаданием князя в состав опричного двора и первым его воеводским назначением в опричном боевом корпусе виден большой хронологический зазор. Князь вернулся в Россию и поступил на опричную службу летом 1567 года. А когда Темкин проявился с «именным назначением» в опричных войсках? Три (!) года спустя.

Вот как это произошло.

В мае — июне 1570 года, перед выходом большой армии «на берег», против татар, из Москвы был отправлен небольшой передовой отряд из опричнины — «дожидатись… государева походу». Первым воеводой этой авангардной группы был поставлен Василий Иванович. Фактически Темкин должен был играть роль глаз и ушей Ивана IV перед боевым выходом основных сил России на юг, да еще в условиях, когда реальной стала угроза масштабного нападения крымцев. Эта угроза реализуется в 1571 и 1572 годах. Предметом особых опасений царя могла стать преданность собственных войск: только что закончился большой опричный поход в северные русские земли, и сопровождавшие его массовые репрессии способны были вызвать недовольство в армии. Совсем недавно пострадали земельные владения, а возможно, и семьи тех, кто отправлялся в поход. Иными словами, перед Василием Ивановичем поставили весьма ответственную задачу, притом не только военного свойства.

Через год, весной, Василий Иванович удостоился примерно того же задания, что и в 1570 м. Он пошел вторым воеводой опричного передового полка. Тогда к Оке для большой оборонительной операции против крымцев выдвигались основные силы земской армии, а с ними и опричный корпус. Во главе передового полка поставили тогда князя М. Т. Черкасского. Но он, считаясь человеком достаточно знатным для высокого командного поста, не вызывал особого доверия. Более того, Михаил Темрюкович, недавний выходец с Северного Кавказа, быть может, не вполне понимал реалии русского военного дела. То ли по подозрению в предательстве, то ли за провал сторожевой службы князь Черкасский был казнен, и Василий Иванович должен был возглавить передовой полк.

Когда русская армия откатилась к Москве, Опричный двор с Иваном IV, пройдя столицу, отступил дальше. Но с земцами, принявшими бой на подступах к городу, осталась часть сил опричного боевого корпуса — «опричный разряд». А состоял он тогда из двух полков — передового (при нем остались князь В. И. Темкин и князь Д. И. Хворостинин) и сторожевого (им командовали князь П. Т. Шейдяков, боярин В. П. Яковлев и князь В. А. Сицкий). Таким образом, Василий Иванович, военачальник со сравнительно скромным боевым опытом, оказался во главе самостоятельного соединения. Его поставили оборонять от крымцев район Занеглименья. Там располагался Опричный двор — одна из официальных резиденций Ивана IV. Оборона столицы закончилась неудачно: город, подожженный отрядами хана Девлет-Гирея, сгорел, крымцы увели огромный «полон», армия, не выполнив стоявшую перед ней задачу, понесла огромные потери. Среди прочего пострадала и зона ответственности князя В. И. Темкина: в огне большого пожара сгинул Опричный двор.

Очевидно, именно эта военная неудача стала причиной, по которой Василий Иванович подвергся казни вместе с сыном Иваном, также ходившим в опричных воеводах. Синодик репрессированных содержит их имена. По сведениям Курбского, их разрубили на части, а Генрих Штаден сообщает об утоплении Темкина. Очевидно, свидетельство Штадена, находившегося тогда в опричнине, более достоверно, нежели рассказ Курбского, пользовавшегося слухами, которые неведомыми путями приходили из-за русско-литовского рубежа.

Складывается парадоксальная картина. Летом 1567 года князь Темкин возвращается в Россию из плена и попадает на службу в опричнину, но на протяжении длительного периода малозаметен там и совершенно не заметен в опричной военной иерархии. Его не ценят, его не выдвигают на ключевые посты. Очевидно, связь Василия Ивановича с родом опальных «княжат» и, видимо, не в последнюю очередь прежняя служба Старицким лишают его доверия Ивана IV и начальных людей опричнины. Но к концу 1569 — началу 1570 года всё меняется: уже в октябре 1569 года Василий Иванович участвует в заседании Боярской думы как боярин из опричнины, а через полгода назначается на ответственный воеводский пост. Теперь это доверенный человек! Триумф! Успех! Поистине волшебное превращение судьбы!

Каковы причины столь разительной перемены?

В. Б. Кобрин собрал обширные сведения о прямом и непосредственном участии князя В. И. Темкина в опричных репрессиях. Василий Иванович, в частности, 15 июля 1570 года собственноручно умертвил дьяка Шапкина с женой и двумя сыновьями. Однако факты, сконцентрированные В. Б. Кобриным, относятся к периоду, когда Василий Иванович уже был опричным боярином и воеводой. Он, так сказать, «отрабатывал» обретенный статус. Доказывал полную лояльность монарху доступными методами.

Очевидно, получение им боярского чина следует связывать с другим делом, в котором был весьма заинтересован лично Иван IV. Речь идет об осуждении митрополита Филиппа, выступившего с обличениями опричнины в конце 1567 — первых месяцах 1568 года. Иными словами, о том самом деле, где боярин Басманов сыграл очень некрасивую роль. Да и не только Басманов, но и другие видные опричники. Война царя с митрополитом оказалась пробным камнем, проявившим темень во многих душах…

Материалы для суда над Филиппом готовила большая следственная комиссия, работавшая на Соловках в мае — июне 1568 года. От церковных властей в ее состав вошел епископ Суздальский Пафнутий, а работой представителей светской власти, т. е. собственно следователей, руководил князь В. И. Темкин-Ростовский. Как говорит Житие святителя Филиппа, Василий Иванович не стеснялся применять радикальные методы «расследования»: обещание мзды за «правильные» показания сочеталось с пытками. Князь собрал обширную коллекцию клеветы и лжесвидетельств. Поскольку суд над опальным митрополитом завершился смещением его с кафедры (ноябрь 1568 года) и ссылкой в тверской Отроч монастырь, очевидно, материалы, добытые Василием Ивановичем, были использованы и сыграли свою роль. После этого князь Темкин мог получить думный чин в опричнине, а его исключительная знатность позволила ему сразу же достигнуть боярского звания, минуя окольничество.

Так арлекин сделал свой прыжок с поворотцем. Возвысился в опричнине, где никому своим не был…

А если и потребовалось обмыть думный чин в чужой крови, что ж, трикстер не против умерщвления дьяка Шапкина. Кто ему такой этот дьяк? Сторож ли князь Темкин дьяку Шапкину?

Однако воеводское звание ему все еще не доверяли — даже после того, как дали место в Думе. В октябре 1569 года была уничтожена семья Старицких: сам удельный князь Владимир Андреевич, его мать, жена, дочь, а также их слуги. Только после этого, несколько месяцев спустя, кн. В. И. Темкин-Ростовский появляется в опричных воеводских разрядах. А вместе с ним и другие военачальники, служившие раньше князьям Старицким или связанные с ними родством: князья Н. Р. Одоевский, А. П. Хованский и С. Д. Пронский, а также Г. Н. Борисов-Бороздин и Н. В. Борисов-Бороздин. Аристократами, связанными так или иначе с домом удельных князей Старицких, разом, почти единовременно пополнили командование опричного боевого корпуса после того, как сами Старицкие подверглись уничтожению. Причем какие это были аристократы! Отпрыски высочайших родов, люди великие по породе и «отечеству»! Хованские — из Гедиминовичей, Одоевский — из черниговских князей Рюрикова дома, а Пронские — из рязанских; Борисовы же корнями уходили в боярство великих князей тверских. Вряд ли подобный «залп» может рассматриваться как простое совпадение. Так же маловероятно, что все они оказали Ивану IV какие-то тайные услуги, способствовавшие окончательной расправе над Старицкими. Вероятнее другое: после гибели князя Владимира Андреевича у многих людей, — бывших его служильцев и родни — было отнято потенциальное «знамя», вокруг которого могла сплотиться группа аристократов в борьбе за смену монарха. Теперь они оказались разобщены. Теперь их можно было ставить во главе самостоятельных полевых соединений и полков на ответственные места.