Час скитаний - Алексей Алексеевич Доронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Младший уже шёл себе дальше, когда вдруг Капитан подскочил к нему.
– Э… подожди. Человек хороший, – чуть ли не за рукав схватил он Сашку и навёл взгляд, словно перископ, – Я тебя помню. Ты же постоянно барахло приносишь купчишкам на обмен. Нет, я не в том смысле. Вещи хорошие. Но я слыхал, у тебя лычки новые будут. Ты уже капрал, да? Тогда у тебя точно будет на опохмелюгу. Я могу про город спеть. «Там для меня горит очаг… Как вечный знак каких-то истин…» Что, не хочешь? Тогда могу про войну… Мне дед рассказывал, как он американскую авианосную группу…
– Нет, спасибо. У меня у самого дед был, многое повидал.
– Ну… такого, как мой, точно не видал.
Младший был уверен, что Капитан знает только старые, тысячу раз исполненные песни на чужие для него темы: чеченскую или вовсе какую-то афганскую войну, шансон или допотопные песни-романсы. Их вроде ещё называют дореволюционными. То есть ещё времен СССР.
А в то, что кто-то мог потопить авианосец, он слабо верил. Вон они какие огромные были. Как танкеры. Хотя… подводные лодки тоже были огромными. Размером с дом. Такая могла бы и потопить.
– Вот, послушай, – и с этими словами Капитан напел ему куплет, аккомпанируя на гитаре, которая явно знавала лучшие времена. – Я сам сочинил.
Куда ты плывёшь, мичиганец, постой.
Здесь русское море, наш берег родной.
И здесь не индейцы, не негры живут…
Ты тут свой получишь последний приют.
Большая торпеда на то нам дана,
Чтоб тварей-пиндосов спровадить до дна.
Отправишься, captain, ты рыбам на корм.
Так было и будет во веки веков!
– А может, лучше «Врагу не сдаётся наш храбрый линкор!», – предложил Саша. – Так рифма лучше.
– Хе-хе, молодой человек. Ничего ты не понимаешь в поэзии. Рифма лучше, но историчность потеряна. Не было тогда линкоров. И военная доктрина другая. Подлодки были… как асимметричный ответ на вражеские авианосные группы. Ну как, понравилось? Спеть всю? Пять «питерок» давай. На лекарство для души не хватает.
– Нет, не надо, – сказал Саша, и уже собирался уходить, но Капитан прицепился, как банный лист. Не надо было вообще его обнадёживать. Можно, конечно, грубо послать, но Младшему было этого человека слегка жаль.
– Подожди. Давай тогда я другую сыграю.
И, не дожидаясь ответа, шансонье взялся за гитару и объявил: «Баллада о воине дороги», надвинул фуражку, побренькал чуток для разминки и начал петь хриплым прокуренным голосом.
Это была песня совсем другого рода. Про путь воина, потерявшего свою семью, в борьбе против целого мира. Про месть, которая стала смыслом жизни и была доведена до конца. Действительно, больше похожая на балладу в стихах:
Пустынные земли, мертвенный рассвет…
Где город стоял, там давно его нет,
Но именно здесь ты с семьёй выживал.
И в рёве моторов их всех потерял.
Музыка была так себе, обычное трень-бреньканье, которое в основном и извлекали из своих инструментов бродячие музыканты. Ему уже попадались такие. Но текст выглядел как более сложная лирика. Трудно было поверить, что кто-то из шляющихся между городами или живущих на свалках шансонье мог придумать такое.
(«Шансонье – это те, кто играют шансон, то есть русскую народную музыку», вспомнил Саша фразу из своего блокнота.)
– Откуда это? Тоже вы сочинили? – спросил заинтригованный Младший, когда музыкант замолчал после второго куплета, явно требуя положить ему в фуражку монеты. Чего Саша делать не собирался. Хотя он и собирал фольклор и записывал в каждом поселении, куда приходил, сказания, песни, легенды.
– Не-а. Врать не буду. Леший его знает, кто, – ответил бард. Видя, что ему ничего не перепадёт, он нахмурился, – Мелодия из фильма, наверно. Я знаю чувака с радиоузла. Сан Саныч его зовут. Он сам репертуар формирует, забивает песнями перерывы между рекламами и новостями от магнатов. Иногда приходят передачи. С юга. Он их записывает. А потом выдаёт в эфир. Без аккордов спеть тяжело, но я немного учился нотам, вот и составил. «Петруху» давай, и спою.
– Дорого, – так далеко любопытство Младшего не распространялось.
Хрен с ней, с этой песней. Бумажная деньга, ассигнация в десять «питерок», на которой изображен Медный Всадник, то есть царь Пётр – явно перебор. Хотя начало песни его зацепило.
– А ви какой национальности будете, молодой человек? – Капитан неприязненно прищурился, глаза недобро смотрели из-под фуражки.
– Нормальной. Но я на мели. А ещё жениться собираюсь скоро, – Младший и сам не понял, зачем поделился с первым встречным этой новостью.
Ему ещё за банкет платить в честь повышения. Часть «книжных» денег Баратынского на это пойдёт. И свадьба, похоже, будет не такая, как ему хотелось, для них двоих с Анжелой и максимум двух-трех её родных, а «как полагается», «шоб в грязь лицом не ударить». А это всё деньги.
– Вот такая монета сойдёт? – он показал шансонье «коника» – пять металлических питерских рублей. Там тоже был всадник, но другой. Император Николай. Столько же, сколько этот вымогатель просил за песню про морской бой. Похоже, он понял, что клиент заинтересовался.
– Мало, – проворчал Капитан. – Что-то у меня настроение пропало играть. Трубы горят. Сушняк. В другой раз, короче.
Хитрый, чёрт. Жадиной выставил, да еще и раскрутить на деньги хочет, как почти все в этом месте. Другой наёмник бы из певца за это душу вытряс. Младший много раз обвинял себя в излишней мягкости, но всё не мог от неё вылечиться. Он убрал в карман пятак и положил однерку ему в фуражку.
– Это просто так. Обойдусь без песни.
– Вот спасибо на добром слове. А свадьба… это дело хорошее, – произнёс Капитан явно разочаровано. – Можете меня позвать, исполню из классики. Стаса Михайлова. Нет, он не был родственником нашего.
– Подумаю. Может, и позову, – понятное дело, Молчун соврал. Делать ему больше нечего. Но он ждал, что за его монету этот клоун, который пару раз делился с ним новостями, хотя бы поделится каким-нибудь слухом. Он был тот ещё болтун.
Так и случилось.
– А дела в городе завариваются нехорошие. Видал, экуменистов прикрыли вслед за Свидетелями? Ну, это хорошо, что прикрыли. Давно надо было. Плохо, что