Вернуть Веру - Юлия Резник

Черт! Как же так?! Болезнь, конечно, выбила меня из колеи… Но почему мне никто не сказал, что все так плохо? Я ведь держала этот вопрос на контроле.

- Вер! Вер, ты слышишь?

- А? Что?

- Может, ты бы с ним поговорила…

- Почему я? – окончательно растерявшись, я перевела взгляд с Тани на Киру и обратно. И та и другая смотрели на меня так… ну, знаете, будто я не понимаю очевидного. Или делаю вид, что не понимаю.

- Вы же с ним не чужие люди. У него, кроме тебя, может, и нет никого. С нами он не откровенничает.

- Ладно… Ладно, я попробую. Вот с этим закончим и…

- С этим я и сама закончу. Иди, успокой его! Съемки через полтора часа. Его гримировать уже надо, а он рычит на всех так, что к нему гримерша сунуться боится. Еще и бороду эту запустил! Скажи, что ему такая не идет. Может, хоть тебя послушает.

В общем, нашли переговорщика… Я тяжело вздохнула и отправилась на поиски Стаса. Хотя, что его было искать? Он у себя был. Перебирал за столом какие-то бумажки…

- Привет. Можно?

Он вскинул голову. И правда… заросший.

- Конечно. Что случилось?

- Это ты мне скажи, – пробормотала я, постучав ногой по полу. – Я, так сказать, представитель коллектива, который ты затерроризировал.

Гуляев сощурился. Покрутил в руках карандаш. Отбросил его с психом и вскочил из-за стола, зарываясь рукой в волосы.

- Так ничего и не скажешь?

- А что я должен сказать?

- Не знаю. Они за тебя волнуются.

- А ты?

Я промолчала. Он выругался. И на несколько растянувшихся во времени секунд в кабинете повисла тишина.

- Сколько не хватает?

Гуляев резко повернул голову:

- Много.

- И все же? Эту информацию я все равно получу. Хоть от тебя, хоть от Вероники.

- Чуть больше полумиллиона.

- Долларов?

Гуляев раздраженно повел плечами, и я поняла, что могла бы не уточнять.

- Черт… Это действительно много. Нужно что-то придумать… – в задумчивости я опустилась на крышку его стола.

- Мне как раз подвернулся корпоратив. Я сейчас этим практически не занимаюсь, но предложили хорошие деньги…

- Это просто отлично.

- Да, только ничего не выйдет. В этот день – юбилей у Матвеева.

- Черт… - пробормотала я, понимая, что у Гуляева нет вариантов. Какой бы звездой он ни был, но если ему было велено вести праздник у главного акционера канала – тут уж без вариантов. И ведь за это ему даже не заплатят. Совсем… Стало понятно, почему он психует.

- Твой корпоратив все равно не покрыл бы остаток, – довольно здраво рассудила я. Стас обжег меня еще одним злым загнанным взглядом, уворачиваясь от которого, я взялась разглядывать бумаги у него на столе. И среди прочих увидела фотографию… женщины. Взяла в руки, вглядываясь в изображение.

- А это… кто?

Гуляев подошел ближе и, лишь теперь осознав, что же я такое рассматриваю, резко выдернул у меня фото и спрятал его в ящике стола.

- Неважно.

А я, не знаю, как… просто не знаю… и так вроде бы все поняла, хотя с этой женщиной у Стаса на первый взгляд вообще ничего общего не было.

- Это твоя мать, да? Ты нашел ее?

- Лицо вроде бы знакомое… Хоть ты на нее совсем не похож.

Вера закусила нижнюю губу, которая у нее была несколько тоньше верхней. Эта особенность придавала ее чертам ужасно чувственный и как будто немного капризный вид. Странно, что я один черт отмечал эти детали, несмотря на творящийся в голове бедлам.

- Еще бы ты ее не знала.

Я отвернулся к окну, чтобы не видеть жалости в ее голубых глазах и… прочего дерьма. Ведь мне от нее не жалость нужна была, в самом деле. Я не хотел ей казаться жалким! Я медленно выдохнул. Вдавил кулаки в подоконник, наблюдая за происходящим на улице через усыпанное бриллиантовой крошкой дождя стекло.

Знаете, любой брошенный ребенок задается вопросом, почему это с ним произошло. И каждый… вот вам крест!.. каждый придумывает своим родителям какие-то оправдания. И у каждого они свои. Но такие, сука, железобетонные, что не подкопаешься. И я тоже что-то себе придумывал. То одно, то другое… Всякие ужасы, которые заставили мать бросить меня в роддоме. Но теперь, зная правду, я больше не мог обманываться. Зачем только вскрыл тот конверт? Он почти четыре года пролежал в моем столе… Так почему же мне вдруг приспичило поставить точку в этом всем именно сейчас? Хотя… тут как раз все понятно. Мне это рекомендовал сделать психотерапевт. Он убеждал меня, что это поможет разобраться в себе и очиститься. Ведь, если верить тому же мозгоправу, комплексы родом из детства до сих пор здорово отравляли мне жизни. Не сказать, что я и сам об этом не думал… Хотя нет, вру… Как раз таки все именно так и складывалось. Я вообще старался не возвращаться к тому, что было.

- Стас…

Она подошла бесшумно и коснулась моей спины. Обжигая, чуть пониже лопатки.

- Это Катерина Кива. Слышала о такой?

- Д-да… Кажется, да… Это какая-то известная пианистка?

- Скрипачка. Из семьи потомственных музыкантов. Родители ее еще при Союзе весь мир объездили. Отец – дирижёр. Мать – виолончелистка. С разрешениями дед помогал – какой-то крупный чиновник в минкульте. Она родила меня в восемнадцать. Скажи мне… что могло заставить женщину из обеспеченной семьи… бросить своего ребенка?

- Я не знаю, – прошептала Ника. - Но ты бы мог, наверное, у неё поинтересоваться.

- Ты серьезно? Думаешь, я вот так заявлюсь к ней… и спрошу?

- А для чего еще ты нашел ее?

Совершенно не понимая, что тут можно ответить, я вновь уставился в окно. Вера, что так и стояла за моей спиной, вздохнула, сместилась немного, осторожно и успокаивающе касаясь моей руки своей. Я замер. Медленно повел головой… Накаленный просто до предела. Придвинулся, чувствуя какую-то дикую, оглушающую потребность в ней… Вспоминая, сколько раз она забирала на себя всю мою боль, все тревоги. И я забывался хотя бы на время. Только с ней. Только в ней.

- Я не помешала? Серьезно, Стас, если мы не начнем гримироваться – сорвем весь график!

Завороженно уставившаяся на меня Вера медленно опустила ресницы. Обрывая протянувшиеся между нами нити. Я тихо выругался.

- Уже иду.

- Но…

- Я же сказал, что сейчас буду! – рявкнул, не сумев сдержаться. Вера пробормотала что-то невнятное и посеменила к двери. Я же сделал еще пару вдохов, чтобы овладеть собой: - Извини, Лен… Я… иду. Уже иду. Да.

Это было очень дерьмовое время. Едва ли не самое худшее в моей жизни. Время какого-то глобального переосмысления. Все стало плохо враз и по всем фронтам. Вера старательно меня избегала, деньги на лечение Дашки не находились, и, как вишенка на торт – впервые, пожалуй, меня покинуло вдохновение. И вот от этого становилось по-настоящему страшно. Ведь за шутками и иронией я столько всего прятал… Теперь же я чувствовал себя так, будто с меня сорвали все маски и голым выставили на потеху толпе. Я записал несколько неудачных программ и провел самый отвратительный корпоратив на своей памяти… А знаете, что было самым удивительным? То, что хоть немного лучше мне становилось лишь в приведенной нашими стараниями в божеский вид однушке Вероники Заяц. Я туда едва ли не каждый вечер возвращался. Делая вид, что не замечаю, как недоуменно они переглядываются с Волком, который ей вроде как друг, но… и не друг вовсе. Впрочем, к моим визитам они привыкли довольно быстро. Будто поняли про меня что-то. То, что я и сам не понимал. Странной мы были компанией. Два едва сводящих концы с концами студента, больной ребенок, которому с каждым днем становилось лишь хуже, и я… долбанный миллионер и звезда.