Нулевое досье - Уильям Гибсон

Появился Милгрим, мокрый от дождя. За ним шел бдительный метрдотель.

– Здравствуйте, Милгрим, – сказала Холлис. – Садитесь.

Убедившись, что Милгрим здесь на законных основаниях, хотя по-прежнему недовольный таким посетителем, метрдотель ушел. Милгрим снял с плеча сумку, поставил ее рядом со свободным стулом и сел.

– Это мой коллега, Милгрим, – сказала Холлис. – Милгрим, Мередит и Джордж. У Джорджа, как и у вас, только одно имя.

– Здравствуйте. Я вас видел в салоне одежды.

– Здравствуйте, – сказал Джордж.

Мередит глянула на Холлис.

– Мы с Милгримом, – объяснила та, – интересуемся «Габриэль Хаундс».

– Неопознанные летающие объекты, – обратился Милгрим к Джорджу. – Вы в них верите?

Джордж сузил глаза под сросшимися бровями.

– Я верю, что некоторые люди видят или думают, что видят, летающие объекты. В том числе неопознанные.

– А вы их видели? – Милгрим нагнулся вбок, чтобы задвинуть большую сумку глубже под стул. Он глянул на Джорджа снизу вверх, почти прижимаясь лицом к скатерти. – Сами?

– Нет, – осторожно-нейтрально ответил Джордж. – А вы?

Милгрим выпрямился. Кивнул.

– Давайте сделаем заказ, – быстро вмешалась Холлис, радуясь своевременно подошедшей официантке.

Официантка уже приняла заказ и отошла от столика, унося меню в жестком переплете, когда в противоположном конце зала начался скандал.

Истерические выкрики. Широкоплечий молодой человек в черном, с твердым выражением бледного лица, внезапно вскочил, опрокинув стул, и выбежал на улицу. Навстречу электронным вспышкам, прикрывая рукой глаза – чтобы не ослепнуть или чтобы не попасть на фотографию.

– Быстро он, – сказал Джордж, намазывая маслом кусок нарезанного багета.

У него были элегантно волосатые руки, как у дорогой плюшевой игрушки. Он крупными зубами откусил половину бутерброда.

– Уж сколько выдержал, – ответила Мередит.

Милгрим видел, что ее ум выпирает из-под красоты, будто суровый стальной механизм из-под легкого шелка.

Вытянув шею, он по характерному серебристому пушку узнал одну из Доттир за столиком, из-за которого сбежал молодой человек. После жидкометаллического пингвина это уже не казалось совсем странным. Вполне вписывалось в ощущение наркотического транса. Доттир собрала вещи, потом глянула на огромные золотые наручные часы.

– Я их видел, – сказал Милгрим. – На реке. На большом экране. – Он снова повернулся к Джорджу. – И вас тоже.

– Это к выпуску альбома, – сказал Джордж. – У них новый альбом. У нас нет, но тот же лейбл.

– Кто этот, который сейчас ушел?

– Брэм, – ответила Холлис. – Солист из «Стокеров».

– Не слышал про него, – ответил Милгрим и взял кусок хлеба, чтобы чем-нибудь занять руки.

– Вам ведь не тринадцать лет, верно? – сказала Мередит.

– Верно, – согласился Милгрим и целиком засунул хлеб в рот. Орально, как называла это его психотерапевт. Она сказала, очень хорошо, что он некурящий.

Хлеб был твердый, упругий. Милгрим мгновение держал его во рту, прежде чем начал жевать. Мередит смотрела на него во все глаза. Он снова поглядел на столик Брандсдоттир, где кто-то придерживал встающей Доттир стул.

И этот кто-то был Рауш. Милгрим как увидел, чуть не выплюнул хлеб.

В отчаянии он поймал взгляд Холлис. Та подмигнула – без усилия, не кривя половину лица (Милгрим бы в жизни так не сумел), и отпила вина.

– Джордж играет в музыкальной группе, – сказала Холлис, и Милгрим понял, что она его успокаивает. – «Тумбы». Редж Инчмейл, который вместе со мной был в «Ночном дозоре», продюсирует их новый альбом.

Милгрим, прожевав и проглотив ставший неожиданно сухим хлеб, кивнул. Отпил воды. Кашлянул в крахмальную салфетку. Что делает здесь Рауш? Он снова глянул в ту сторону, но Рауша не увидел. Доттир, идя к дверям, спровоцировала новую волну вспышек, стробоскопическое сияние цвета ее волос. Милгрим опять глянул на Холлис. Она еле заметно кивнула.

Джордж и Мередит, догадывался Милгрим, не знают о ее связи с «Синим муравьем», а значит, и о его тоже. Обе Доттир – клиентки «Синего муравья». Они, вернее, их отец, которого Милгрим никогда не видел, – крупный проект Бигенда. Возможно, даже партнер. Некоторые, в том числе Рауш, считали, что интерес Бигенда к двойняшкам – сексуального характера. Однако Милгрим как привилегированный собеседник Бигенда чувствовал, что это не так. Бигенд бодро выгуливал двойняшек по Лондону, словно пару скучных, но астрономически дорогих собачек, собственность человека, на которого ему очень хочется произвести хорошее впечатление.

– «Стокеры» на другом лейбле, – объяснял Джордж, – но той же фирмы. Пиарщики разыгрывают сценарий, по которому у Брэма и Фридрикки роман, но одновременно пустили слух, будто Брэм – любовник Эйдис.

– Очень старая тактика, – заметила Мередит. – И особенно очевидная в случае однояйцевых близнецов.

– Однако новая для их аудитории и для аудитории Брэма, – сказал Джордж, – которая, как ты упомянула, состоит из тринадцатилетних.

Милгрим глянул на Холлис. Та улыбнулась. Давая понять, что сейчас не время задавать вопросы. Она сняла хаундсовскую куртку и повесила на спинку стула. Платье под курткой было угольного цвета, того серого, который почти черный. Обтягивающий трикотаж. Милгрим первый раз за вечер глянул на платье Мередит. Оно было черное, из плотной лоснящейся материи, детали сострочены, как на старых рабочих рубашках. В женской одежде он не разбирался, но сейчас вроде бы увидел нечто знакомое.

– У вас красивое платье, – сказал он Мередит.

– Спасибо.

– Это «Габриэль Хаундс»?

Брови Мередит на мгновение взлетели вверх. Она перевела взгляд с Милгрима на Холлис, потом снова на Милгрима.

– Да.

– Чудесное, – сказала Холлис. – Этого сезона?

– У них нет сезонов.

– Но недавнее? – Холлис очень серьезно смотрела на Мередит поверх поднятого бокала.

– Заброска прошлого месяца.

– Мельбурн?

– Токио.

– Тоже художественная ярмарка?

Холлис допила бокал, Джордж подлил ей еще. Вопросительно повел горлышком бутылки в сторону Милгрима, потом увидел его перевернутый бокал.

– Бар. Микробистро с тибетским уклоном. Я так и не поняла толком где. Подвал офисного здания. Хозяин спит на самодельной антресоли, хотя это секрет. «Хаундсы» редко делают что-то специально женское. Трикотажная юбка, которую никто не смог повторить, хотя многие пытались. Твоя куртка – унисекс, хотя, когда она надета, этого не поймешь. Все дело в эластичной ленте на плечах, – Мередит говорила с легким раздражением, хотя полностью владела собой.