Бархатная песня - Джуд Деверо

Телега остановилась, Аликс подтащили к развалинам старого замка, от которого осталась только одна башня, и повели, толкая в спину, по лестнице. Много позже ей дали небольшой кувшин с водой, и она постаралась, как могла, смыть вонючую грязь с лица и платья.

Они держали ее в башенной комнате несколько дней под охраной, располагавшейся на лестничной площадке и на крыше. По ночам городские жители окружали башню и громко твердили заклинания против порчи и ворожбы. Аликс же ничего не оставалось делать, как сидеть посредине холодной маленькой комнаты и стараться слышать только музыку, звучавшую в ее воображении. Она знала, что судьи откладывают день казни, предоставляя Рейну время для попытки ее спасти, и она ото всего сердца молилась о его безопасности и просила Бога вразумить Рейна, дать ему понять, что его заманивают в ловушку. Ах, как, правы были судьи и Пагнел, решив, что у Рейна не будет времени призвать своих рыцарей на помощь! Более того, Пагнел отправил собственных людей на север, к усадьбе Рейна, чтобы они помешали ему добраться туда первым.

Аликс сидела, и вспоминала, какие плохие воины лесные бродяги, как они неохотно учились боевой науке и как ненавидели ее. «Пожалуйста, Господи, — молилась она, — не допусти, чтобы Рейн приехал один. А если он все-таки решит приехать, то пусть у него будет хоть лесная стража, и пусть она его защитит».

Еще до рассвета, на девятый день, пришла толстая старуха, от которой скверно пахло, и принесла для Аликс белое льняное платье. Она спокойно, не сопротивляясь, надела его, не подпоясавшись. Во время судебного процесса она молила сохранить ей жизнь до рождения ребенка, но судьи ответили ей пустым, совершенно безразличным взглядом, а один попросил Пагнела утихомирить ее, и его пощечина заставила ее умолкнуть. Да она все равно не могла бы сказать ничего, что поколебало бы их решимость. Они считали, что должны сжечь Аликс именно теперь, когда Рейн еще неравнодушен к ней, и что ребенок заслуживает той же участи. Пагнел со смехом живописал, как он закует Рейна в цепи и заставит его смотреть на горящую заживо любимую женщину.

Подняв подбородок, собрав все свои силы, чтобы унять дрожь в коленях, Аликс сошла вниз по лестнице. За ней ковыляла старуха, перекинув через руку платье Аликс — ей отдали его в награду за то, что она рисковала, находясь в одной комнате с ведьмой.

Внизу лестницы ожидал священник. Аликс быстро исповедалась, отвергнув обвинение в ведовстве и в том, что ребенок у нее от дьявола. С недоверчивым видом священник благословил ее на последний путь в жизни.

«Странное, наверное, мы представляем зрелище», — подумала Аликс. Такое маленькое беззащитное создание, как она, сопровождают такие большие стражники: один впереди, другой сзади и по двое с каждой стороны. Только звон их доспехов мог заглушить громкий стук ее сердца, когда она устремила взгляд на помост впереди. Высоко в небо поднимался шест, вокруг него лежали груды хвороста и сена.

Толпа радостно возбудилась, когда Аликс приблизилась. Они ликовали, словно увидев долгожданное угощение. Да и то сказать, за последнее время ведьм стали сжигать гораздо реже.

Аликс поднялась по лестнице, помост окружили стражники. Они повернулись к Аликс спиной и вперили взор вдаль. Невольно Аликс тоже окинула взглядом окрестности. В душе мешались страх и надежда. Она опасалась за жизнь Рейна, если он попытается спасти ее, и все же надеялась, что ей не придется умереть.

Стражник подтащил Аликс к шесту и крепко связал ей руки за спиной.

Она подняла глаза к небу в совершенной уверенности, что в последний раз видит свет дня. Раннее утро только утвердилось в своих правах. Поверх груды хвороста она взглянула на толпу. Плохо, очень плохо, что сейчас она видит только эти лица и уйдет на небо — или в ад, — унося в сознании именно их.

Закрыв глаза, она попыталась представить лицо Рейна.

— Давайте поторапливайтесь, — раздался голос, который заставил ее снова взглянуть на толпу. Для нее голоса всегда были воплощением жизни. Она скорее запоминала их, чем внешность или имя. Разглядывая толпу, она не увидела ни одного знакомого лица. Все они были очень грязные, многие в шрамах.

— Давайте я подожгу костер, — опять раздался голос, и на этот раз Аликс увидела глаза Розамунды. Озноб пробежал у нее по спине, волосы едва не встали дыбом, и крошечное пламя надежды зажглось в душе.

Стражники, столпившиеся вокруг нее, не спешили поджигать хворост, а все посматривали по сторонам, словно ожидая чьего-то приказания.

Не доверяя собственным глазам, Аликс опять стали разглядывать толпу.

— Так чего вы ждете? — донесся до нее голос, который она знала так же хорошо, как свой собственный. Там, в переднем ряду, с зачерненными зубами, с окровавленной повязкой на глазу стоял Джослин. А около него был человек, которого Аликс знала по лагерю, один из тех, кто тогда обвинил ее в воровстве. Эти люди изменились, они были даже грязнее, чем прежде, но они все, весь лагерь прибыл сюда, и люди смотрели на нее с еле заметной, заговорщической улыбкой — они поняли, что Аликс их узнала.

Слезы потекли у нее по щекам, она не могла совладать с собой, но, хотя все расплывалось перед глазами, она заметила, что у Джоса шевелятся губы. Она нескоро поняла, что он говорит.

— От этого огонька ведьма громко запоет, — сказал он, и Аликс услышала волнение в его голосе.

Аликс украдкой взглянула на стражников, они продолжали хмуро смотреть на горизонт, не удостаивая взглядом толпу у помоста.

— Ну что ж, мы уже давно ждем начала казни, — сказал один из судей, — давайте наконец сожжем ведьму.

Один из стражников нагнул факел и поднес его к хворосту, и Аликс набрала в легкие побольше воздуха. Отчаяние, страх, надежда, радость — все слилось, и первая же прозвучавшая нота была такая сильная и громкая, что на мгновение все оцепенели.

Джослин пошевелился первым. С громким криком он прыгнул на помост, а за ним еще два-три десятка человек. Один раскаявшийся убийца обрушил всю тяжесть своего тела на стражника с факелом, и пламя метнулось в сторону, перекинулось на кучу веток позади Аликс, которые сразу же занялись. На помосте стояли шесть стражников и четверо судей. При первых же признаках возмущения судьи бежали, задрав повыше мантии, которые развевались у них за спиной.

Дым окутал Аликс, мешая видеть, как мужчины и женщины из леса набросились на закованных в стальные латы рыцарей. И каждый удар меча по живой плоти она ощущала с болью. Эти люди, которых она презирала, к которым так плохо относилась, теперь рисковали своей жизнью ради ее спасения. Дым становился все гуще, она закашлялась, слезы заливали глаза. Жара, как от солнца в самый знойный день, жгла ей спину. Стараясь получше рассмотреть, что происходит, она не сводила взгляд с этих людей вокруг, до ужаса ясно сознавая, как они хрупки и слабы перед рыцарями, закованными в тяжелые доспехи. Ее утешало только то, что Рейн оказался достаточно здравомыслящ и не стал рисковать собой в этой схватке. Но крайней мере он где-то там, в безопасности.

Она не сразу осознала, что на одного стражника лесные бродяги не нападают. И только услышав его боевой рык, глухо раздавшийся из-под шлема, она поняла, что этот один — Рейн.