Последний фуршет - Вера Копейко

— Я хотела сла-вя-ни-на, — по слогам произнесла она.

Он засмеялся.

— Я нашла его...

Славик вздрогнул и промолчал. А потом увлек ее на татами. Радоваться... радоваться... радоваться...

Лиза думала, что за время, проведенное в «Доме друзей», уже отстранилась от прошлого, в котором главным был Славик. Но сейчас, в полудреме утра, она искала его. Лиза ерзала на твердом матрасе, придвигаясь то к одному краю кровати, то к другому. Голое тело ощущало только крахмальность простыни. Она была жесткая, никакой шелковистой нежности. И нагрета только ее собственным теплом.

Лиза чувствовала, как горячий липкий пот покрывает живот и бедра. Как будто погружается в ванну, полную пенистой воды.

... — А ты приучила меня любить пенистую ванну, — услышала она низкий голос Славика.

— Ты до меня не любил плавать в пене? — Лиза нырнула в воду по самые уши, а он горстями сдвигал с нее белое воздушное покрывало. — Что ты делаешь? — она снова тащила на себя пушистые сугробики, которые пузырились, дышали, как живые, и как будто подглядывали.

— Я тоже хочу, — шептал Славик.

— Ч-чего же? — спрашивала Лиза, удивляясь, как дрожит тело в горячей воде.

— Подглядывать. Ты голая под пеной, — и он широким взмахом руки оголил ее грудь.

Лиза почувствовала, как от воспоминаний забилось сердце, ее бросило в жар, и она откинула одеяло. Тонкая ночная рубашка вздыбилась на груди. Под белым хлопком торчали напрягшиеся соски, а в голове звучал собственный голос и его.

... — Так ты никогда не плавал в пене? — спрашивала она, замирая под напряженным взглядом.

— Плавал, когда был маленький. Мама брала меня с собой в ванну.

— Она... брала тебя в ванну? Голая? — Лиза смеялась.

— Конечно, не в купальнике, — фыркал Славик.

— А ты тоже голый? — Лиза окинула его быстрым взглядом. Его грудь была в пене, а все, что ниже — под слоем чистой воды. Она втянула носом воздух, ей вдруг стало нечем дышать.

— Я был такой, как сейчас. — Он приподнялся, желая подтвердить свои слова, пенистая вода устремилась за ним, угрожая плеснуть через край.

— Нет, нет, нет! — Лиза протянула руки и толкнула Славика обратно. — Ты был не такой! — Она, не мигая, смотрела на его тело, и кровь приливала к щекам.

— Не тако-ой? — Он пожал плечами, а хлопья упали на зеленоватый кафель пола. — Я был ее маленький любимый сын. — Такую улыбку Лиза видела на лице мужа впервые.

Ей захотелось броситься к нему, обнять, прижать к груди и никогда, никогда не отпускать от себя.

А Славик продолжал:

— Мама была очень красивая. Ты чем-то похожа на нее. Только ты, конечно, изящней.

— Да ну? — Лиза почувствовала, как что-то, похожее на ревность, царапнуло ее. — По-моему, ты сейчас не смотрел на меня, а лежал с прикрытыми глазами.

Славик засмеялся:

— А я поднырну и рассмотрю. Все-все.

Лиза ударила ладошкой по воде, белое невесомое облачко прилипло к щеке Славика.

— Ты вот так, да? — Он протянул руки, схватил ее за плечи, и она вмиг оказалась под ним.

Горячие губы целовали ее шею, грудь. Она закрыла глаза, подставляя себя под этот огненный дождь. Его влажные руки скользили по ее телу, а пальцы, словно любопытные сноровистые мальки экзотических рыбок, обследовали все, что казалось прежде таинственным и недоступным.

Лиза охнула, когда Славик тесно прижал ее к своему боку. Она слушала прощальное бурчание воды, торопливо убегающей из ванны. Наконец открыла глаза и увидела его, настолько готового, что невольно вздрогнула...

«Да хватит же!» — рассердилась на себя Лиза. Когда Славик был рядом, тебе не хотелось ничего, ты поворачивалась к нему спиной в кровати, укрывалась своим, отдельным одеялом, а теперь готова лежать и вспоминать?

Лиза закашлялась. Она кашляла надсадно, как будто ей надо протолкнуть комок, застрявший в горле, а он не меньше теннисного мяча и такой же мохнатый. Наконец справилась с ним и вытерла слезы. Похоже, она еще не отошла от прошлой жизни, этот кашель тому свидетельство. Лиза села в постели и попыталась отдышаться.

Все, пора вставать, пора жить. Она посмотрела на часы на столе и больше не медлила ни секунды.

А в это время в беседке, увитой девичьим виноградом, Надежда Сергеевна смотрела на разлапистые листья, начинавшие багроветь. Они напоминали ей по цвету то, от чего сердце нырнуло вниз, потом снова возвратилось на место. Ничего, ничего. Все идет так, как задумано. Это хороший цвет для последнего приюта, теплый, не ярко-красный, не кумачовый...

Надежда Сергеевна улыбнулась. Вчера к ним зашла Лиза, когда Иван сидел за бумагой и писал. Он повел себя, как школьник, который читал на уроке книжку, а едва учитель вернулся в класс, спрятал ее под себя. Смешной. Интересно, он уже дописал? Она просила закончить. Жалуется, рука почти не слушается. Но ничего, осталось недолго...

Надежда Сергеевна услышала шуршание гравия на дорожке, и через секунду Ксения поднырнула под виноградный свод.

— Привет, — сказала она. — Я так и знала, что ты здесь. Медитируешь?

Какая чуткая, в который раз подумала Надежда Сергеевна. Что-то подозревает, но не знает что.

— Если мое занятие можно назвать столь модным словом, то да, — Надежда повернулась к подруге. — А вообще-то я сижу и любуюсь — какое хорошее утро.

— Тебе что-то прислали из Германии, я слышала? — спросила Ксения, внимательно глядя на нее.

— Ты уже зна-аешь, Ксана, — усмехнулась Надежда. — Тебе уже сказали.

— А как же, я должна знать о вас все.

— Да, прислали. Мой давний коллега вспомнил прошлое, — Надежда сделала ударение на слове «прошлое». Она хотела, чтобы Ксана сосредоточилась на нем. — Пишет, что нашел старые фотографии с конгресса археологов и рука сама потянулась к бумаге.

— Иван о нем знает? — полюбопытствовала Ксения и сощурилась.

— Ксана, — Надежда едва не расхохоталась. Получилось! — Он знает, но это совсем не то, о чем ты думаешь. — Даже сейчас она не могла лгать. Никогда не умела и повторила: — Мы просто коллеги. Он подал знак, что еще помнит меня, прислал знаменитый горький швейцарский шоколад. Хочешь?

— Швейцарский? — Ксения Петровна слегка нахмурилась. Это слово чем-то встревожило ее, но сейчас голова была занята другим, поэтому она отмахнулась от неясной тревоги.

— Он самый лучший, — заторопилась Надежда, вынула из сумочки плитку и раскрыла шуршащую фольгу.

Ксения Петровна взяла кусочек. Положила в рот, но не сосредоточилась на вкусе.

— Ага, а еще он тебе прислал что-то?