Гвардеец - Андрей Алексеевич Панченко

сменить — согласился я. Меня била крупная дрожь и я никак не мог взять себя в руки — чуть в края вечной охоты не отправились. Ты как студент? Держишься?

— Руки не чувствую! — бледный переводчик идёт с примотанной к руке гранатой, глаза его расширены, а взгляд почти безумный.

— Потерпи, сейчас придём и что-нибудь придумаем. А вообще ты молодец! Не сдрейфил! Считай честно свой первый орден заработал! — подбодрил я переводчика.

Вернувшись в захваченное нами ранее здание, я тут же сел на рацию, отдавая распоряжения всем подразделениям десанта прекратить огонь, но пока оставаться на занятых рубежах. Первыми отвести войска от линии соприкосновения должны японцы.

— Шамкий на связи! — это радист отвлекает меня. Я присел на ящик у стенки здания, чтобы закурить, и тут же задремал.

Я встал, протер глаза, расчесал пальцами взлохмаченные волосы и сказал:

— Соединяй!

— Передают вашим шифром! Э… Может я не буду в слух читать? — мой радист, который в атаке действовал решительно и смело чего-то мнётся.

— Дай сюда! — я выхватываю у него из рук расшифрованную радиограмму.

Ну что же, этого и следовало ожидать. Я отстранён от командования крейсером и десантом. Юмашев назначил Шамкий исполняющим обязанности. До возвращения на базу я под арестом. Мне надлежит вернутся на крейсер и сидеть в своей каюте. Я невесело рассмеялся. Юмашев падла… Ты же сам толкнул меня на эту авантюру, обещая, что никаких последствий не будет! Ну что же, Сергей Николаевич достоин назначения капитаном «Диксона», надеюсь никто кроме меня не пострадает…

— Однако! Ладно. Передай Шамкий, что я принял капитуляцию гарнизона Хоккайдо. Пусть передаст командованию. Акт подписали командующий фронтом и губернатор. Мы возвращаемся в порт парни!

Обратно до порта мы дошли почти без приключений. Скорбная вышла процессия. Отряд подбирал и уносил с собой павших бойцов и оставленных в опорных пунктах тяжелораненых. Японцы нас не беспокоили, хотя отдельные группы солдат мелькали в переплетении улиц. Но всё равно, мы были на чеку! Впереди шёл дозор, было выставлено охранение.

Порт напоминал развращённый улей. Все пирсы были заполнены моряками и морскими пехотинцами. Полузатопленный тральщик, по-моему, тот самый, который получил свои первые повреждения от зенитки с крейсера, стоял выбросившись почти на берег, ему досталось на орехи в борт довольно большая пробоина. Лёгкий японский крейсер снялся с якоря и стоял совсем в другом месте, контролируя русло реки, из которой выходили оставшиеся тральщики. На рейде покачиваясь на волне маневрировали два эсминца, которые вернулись из Румои. Японских пленных прибавилось. Ждать и выяснять, что же тут происходит я не стал, посечённый пулями вельбот принял меня и мою команду, после чего я отправился на крейсер. «Диксон» выглядел абсолютно не поврежденным, мне даже не верилось, что после столь интенсивного боя он не получил никаких попаданий!

— Ты всё знал! — таким рассерженным я своего старпома не припомню. Он просто в ярости — О приказе ты знал, потому и приказал включить помехи и радиомолчание!

— Приказа я не получал, но догадывался что он будет — спокойно ответил я старпому.

— Зачем Витя?! Нахрена?! — Шамкий искренне не понимает меня. Он пристально смотрит мне в глаза стараясь увидеть там ответ на свои вопросы.

— Так было надо! — отрезал я и протянул старому один из экземпляров акта капитуляции — принимай командование Николаич! Ты получил свой крейсер и я за тебя очень рад. Честно! Ну а я пойду к себе, мне надо отдохнуть и собраться с мыслями. Завтра утром организуйте пожалуйста прем пленных согласно этой бумаги. Судя по всему, ты теперь временный комендант Саппоро и всего Хоккайдо, тебе и карты в руки.

Эпилог

Ни Юмашев, ни Василевский, которые прибыли на самолёте на Хоккайдо через два дня после битвы, со мной встретится не пожелали. Я сидел в своей капитанской каюте на «Диксоне» и не знал, что происходит. Арест мать его! Даже часового перед дверью каюты поставили. Еду мне носил мой вестовой, но он тоже молчал, только виновато опускал глаза. С адмиралом и маршалом прибыла следственная группа особого отдела Тихоокеанского флота, вот с ними я и общался целую неделю. Вели они себя вежливо, но строго официально, и мучали меня вопросами по несколько часов в день, повторяясь многократно. Ну а потом «Диксон» в сопровождении своей эскадры отправился домой, меня же на самолёте отправили в Москву.

Судя по всему, никто не знал, что же со мной делать. И вроде арестовали, но я был в форме и даже при личном оружии. В Москве меня поселили на какой-то ведомственной, охраняемой даче, снаружи больше похожей на тюрьму для отдельно взятого человека. Вышки с охраной, высокий забор, колючая проволока. Но внутри было более-менее прилично, одноэтажный домик и шикарный сад, где мне позволили гулять. Это даже вселяло в меня надежду, на благополучный исход дела, но я ошибался…

Трибунал. Да, мне объявили, что моё дело будет рассматривать трибунал Московского гарнизона.

В день выезда мне принесли новую форму. Хмурые чекисты занесли в мою комнату матерчатый чехол, и пожилая горничная из обслуживающего персонала дачи, попросив меня пока погулять, аккуратно повесила его на плечики, после чего принялась перевешивать на него мои награды. Странно это всё. Обычно в трибунал в чём есть возят, без ремня и даже фуражки, а тут я перед тем как выйти даже кортик заметил. Наверное, хотят показательно снять с моей груди всё железо, прежде чем на зону законопатить. Я тяжело вздохнул и отправился в сад, насладится последней прогулкой.

— Это чего такое? Это же не моя форма! — с открытым ртом я смотрел на новую форму, когда меня позвали переодеваться. Штаны с красными лампасами, черный китель и золотые погоны с одной звездой. На рукаве нашивка, и тоже адмиральская! Брюки на выпуск, перчатки. Кортик подвешен на пасиках к парадному поясу-шарфу.

— Другой нет, только эту передали — растерялась горничная — я сейчас выясню!

Горничная стремительно исчезла, а я взял в руки фуражку. Фуражка из шерстяного сукна черного цвета. Состоит из донышка овальной формы, тульи из четырех четвертинок, околыша, черного кожаного козырька. На козырьке шитье в виде канта и встречных дубовых веток. На околыше вышитая эмблема в обрамлении орнамента из дубовых листьев. По краю донышка и верхнему краю околыша — канты белого цвета. Над козырьком на околыше крепится шнур филигран золотистого цвета на двух малых пуговицах. Фуражка летняя с верхом черного цвета. Ну мать твою, красота то какая! Я о такой и мечтать не мог. Моя старая штурманская фуражка с крабом, которую я когда-то выиграл в споре со старшим штурманом «Алеута», по сравнению с этой просто пляжная панама!

— Ваша это форма, что вы мне голову морочите! — вернувшаяся горничная была не довольна — переодевайтесь, машина за вами уже пришла!

Я молча переоделся и посмотрел в зеркало, которое висело на стене. Красатун! Жаль, что это какая-то ошибка и поносить эту форму мне долго не придётся. А здорово бы было, в двадцать девять лет адмиралом стать! Вот это карьера, не то что у меня. Выжить в боях, в которых погибли многие мои товарищи, получить под команду самый большой крейсер на флоте и звание капитана первого ранга, а потом так же быстро скатится в небытие. Я вздохнул как перед прыжком в воду и решительно вышел из комнаты. Права народная мудрость — перед смертью не надышишься.

Черный мерседес, явно трофейный, отвёз меня и конвой в Кремль. Всё же решили показательно выпороть, подумал я. Меня отвели в небольшой зал, уже заполненный толпой людей. Процесс будет открытым?! Треноги с фотокамерами стояли тут и там, на процесс явно допустили журналистов!

— Добрый день товарищ Жохов! — жизнерадостный толстый мужичок встретил меня возле отгороженного невысоким заборчиком места для подсудимого — я ваш адвокат, Харитонов Илья Авраамович! Очень, очень рад знакомству с живой легендой!

— Пока ещё живой — буркнул я, устраиваясь на жесткой скамье.

— Ну что вы так! Наш суд, ой простите, трибунал, самый справедливый в мире! — с укором посмотрел на меня толстяк — я практически уверен, что приговор будет не столь суров!

— Вы меня успокоили — хмыкнул я — а поясните мне Илья, что это за фокусы с формой? Почему на меня одели адмиральский китель?

— Ну как же! Вам звание вице-адмирала присвоили ещё двадцатого августа! Неужели вы не знали?! — адвокат удивленно уставился на меня.

— Задним числом значит присвоили… — рассмеялся я. Мне всё понятно, раз я принял капитуляцию Хоккайдо, то должен быть в звании не меньше вице-адмирала, иначе перед союзниками не солидно. Ну и хрен на них! Хоть