Всё для вас, босс - Галина Милоградская

— Интересные у тебя понятия о моих желаниях, — насмешливо протянул Аджитт. Бросив взгляд на спящую Леру, неопределённо хмыкнул. — Её контракт закончится через неделю. И тогда она решит, хочет ли его продлевать. Я не буду уговаривать, но и выгонять раньше времени не стану. Этот вопрос закрыт. Тебе ясно?

— Ясно, — вздохнула Лийа, лихорадочно размышляя, как перевести разговор в более спокойное русло. Идея звонить и требовать была плохой. Очень плохой. Но Лийа не смогла остановить себя, будто что-то внутри подталкивало, нашептывало, заставляло. — Ты же приедешь в субботу?

— Я обещал, — с лёгким раздражением откликнулся Аджитт, — значит, приеду.

— Я буду тебя ждать. И… Прости, я не должна была на тебя давить.

— Этого больше не повторится. — Аджитт не спрашивал, он утверждал. Лийа скрипнула зубами, подумав, что стерпит всё, что требуется, если это приведёт к достижению цели. Даже самодовольство жениха.

Лийа давно отключилась, а Аджитт продолжал бездумно сжимать в руке телефон, представляя, как тот разлетается под его пальцами. Что она о себе возомнила? Откуда вообще взялась эта блажь — уверенность в том, что она может требовать чего-то от него? Взгляд снова вернулся к Лере, и в груди стремительно разлилось тепло. Отложив телефон, Аджитт поднялся и медленно, словно во сне, подошёл к спящей. Присел на край дивана и осторожно, едва касаясь, поправил белоснежную прядь, упавшую на лицо. Сейчас девушка казалась хрупкой и очень уязвимой. Бледная кожа словно светилась изнутри, длинные ресницы бросали острые тени на щёки. Как он вообще сможет отпустить её от себя? А вдруг она не захочет остаться? Закрыть её, не отпускать, не отдавать — мысли вихрем проносились в голове, пробуждая острое, отчаянное чувство — она принадлежит ему, и только ему!

Пожар разливался по венам, густо пульсируя в висках. Желание взять то, что тебе принадлежит, доказать прежде всего себе, что она — его, что сейчас у неё нет права слова, нет права отказать, нет права уйти. Сердце стучало в груди, разгоняя желание, наливавшееся в паху. Аджитт выдохнул коротко, не сводя с Леры глаз — она продолжала крепко спать, и проспит ещё долго — снадобье, что он ей дал, избавляет от боли, кошмаров и страха.

Беззащитная. Именно это слово вызывало сейчас почти боль, концентрируясь внизу живота. Беззащитная и вся принадлежит ему — это открытие сбросило последние барьеры. Пальцы слегка подрагивали от нетерпения, когда он расстёгивал пуговицы рубашки. Поднявшись, он отбросил её в сторону, дёрнул ремень, раздражённо шипя, когда тот открылся не сразу. Раздевшись догола, Аджитт отбросил покрывало, жадно разглядывая Леру. Она лежала на боку, подтянув ноги к груди, а руки положила под подушку.

Аджитт снова сел рядом, дрожа от нетерпения, забыв обо всём, кроме желания взять её прямо сейчас. Никогда ещё он не хотел так сильно, так яростно, так нетерпеливо, — когда сознание ускользает прочь, оставляя обнажённые нервы и чувства. Ладонь легла на её щиколотку, медленно заскользила вверх по гладкому тонкому чулку. Сердце оглушительно колотилось, словно кто-то в любой момент может войти и застать его за непристойным занятием. Но Аджитт знал совершенно точно — никто не посмеет войти без его приказа. Тогда откуда этот страх, будоражащий и возбуждающий сильнее любого афродизиака?

Обведя резинку чулка, он выдохнул сквозь плотно сомкнутые зубы, и осторожно повернул Леру на спину, принимаясь раздевать. Юбка, блузка, бельё — она не проснулась, не пошевелилась, только тихо вздохнула, когда он снова повернул её на живот, подложив под него одну из подушек. Едва сдерживаясь, дрожа от нетерпения, Аджитт навис над ней, поглаживая влажными пальцами раскрывшиеся перед ним губы, осторожно проникая внутрь, возбуждая тело, зная, что душа сейчас находится слишком далеко. Он входил в неё медленно, так медленно, что каждый миллиметр отдавался яркой вспышкой удовольствия. Лера застонала во сне, когда он начал двигаться, вжимая её в диван и сдавленно рыча.

Его, вся она — его. Именно сейчас, а не тогда, когда она, связанная, податливая, отвечала ему, Аджитт чувствовал себя хозяином. Вбиваясь в её тело влажными, громкими шлепками, зная, что даже проснувшись, она не сможет ничего сказать против — это было настоящей властью, которая опьяняла. Он её не отпустит. Никогда не отпустит, что бы ни говорила! Влажный член выскользнул из неё, коснулся ягодиц. Аджитт обхватил его ладонью, направляя выше, раздвигая сжатые мышцы ануса, и, не сдержавшись, запрокинул голову и громко застонал, оказавшись внутри. Вот так. Как он хочет, когда он хочет — всегда. Всю жизнь. Движения стали резче, Лера, по-прежнему не открывая глаз, задышала часто, прерывисто. Аджитт стиснул её ягодицы, оставляя на коже белые пятна, задрожал всем телом, кончая, и в последний момент, на самой грани сознания, услышал, как Лера блаженно прошептала: «Ракеш…».

Лера просыпалась медленно, выплывая из приятного забвения, окутавшего, подобно кокону. В голове было ясно, чётко — впервые за последние несколько дней. Хорошо бы проваляться весь день в постели, но лучше — приготовить чашечку кофе со сливками и выйти на балкон, глядя на город… Понимание, где она находится, пришло резко, заставляя распахнуть глаза. В кабинете было темно, только на столе Аджитта горела настольная лампа. Поёжившись, Лера пошевелилась и тут же застыла, прислушиваясь к ощущениям. Не веря, она медленно провела под покрывалом по телу, убеждаясь в том, что обнажена. В происходящее не верилось, даже представить, что Аджитт решил взять её во сне, не получалось! Лера резко села, прижимая покрывало к груди, зная, что он здесь. Она чувствовала его — тяжёлую силу, притаившуюся в тени.

— Зачем вы сделали это? — голос звучал хрипло.

— Потому что я могу, — последовал ответ.

Всё это время Аджитт сидел и смотрел, смотрел, смотрел, пытаясь понять себя, разобраться в своих чувствах. Эти часы растянулись в вечность, заполненную вопросами без ответа. Сердце, орган, на который он раньше просто не обращал внимания, теперь отдавалось острой болью, стоило вспомнить имя, которое произнесла Лера. Аджитт злился, бездумно сжимая и разжимая кулак, лежащий на столе, держа во второй руке давно опустевший стакан.

Ему должно было быть всё равно. Совершенно всё равно о том, что думает его Игрушка, кого представляет, когда она с ним. Это не имело значения: он никогда не претендовал на чужие мысли, напротив, раньше посмеялся бы, обсудив случившееся с братом. Но не теперь. Аджитт ненавидел то, что не мог контролировать, чувствуя себя совершенно смятённым эмоциями, что внезапно обрушились на него. Беззащитным перед ней. Это было невозможно.

— Невозможно, — шептал он в пустоту снова и снова, со страхом ожидая, что скажет Лера, когда проснётся. Но страх столь же стремительно сменялся злостью, стоило вспомнить, как она выдохнула нежно, блаженно: «Ракеш…». А сам брат? Знает ли он о её чувствах, испытывает ли нечто схожее с тем, что сейчас теснится в груди? Память угодливо подкидывала фрагменты недавнего прошлого: их улыбки, разговоры, встречи, в которых сам Аджитт никогда не видел ничего страшного. Да и можно ли было переживать о чувствах Игрушки, которая должна просто исполнять то, что ей прикажут? Теперь Аджитт чувствовал, что загнал сам себя в ловушку, признаваясь лишь самому себе в том, что всегда вызывало смех, случаясь с другими. Испытывать что-то к смертной само по себе было нелепо! Но что-то распускалось в груди, мешая дышать, что-то неизведанное, огромное и… Прекрасное?