Дамаск - Ричард Бирд

– Достаточно, – сказал Генри и, начав с проигрыша, не глядя на клавиши и не сводя глаз с дома напротив, приступил к зловещим аккордам «Прелюдии до-диез» Рахманинова. Он играл, не останавливаясь, прилежно и громко. Еще в Токио родители оплачивали его уроки у одного эмигранта, ветерана Фестивал-Холла. То был очередной подарок, который тоже ничего не изменил.

Генри отрешенно сыграл весь свой репертуар. Миссис Джепсон, бывшая монахиня, потерявшая ребенка, не прерывала его. Она стояла и слушала, думая, что, быть может, все еще впереди. Генри тем временем, воодушевленный музыкой, уже не сомневался, что узнает мисс Бернс с первого взгляда, повинуясь инстинкту, неотъемлемой части чуда, которое происходит с влюбленными. Он смотрел на улицу, но видел лишь толпу, отделяющую его от заветного дома. Он закончил играть. И миссис Джепсон, бывшая монахиня, потерявшая ребенка, иногда верившая, что все еще впереди, уже успела в этом разувериться. Она спросила Генри, все ли в порядке.

Он смотрел в окно. Дверь дома приоткрылась, или нет? Трудно сказать, потому что во все стороны по улице ходят люди, сколько же их: вот, например, Джессика Эшворт, молодая секретарша из юридической конторы «Жоралди и Филлипс», или вот Джеральд Норкросс, бывший капитан команды «Дербишир Йоманри», или, например, стоящий столбом Сидней Ки-тинг, главный внештатный викарий церкви Св. Освальда. И если он не сделает шаг в сторону, Генри придется выйти и самому подвинуть его, отпихнуть, столкнуть под колеса автомобилей, да уйдите же вы, наконец, пожалуйста, преподобный.

Генри схватил свой пакет и выбежал из магазина, столкнувшись в дверях с Норманом Хопкинсом, секретным агентом «Бритиш Телеком», участником операции «Чистые руки», будь он неладен, застрелите его, забейте его камнями, зарежьте его, да все равно уже. Когда он разошелся с секретным агентом, дверь в доме через дорогу уже закрылась. А может, ему все-таки показалось? Генри закусил губу и немного прошел в сторону паба, не сводя глаз с двери, пытаясь не отвлекаться на семь десятков преподавателей высших учебных заведений и еще на 3000 любителей наблюдать за птицами в естественной среде, спешащих на своих автомобилях в графство Кент – понаблюдать за певчей златокрылкой. Его последний шанс, а все эти люди мешают ему. Конечно, у него есть яд, но яда на всех не хватит. Автомат был бы к месту.

Он начнет с безымянных посетителей паба, они будут кричать, изувеченные пулями, истекая кровью, задыхаться от ее запаха и поскальзываться на отстреленных гильзах и магазинах, случайно оказавшиеся на месте бойни медсестры примутся перевязывать раненых с помощью барных полотенец и разорванных скатертей.

И тогда, естественно, на шум бойни из дома напротив выйдет мисс Бернс. То будет самый решающий момент, когда Генри должен оказаться в каком-то таком месте, где она не могла бы его не заметить, лучше всего – между пабом и нею. Он даст ей идеальную возможность влюбиться в него с первого взгляда.

Нет. Нет. Нет. Такое бывает только в Северной Ирландии – только там можно поливать мирных граждан свинцовым дождем и выходить сухим из воды. В Лондоне одна из жертв наверняка окажется какой-нибудь шишкой, аристократом голубых кровей, родственником лорда Уолтона по линии маркизы Огилви, супруги графа Гоченского или герцога Глостерского, и так далее до самой принцессы Александры и принца Уэльского. Иностранцу сухим из воды не выйти. Королевская прокуратура будет настаивать на тюремном сроке, эквивалентном всем годам, которые Генри мог бы провести с мисс Бернс, воспитывая детей и проводя отпуск на море.

У всех своя жизнь («не забывай доктора Осаву»), а у некоторых эта жизнь напрямую связана с принцем Чарлзом.

Передумав брать грех на душу, Генри развернулся и пошел в сторону дома, как вдруг там открылась дверь. Из нее вышла молодая блондинка в туфлях на высоком каблуке. Туфли с зеленым оттенком. В руках небольшая дамская сумочка, серое платье с длинными рукавами, словно она собиралась на вечеринку. Она посмотрела направо, потом налево, поправила прическу, затем встала на край тротуара, выглядывая что-то в витринах напротив. Скрестила на груди руки и вышла на дорогу.

Что же это за странное общежитие? И почему они держали мисс Бернс взаперти?

Лови удачу за хвост, Генри, жги мосты.

Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Великобритании, в поезде между Пикерингом и Годалмингом, или Гиллинхэмом и Мэйдстоуном, между Эскдэйлмьюиром и Рэйтом, или Хёрстпирпойнтом и Треорчи двадцатичетырехлетний Уильям Уэлсби едет спиной к паровозу – локомотиву «Класса 91». Чуть дальше мальчик в футболке ест сдобное или песочное печенье, или плитку шоколада. Иногда он подходит к окну и прижимает к стеклу чумазое лицо; интересно, думает Уильям, гордится ли этот мальчишка, как и он, Уильям, своей страной – той, что видна из окна, как гордился бы личными владениями. Он видит девочку, бегущую по песочной дюне, склад, несколько полей для различных игр и поле для крикета, и ржавый стенд со счетом 199 против 7. Они проносятся мимо полей, озер, зданий, парков, у каждого из которых есть названия: Принс-Парк, или Сефтон-Парк, или Пенн-Инн, или Народный Парк. Или Биттон-Парк, или Лизс-Парк. Прекрати, говорит себе Уильям, ты же дал себе слово больше не начинать. Конечно, во всем виновата его невеста.

Та сидит в кресле напротив, с мягкой и благожелательной улыбкой на лице, ей невдомек, что Уильяму до их помолвки не приходилось испытывать подобных припадков номенклатурного мышления. Уважаемая мисс К. Л. М. Ллевеллин-Палмер, или мисс С. М. Хёрли, или мисс С. Р. Б. Мэйтланд-Хьюм, дочь покойного полковника О. Гиббона из Уайвлзфилда, графство Сассекс, или миссис Вальда Хоуп из Кариньи в Коббитти, Новый Южный Уэльс, Австралия. Она говорит:

– Милый, все уже в прошлом, не думай об этом.

Именно из-за помолвки Уильям был вынужден прервать несвоевременный роман с Луизой, Марианной или даже Джессикой, которую очень любил. Уильям смотрит поверх головы своей невесты, провожая взглядом оставшиеся позади станции, и размышляет о том, что сейчас его может спасти только божественное вмешательство. До свадьбы еще далеко, и невеста вполне успеет умереть, ну скажем, от пищевого отравления, такое ведь случается, или пасть случайной жертвой отчаянного теракта от руки ирландца, алжирца или ливийца. Интересно, сможет ли он доходчиво объяснить полицейским, почему это вдруг его невеста падает с большой высоты и ломает себе шею, не дожив до свадьбы. Как же смертельно ей должно не везти, если она подхватила менингит, или рассеянный склероз, или оспу, попала в аварию, или случайно проглотила смертельную дозу смеси из кокаина, героина и гашиша где-нибудь в туалете ночного клуба?

Уильям понимает, что такие мысли не способствуют тому, чтобы настроиться на брак. Она наклоняется к нему и берет его за руку.

– Это все связано с родителями, да?

– Нет.

– Ты, наверное, был потрясен.

Лучший способ не вспоминать родителей и даже брата – размышления о том, как это сделать. Что-нибудь да придумаешь.

– И как бы ты смог пережить это без меня? – спрашивает она, явно не ожидая ответа.