Книга историй - Аракел Даврижеци

там и обучали армян религии Магомета: собирали их ежедневно в мечеть для молитвы и младенцев христианских заставляли читать по-персидски. И моллы, придя, разбрелись по селениям гаваров — где по двое, а где по трое, и вынуждали христиан посещать мечеть и признать веру лжетворца Магомета. Христиане, тяготившиеся этим, не покорялись, а, сопротивляясь, вступали, в словесные споры, и споры и речи разгорались каждый день, вплоть до того, что были убиты трое или четверо молл.

Увидев это, все другие моллы, испугавшись смерти, убежали и вернулись к себе. А бедные христиане жили два года, гонимые и мучимые, под властью персов.

[Был там] какой-то христианин, по имени Григор, живший прежде в селении Арпа в Вайоцдзоре, который называют также Ехегадзором, ныне же, будучи в гаваре Пари, жил в селении, называемом Нижний Хойикан. Был он сложением богатырь, сердцем мужествен, в суждениях и умом благоразумен, в вере и любви к Христу горяч и тверд. И вот этот Григор собрался и прошел по селениям гавара и, уговорив, подстрекнул весь народ и стал главой и предводителем его. И, взяв с собой семь человек, он поехал /169/ в город Исфахан; приехав туда, он достал заимообразно денег, подкупил шахских вельмож и уговорил всех в удобный час замолвить перед царем доброе слово о них.

Затем сам он написал арза с мольбой и вручил царю, но не раз или два, а пять или шесть [раз]; столько говорил в царском присутствии и диване, пока царь, утомившись, не сказал: «Оставляю вас на усмотрение ваше, идите, поклоняйтесь вере вашей». А Григор [продолжал] просить и умолять, и, пав на колени, со слезами просил шаха и говорил, мол, к повелению своему, что даруешь нам устно, приложись одним перстом на бумаге.

Рассказывали, будто однажды, когда шах, выйдя из дворца своего, направлялся в сад Азараджрип, [Григор] пять раз являлся к шаху и просил все ту же грамоту; шах, которому надоели неутомимые просьбы его, написал грамоту с царской печатью, дал Григору — мол, повелеваю всем христианам, проживающим в гаварах Пари и Бурвари, открыто поклоняться своей христианской вере.

После этого Григор попросил шаха, чтобы государь, разобравшись, сжалился бы над ними, даровал им их книги, расхищенные и привезенные в [Исфахан], и государь даровал им [книги]. А Григор и товарищи его, взяв грамоту и книги свои, радостные, отправились к себе на родину, к своему народу.

По этому поводу царь шах Аббас наложил на христиан взыскание, сказав: «Так как вы не подчинились приказу царя, то /170/ должны уплатить в царский диван тысячу туманов штрафа». И некоего вельможу из именитых князей своих, которого называли Хосров-султаном, назначил попечителем, дабы он, взимая с народа [деньги], вручил их царскому казначею; и Хосров-султан, прибыв с множеством воинов, выполнил приказ царя.

Бедные христиане ради веры христианской вернули и заплатили все — и эту тысячу туманов, и тот долг, что Григор и товарищи его взяли в Исфахане, а также и иные имевшие место расходы, — чрезвычайно обеднели, стали нищими, но радуются и воссылают хвалу господу богу.

А муж этот Григор изо дня в день укреплялся в вере и благих делах и укреплял в вере Христовой и других; и стал он ревнителем христианской религии, из-за чего кровожадные магометане воспылали лютой ненавистью [к нему] и оклеветали, [осудив] Григора на смерть. Сами они убили какого-то магометанина — соплеменника своего, тайно приволокли и бросили его на поле Григора. Пришли судьи и, приведя, представили ложных свидетелей, мол, этот труп — дело рук Григора. И, схватив, увели его к судьям на неправедный суд свой, на котором вынесли решение, мол, ввиду того что это совершено им, либо заставить его отречься [от христианства], либо убить [его]. И, осудив его с помощью клеветы, убили христолюбивого мужа Григора. И многие свидетельствовали, что господь сверху прославил его Знамением — небесным сиянием. Да пожалует ему Христос милосердный обетованное царствие небесное свое и да допустит и нас в общение со своими святыми. Аминь.

/171/ ГЛАВА 15

О том, почему не было налога кодав с овец в стране, называвшейся Арагстан[140]

Царь шах Аббас первый очень полюбил город Фахрабад, поэтому собрал со всех стран людей и переселил туда, чтобы расширить город. И сам, когда не опасался нападения врагов, уезжал [туда] и проводил там зимнее время. Однажды, когда шах Аббас по обычной привычке своей направлялся в Фахрабад, достигнув границ города Казбина, остановился он в селении, называемом Хоромапат, гавара Тарим, и расположил там станом царское войско.

У шаха Аббаса была привычка, преобразившись, представляться кем-нибудь из воинов своих и идти к людям и народу узнать и выведать что-либо; сделал так он и на этот раз. [В одежде] воина-конника он со скороходом своим до прихода всего войска пришел в селение Хоромапат. /172/ [Здесь] он увидел старейшин селения. Стоя на площади вместе с князьями — сборщиками налогов, они пеклись о нуждах царя и других князей; шах заговорил с ними и сказал: «Нас немного: я, да конь, да скороход мой; мы не утрудим вас. Прошу вас, из любви к шаху приютите нас на эту ночь». А мужчины селения не проявили никакого усердия к словам его, ибо всей душой были заняты подготовкой [к приему] царя.

Тогда какая-то женщина из этого же селения, древняя старуха, сказала шаху: «Иди, сынок, пойдем к нам домой, будь нашим гостем». И женщина повела [его] к себе домой. Шах остался там до вечера. Вся семья старухи вымерла, и был у нее лишь сын, по имени Лала, и тот из-за крайней бедности своей нанялся пастухом в то селение. Когда наступил вечер, Лала привел стадо в селение и стал, по обыкновению, собирать по одному хлебу с каждого дома и, собрав пятнадцать хлебов, держа в руках, принес домой. Увидев дома гостя, он все принесенные хлебы положил перед гостем, которым был сам шах. Старуха, открыв тонир, достала [оттуда] горшок крупяной похлебки, которую иные называют врошем и шах пообедал с тем хлебом и, заговорив [с ними], долго расспрашивал их. А вечером, когда стемнело, встал и ушел к себе.

Покинув [селение], шах направился в Фахрабад. А по возвращении из Фахрабада, добравшись до /173/ того селения, [шах] снова переоделся и попросился на ночлег к поселянам, но [те] не впустили его. А старуха, явившись снова к нему, сказала: «Ты, сынок, наш знакомый и гость, ступай и нынче к нам домой». И пошел