Без суеты. Как перестать спешить и начать жить - Карл Оноре

Выше я цитировал предупреждение Милана Кундеры: те, кто слишком спешит, не могут быть уверены ни в чем, даже в своих чувствах. Дайер полностью разделяет эту мысль:

– Оглядываясь, я понимаю, что мы оба вечно были так заняты, что не успели заметить, как наши отношения перекосились, – говорит он. – Тантра замедляет, и тогда начинаешь видеть. И мы, замедлившись, поняли, что вовсе друг друга не любим.

Сейчас Дайер одинок, но доволен, что избежал брака, который закончился бы тяжелым разводом. И он учится на своих ошибках. Теперь, когда он освоил азы тантры, в следующем романе Дайер полностью сосредоточится на чувственной и интимной стороне.

– Я понял, что хороший секс – это отношения, а второпях подлинная близость не возникнет, – говорит он. – Когда я в следующий раз на кого-то западу, я с самого начала буду добиваться неспешности, полной осознанности.

Если Дайер сохранит такой настрой, неспешность в спальне постепенно распространится и на другие сферы его жизни.

Кимберам тантра помогла отнюдь не только в сексе. Кэти смягчилась, ее уже не так напрягают проволочки и опоздания, которые иногда все же случаются в повседневной жизни, а Роджер сократил свой рабочий день. Понятное дело, когда дома человека ждет такая любовь и столько прекрасных оргазмов, не захочется лишний час торчать на работе.

– Работа утратила прежнее значение, – говорит он. Более того, он и свой бизнес перестроил по «медленным» законам. Раньше Роджер гордился быстротой поставок, но теперь ни он сам, ни его подчиненные не одержимы потребностью отгружать вентилятор за вентилятором. Сотрудникам тоже стало легче дышать. И что же, торопливые конкуренты уже обходят расслабившегося Роджера? Напротив: качество продукции повысилось, заказов отнюдь не меньше.

– Если замедлиться, катастрофа вовсе не произойдет, как многие опасаются, – говорит Роджер. – Наоборот, от этого будет немалая польза. Разумеется, если нужно, мы нажмем на газ, но не стоит давить на педаль всю дорогу.

Существует тесная связь между работой и любовной жизнью. От того, что многие люди женятся на своей работе, страдает их интимная жизнь, и в обратном направлении эта связь тоже действует: проведенные в США исследования показали, что семейные проблемы обходятся работнику в среднем в 15 загубленных рабочих дней ежегодно, а в целом американские компании теряют $7 млрд{51}. Медленное движение предлагает простое и привлекательное решение: меньше времени тратить на работу и больше – на «медленный» секс.

Неужто трудящиеся не видят, что, работая сверхурочно, они истощают свои силы и силы своего потомства, что задолго до природного срока они обессилевают и уже неспособны ни на какой труд, что этот единственный порок целиком их поглощает и калечит, так что из людей они превращаются в человеческие обрубки, убивают в себе все прекрасные способности, не оставляют ничего живого и цветущего, одна только одержимость работой.

Поль Лафарг. Право на лень[12]

Было время – не так уж давно, – когда человечество ждало возрождения «века лени». Было обещано, что машины избавят всех от тягостного труда. Отработает каждый коротенькую смену в офисе или на фабрике – последит за датчиками и мониторами, подпишет инвойсы – и весь день гуляй и забавляйся. Досуга будет столько, что человек постепенно забудет слова «суета» и «спешка».

Бенджамин Франклин одним из первых возмечтал о грядущем покое и отдыхе. Восхищаясь техническим прорывом конца XVIII в., он предсказал, что вскоре человек будет работать не более четырех часов в неделю{52}. Девятнадцатый век посмеялся над его пророчеством. На сатанинских фабриках промышленной революции мужчины, женщины и даже дети вкалывали по 15 часов в сутки. Однако под конец того столетия на горизонте вновь замаячил «век досуга». Джордж Бернард Шоу пророчил: к 2000 г. мы будем работать два часа в день{53}.

Мечтой о вольном досуге пронизан весь XX в. Каждый человек, ослепленный великими посулами новых технологий, мечтал о том, как будет приятно проводить жизнь у бассейна, а роботы пусть смешивают ему мартини или приглядывают за налаженным производством. В 1954 г. Ричард Никсон советовал американцам морально подготовиться к четырехдневной рабочей неделе «в ближайшей перспективе»{54}. Десять лет спустя подкомитет сената выслушал прогноз, согласно которому к 2000 г. рабочая неделя американцев должна была сократиться до 14 часов{55}. Даже в 1980-е гг. многие еще гадали, как распорядиться излишками свободного времени, которые появятся у нас благодаря роботам и компьютерам.

Забавно теперь это читать. Судя по всему, слухи о том, что в новом тысячелетии с трудовыми буднями будет покончено, оказались сильно преувеличены. «Век досуга» ныне так же близок, как офисная работа без сотни документов в день. Четырнадцать часов в неделю? Скорее 14 часов в день. Работа поглощает почти все время, которое не поглотит сон. Семья и друзья, секс и сон, выходные и увлечения – все в жизни сместилось на второй план.

В развитых странах с середины XIX в. среднее число рабочих часов начало сокращаться, в то время как шестидневная неделя еще была нормой. Но за последние 20 лет укрепились две противоположные тенденции.

Американцы работают столько же, сколько и раньше, а большинство европейцев – меньше{56}. По некоторым оценкам, американец в среднем работает на 350 часов в год больше, чем европеец на аналогичной должности{57}. В 1997 г. Соединенные Штаты превзошли даже Японию и заняли первое место по количеству рабочих часов среди развитых стран. По сравнению с США, Европа – рай для лентяев. Но даже в Европе все не так однозначно. Чтобы поспеть за торопливой круглосуточной глобальной экономикой, европейцы пытаются работать как американцы.